Потрескавшиеся от жары губы нестерпимо хотелось облизнуть, но Олли остановила себя, зная, что сделает только хуже. Покосившись на надсмотрщика — длинного, шевелящего своими многочисленными маленькими ножками, больше похожего на сухую палку, а не на живое существо, — она убедилась, что все двадцать пар его глаз сосредоточены на очередном покупателе, и только тогда позволила себе зажмуриться. Под веками вспыхнула боль, которую Олли встретила с благодарностью; лучше это жжение, чем онемение, после которого зрение уже не восстановишь. Закусив щёку, она считала — раз, два, три… — неосознанно затягивая счёт в попытке подарить себе ещё несколько секунд отдыха. Однако здесь подобные вольности не проходили незамеченными.

Послышался тихий свист — и Олли распахнула глаза, еле успев сдержать крик. Тело её изогнулось под немыслимыми углами, не в силах сопротивляться напору сведённых судорогой мышц. Как всегда, это длилось лишь десять счётов, но девушка слишком устала, чтобы успокаивать себя мыслью о скором освобождении. Она могла лишь впиться обожжёнными глазами в тело надсмотрщика, с которого на неё смотрело её изломанное, искорёженное отражение. Светлые волосы, обретшие тошнотворно-розовый оттенок из-за налёта местной пыли; полубезумные, подёрнутые дымкой карие глаза; изорванный в клочья комбинезон, обнажающий болезненно-жёлтую кожу… С некоторых пор Олли являла собой унижение во плоти. Когда-то подобный образ привёл бы её в бешенство, заставил сопротивляться и вырываться до последнего, но теперь она смирилась. Если бы ещё не слепящие солнца, усеявшие небо над Кшшнетом…

— Бесполезная дрянь, — прошипел надсмотрщик, выпуская из верхних ножек шокер. Тот тут же безвольно повис в воздухе, переливаясь всеми оттенками жёлтого, пугающе-обманчивый в своей радостной яркости. Олли предпочла бы, чтобы он был бурым, как кровь на песке; чёрным, как обвивающая её тело проволока. Но её мнение никого не интересовало.

С трудом выдохнув сквозь стиснутые зубы, она осторожно выпрямила спину. Малейшие движения отдавались болью в позвоночнике, но какой это было мелочью по сравнению с тем, что ждало её при непослушании! Поведя плечами, Олли отвела взгляд от надсмотрщика и уставилась прямо перед собой, как и было велено.

Про неё тут же забыли, и торг возобновился. Стараясь моргать как можно реже, Олли смотрела вперёд — и ничего не видела, затерявшись в безрадостных размышлениях. Свист и пощёлкивание, прерываемые механическим голосом переводчика и низким шипением продавца, уже давно не действовали на нервы, превратившись в бессмысленный гул где-то на фоне. Олли перестала обращать внимание и на косые взгляды, которыми одаривали её все, кто проходил мимо; привыкла к насмешливым комментариям в свой адрес. В ней не осталось сил на обиду. Да, она человек. Да, в галактике найдётся мало столь же бесполезных существ. Да, за неё жалко отдать даже капельку слюны, не то что какие-то деньги… Олли была близка к тому, чтобы поверить в это.

Тем временем торговый цикл Кшшнета стремительно нёсся к своему завершению. Всего одна вечность, заполненная жаром, горькой пылью и болью — и всё закончится.

Ущелье, купол над которым был виден из любой точки рынка, пугало её до холодного пота и дрожи в связанных руках; думая о том, что ждёт её на дне выгребной ямы Кшшнета, Олли едва сдерживала порыв метнуться к первому попавшемуся покупателю и умолять того о выкупе. Всё, что угодно — только бы не оказаться в гуще гниющих тел, ядовитых и колючих, давних и свежих, возможно, ещё не потерявших остатки сил, но лишившихся остатков разума. По пути к Кшшнету Олли узнала об этой планете больше, чем хотела, и описанные работорговцами образы гнездились на краю сознания, не давая забыть о себе. Девушка словно воочию видела восходящее над планетой ярко-красное солнце и толпы посетителей, располагающиеся у купола; слышала крики, шипение и стрёкот невостребованного товара; ощущала вонь разлагающихся остовов и чувствовала на лице ядовитое дыхание тех, кто пережил сменный цикл и теперь мечтал о мести — неважно, кому.

Даже из никому не нужных рабов на Кшшнете умудрялись выжимать максимум прибыли. Кто откажется посмотреть на то, как они будут перегрызать друг другу глотки, чтобы заработать — вот умора! — ещё один цикл существования в непригодном для жизни ущелье?..

Только почувствовав, как потекла по подбородку вязкая жидкость, Олли очнулась. Прикушенную губу покалывала боль, но девушка не обращала на неё внимания. Высунув сухой язык, она отчаянно пыталась слизнуть кровь, пока надсмотрщик не обернулся. Ещё нескольких ударов шокером ей было не выдержать — слишком мало осталось сил, слишком измучены были все мышцы. Даже осознавая тщетность своих стараний, Олли лизала и лизала, чувствуя вкус ржавчины на языке и с трудом сдерживая рвотные позывы.
И когда надсмотрщик всем своим сухим телом развернулся в её сторону, Олли не оставляла попыток устранить свидетельства своего промаха. Осталась всего пара капель, всего пара багровых капель, что это по сравнению с её измождённым видом и синяками, усыпавшими кожу?

— Дрянь, — яростно прошипел надсмотрщик, и надежды Олли рассыпались в прах. — Ты же знаешь, человечинка, что кровь на Кшшнете под запретом! Решила нас прибыли лишить? Я тебе покажу…

— Покажешь, но не ей, а мне, Грун. Где ты достал это милое дитя?

Раздавшийся откуда-то сверху голос показался Олли ангельским. Он был прохладен и чист, словно питьевой ручей, бежавший по металлическому руслу на борту корабля, который Олли считала домом. Хотелось распахнуть запекшиеся, потрескавшиеся губы и напиться этим журчащим тоном.

Потрясённая его звучанием, Олли не сразу вникла в суть сказанного. И только когда надсмотрщик — Грун, оказывается, его зовут Грун — отвернулся от неё и едва заметно съёжился, девушка замерла, боясь поверить. Неужели спасена?

— Г-госпожа Марва, — заикаясь, просвистел её мучитель, изображая неуклюжий поклон, — я не знал, что вы готовы покинуть свой дом. Траур…

— Траур закончился, — снова оборвал его текучий голос.

Собравшись с духом, Олли подняла голову и вздрогнула — на неё смотрели огромные голубые глаза. Пустые, равнодушные, холодные; девушка могла бы подобрать много эпитетов, чтобы описать их, но всё это было неважно, потому что, несмотря на различия, Олли казалось, она смотрит в зеркало.

Ведь глаза были человеческими.



Следующие несколько часов были похожи на сон. Оставив вместо себя голограмму, Грун отвёл необычную покупательницу в сторонку, где они бесконечно долго что-то обсуждали. Олли то и дело ловила краем глаза вспышку льдисто-голубого и вздрагивала, заставляя себя не поворачиваться к переговорщикам. Ей так хотелось надеяться, но страх обмануться был сильнее. Вдруг всё это ложь? Вдруг загадочная Марва уйдёт, оставив её гнить в ущелье? Марва… Кем она была? Лицо её, одновременно родное и безгранично чуждое, пугало Олли. В детстве мама рассказывала ей древние истории о ведьмах, что заманивали неосторожных путников в лес и съедали, не оставляя даже косточек; Марва вполне могла быть одной из этих злодеек. Внимательно разглядеть её не получилось, но Олли хватило и лица: скуластого, до синевы бледного, с россыпью веснушек на лбу, носу и щеках. Брови отсутствовали, а голубые глаза были словно специально обведены тёмными кругами; падающие на них пряди рыжих волос напоминали Олли ржавый привкус крови.

Облизав губы, девушка напрягла слух, пытаясь в гуле рынка разобрать слова, от которых зависела её жизнь. Не получилось; услышала только бормотание других рабов, которые прожигали её спину полными ненависти взглядами. Многих из них она знала с самого детства, и прежде удостаивалась лишь пинков да презрительных понуканий. Но теперь, когда она могла уйти с гуманоидной покупательницей, оставив их сидеть за решёткой, пренебрежение переросло в злость. Олли вздохнула и снова прикусила губу, прогоняя непрошенные слёзы, которые были совсем некстати в этом жарком аду. Если бы здесь был капитан… такой же огромный, каменисто-серый, внешне неотличимый от своих собратьев-горов, которые теперь готовы были смять её в своих когтистых лапах, но при этом поразительно добрый. Он был единственным, кто играл с ней, когда Олли была совсем маленькой. Защищал от нападок команды. Учил ухаживать за растениями-самками, доверял ей свою ветвистую Лу, когда та носила их малыша.

Теперь все они были мертвы. Перед глазами Олли стояла яростная морда капитана, разбитые аквариумы, иссохшие тела матерей. Её собственная мама боролась до последнего, заперев дочь в кладовке. Неужели рабство было лучше мгновенной смерти? Мама часто говорила ей, что их обязанность — продолжить род. Что Олли должна найти себе мужчину и родить от него как можно больше детей, каким бы этот мужчина ни был. В детстве она мечтала о своём принце и их маленьких ребятишках, но теперь всё было иначе. В этом мире для людей не осталось места.

Не выдержав, Олли всё-таки посмотрела на Марву краешком глаза. Вольготно расположившись на узорчатых подушках прямо рядом с загоном для рабов, та попивала что-то красное из стеклянного бокала и с явно скучающим видом смотрела вокруг, не обращая внимания на распинающегося перед ней Груна. Ошибки быть не могло, женщина была человеком, но в голове у Олли это не укладывалось. Не мог надсмотрщик Кшшнета так унижаться перед представительницей слабейшей расы галактики. Невозможно!

Словно услышав её мысли, Марва перевела равнодушный взгляд на Олли и едва заметно усмехнулась. Покрасневшие от напитка губы влажно блестели, словно бросая вызов засушливой планете. Нельзя было представить, чтобы кто-то отнёсся к этой женщине с пренебрежением, и уж тем более бросил в лицо оскорбление. Если бы мама Олли была такой… Но нет. В глазах Раданы жило тепло и мученическое всепрощение. Разве можно было променять это на уважение ничего не значащих для Олли существ?

Не отрывая взгляда от девушки, Марва взмахнула рукой, на полуслове прерывая тараторящего что-то Груна. Одним изящным движением поднявшись с подушек, она вплотную подошла к загону и, обхватив прутья длинными пальцами, осмотрела всех рабов.

— Беру всех, кроме мелких, — сказала она и, немного подумав, продолжила, не обращая внимания на жалобный писк «мелких», похожих на мохнатые шарики на ножках. Несмотря на жару, Олли поёжилась — голос Марвы источал холод. — Девочка отправится со мной, остальных как обычно. И не забудь про воду, или что ещё им там нужно, очередной мёртвый товар я тебе не прощу.

Грун, казалось, находился на грани обморока. Если такие, как он, вообще могли терять сознание. Глазки на тонких отростках метались туда-сюда, ножки безостановочно шевелились, а зеркальное тело то изгибалось в поклоне, то вытягивалось в струну. К горлу Олли подкатила тошнота, стоило ей вспомнить, как Грун вёл себя до появления Марвы. Зачем она сдалась этой величественной, пугающей женщине?

Судя по всему, не одна Олли задавалась этим вопросом.

— Позвольте спросить, госпожа… зачем вам девчонка? — просипел надсмотрщик, и половина его глаз прожгла Олли презрением.

Губы Марвы дрогнули. На мгновение показалось, что её равнодушие вот-вот развеется, но — только показалось. Она вновь усмехнулась и, отвернувшись, кинула через плечо:

— Из сентиментальных соображений.

После чего растворилась в толпе.

От жары и удивления, граничащего с шоковым состоянием, Олли не могла быстро соображать. Поэтому пару мгновений не двигалась с места и тупо смотрела на замершего перед ней Груна. Тому пришлось самостоятельно вздёрнуть её на ноги, и сухая щекотка прикосновения мельтешащих ножек была отвратительна до головокружения.

Пошатнувшись, Олли чуть не завалилась набок, но её поддержала неизвестно откуда взявшаяся металлическая рука. Уже ничего не понимая, девушка сглотнула вязкую горькую слюну, которой внезапно заполнился пересохший рот. Металл спасших от падения объятий приятно охлаждал опалённую солнцами кожу, и запах — необычный, пряный, ярко выделявшийся на фоне Кшшнетовской вони — ласкал обоняние.

Она знала, что нужно идти. Удерживающая её проволока упала на землю, свернувшись на песке мёртвой змеёй, кто-то мягко подталкивал в спину, но ноги отказывались двигаться. Солнца горели всё ярче, Кшшнет расплывался, подёргиваясь розовато-серой дымкой, и голос Груна сливался со звуками рынка, превращаясь в далёкий гул.

«Умираю», — равнодушно подумала девушка. «Как это глупо, дождаться спасения и тут же умереть».

Последним, что увидела Олли, прежде чем провалиться в забытье, были огромные голубые глаза, заполнившие собой весь мир.



Ей снился лес. Толстые стволы деревьев взмывали к небу, а густая листва не давала свету солнца добраться до земли. Душистый запах неизвестных трав был бы приятным, не будь он настолько насыщенным. Ковёр листьев, усыпавших тропинку, мягко хрустел под напором босых ног Олли.

Девушка бежала, что было сил. Воздуха не хватало, и прохлада леса обжигала лёгкие при каждом судорожном вдохе. За спиной то и дело слышался скрипучий смех.

— Не уйдёшь, — раздавался в её голове шёпот. — От нас не убежишь!

Среди стволов мелькали плотные тени. Они неслись параллельно Олли, свистя и улюлюкая.

— Не сбежишь! — стонали они. — Как ни старайся!

Но Олли видела впереди просвет. Там лес заканчивался, там у преследователей не будет ни единого шанса, ведь они боятся света солнца. Только бежать нужно быстрее, быстрее…

Её ноги заплетались. Корни деревьев норовили ухватить подол длинного чёрного платья. Ветки путались в волосах, с корнем вырывая золотистые пряди. Кожа горела, пот щипал глаза, но Олли не останавливалась. Она знала, что если остановится — умрёт.

— Оливия, — шипели преследовательницы, и их костлявые пальцы уже задевали обнажённые плечи девушки, оставляя на них сочащиеся кровью и гноем царапины. — Оливия!

Судорожно втянув носом воздух, Олли распахнула глаза. Лес исчез вместе с болью и погоней, но страх и удушающе-сладкий аромат никуда не делись. Осторожно приподнявшись на локтях, девушка осмотрелась.

Комната, в которой она оказалась, была абсолютно безликой. Кровать, небольшой столик, зеркало над ним и стул — из мебели больше ничего не было. Одна из стен была полностью прозрачной, и за ней открывался вид на подсвеченные крыши домов и звёздное небо. Оливия тихо вздохнула, всматриваясь в узоры созвездий. Среди них не было ни одного знакомого…

Раздавшийся откуда-то сбоку голос заставил вздрогнуть от неожиданности.

— Оливия. Простите, что разбудил, но хозяйки давно ждут встречи с вами.

Голос доносился из самого тёмного угла комнаты и, приглядевшись, Олли разглядела скрытую в темноте дверь и замершего перед ней робота. Она уже много раз видела металлических помощников — даже горы не гнушались пользоваться ими, — но этот был человекообразным. Олли понятия не имела, для чего кому-то понадобилось создавать такой бесполезный механизм.

— Оливия, — снова обратился к ней робот, прерывая молчание. — Я вынужден просить вас одеться и пройти в залу.

— Да, конечно, — поспешно ответила Олли, ругая себя за нерасторопность. — Только меня лучше называть Олли, так привычней. И одежда…

Робот медленно покачал головой.

— Хозяйки настаивают на том, чтобы вы звались Оливия. Полагаю, это их желание не так сложно удовлетворить. — К щекам Олли прилила кровь. Всё ещё не придя в себя после кошмара, она медленно, с усилием осознавала, где и как оказалась. Она не в гостях, она — не самая удачная покупка женщины, похожей на ведьму из страшных сказок. Вряд ли здесь уместны капризы.

— Простите, — пробормотала девушка, теребя в руках край тёплого одеяла. — Но одежда…

Если бы Олли не знала, что роботам чужды эмоции, она бы сказала, что взгляд механического человека смягчился.

— Просто пройдите в эту дверь, — сказал он спокойно. — В этом доме ткань считается дурным тоном. Здесь в ходу иллюзии.

Поклонившись, он исчез в проёме, и Олли оставалось лишь проводить его полным недоумения взглядом. Осмотревшись и убедившись, что больше в комнате никого нет, она нерешительно откинула в сторону одеяло, которое тут же растаяло, словно капля воды в лучах кшшнетовских солнц. Облизав вмиг пересохшие губы, Олли осторожно опустила ноги на тёплый и удивительно мягкий пол.

Добравшись до двери, она судорожно вздохнула. За проёмом клубилась тьма. Словно грозовое облако примостилось в коридоре и теперь ждало, когда Олли выберется из своего убежища, чтобы обрушить на девушку гром и молнии. В глубине его то и дело что-то сверкало, подтверждая абсурдные сравнения. Решительно сжав руки в кулаки, Олли зажмурилась и рванулась вперёд.

Вокруг тут же вспыхнул свет. После темноты комнаты даже закрытые веки не спасали от его яркости, и Олли решилась открыть глаза лишь почувствовав, как что-то скользит по ней.

Никогда в жизни она не видела ничего более удивительного. Словно заворожённая, девушка наблюдала, как воздух около неё уплотняется, превращаясь в шёлковое алое платье. Десяток секунд — и обнажённое тело скрылось под иллюзорной тканью, которая, впрочем, вполне реально шелестела и холодила кожу. Она ещё долго могла бы рассматривать её, поднеся руку к глазам и пытаясь найти хоть один изъян в плотно облегающем рукаве, но её вновь одёрнул всё тот же робот, вновь оставшийся незамеченным.

— Оливия, — повторил он в очередной раз, и вновь девушка покраснела. Что же с ней такое? Куда делся страх, от которого мутило на Кшшнете, который преследовал её во сне? Прислушавшись к себе, Олли с удивлением поняла, что от него не осталось и следа. Неестественное равнодушие, занявшее его место, было абсолютно ей не свойственно, казалось чужеродным в спектре эмоций девушки. Она была уверена, что это дело рук её новых хозяев, но не могла их за это винить. Насколько Олли могла судить, на рынке она представляла собой жалкое зрелище. Без страха же…

— Оливия! — В голосе робота появились нотки нетерпения. Взяв себя в руки, Олли послушно приблизилась к нему. Обдумать всё она успеет после, когда (или если?) окажется в одиночестве. Сейчас же нужно лишь слушаться приказов, пусть и поданных в такой мягкой форме.

Окинув её холодным металлическим взглядом, робот отвернулся и направился к высоким дверям в дальнем конце коридора. Олли, последовав за ним, во все глаза смотрела на стены, которые мягко колыхались в такт её шагам, словно пакет, заполненный водой. В их глубине виднелись расплывчатые, далёкие силуэты; они медленно изгибались, словно танцевали, и эти движения пошатнули равнодушие Олли. Они пугали.

— Это основной коридор, — вдруг подал голос робот, отрывая девушку от разглядывания стен. — Здесь есть двери во все помещения дома. Если заперты — значит, там тебе делать нечего.

— Разве мне можно будет ходить по дому? — недоверчиво уточнила Олли.

— А ты думала, тебя в клетку посадят? — тут же откликнулся робот, и его губы изогнулись в усмешке. — Или съедят?

Девушка невольно поморщилась.

— Зачем-то же меня купили, — пробормотала она, сверля взглядом лицо своего провожатого.

— Ты же слышала, что сказала госпожа Марва. Дело в сентиментальности хозяек. Которые, кстати, физически не способны лгать, так что делай выводы.

— А ты…

— Я — слуга, — сухо прервал её робот. — Можешь обращаться по любым вопросам. А вот если встретишь худых бледных дам с длинными шеями, лучше их не трогай. Незнакомцы их… нервируют.

На этом робот распахнул передо мной створки дверей, за которыми копошилась уже знакомое облако.

— Удачи, — улыбнулся он, и на этот раз Олли не стала испытывать его терпение, а сразу шагнула в кажущуюся пустоту.

Зажмуриваться она не стала, потакая пришедшему на смену страху любопытству. Впрочем, девушку ждало разочарование: ничего интересного в переходе не было. Тьма резко расступилась, и вот она уже оказалась в просторном помещении, ничуть не похожем на то, к чему себя подсознательно готовила. Образ «хозяек» в мыслях Олли крепко слился с ведьминским, и жилище их представлялось соответствующим — тёмным, с паутиной на стенах и стонами проклятых душ, которые заменяют им музыку. На столах должны были стоять кувшины с кровью невинно убиенных младенцев, в котлах, подвешенных над огнём, следовало бурлить зловонным зельям. Но вместо этого она увидела Марву, которая сидела в уютном даже на вид кресле и что-то читала. Учитывая, что она только что отдала немаленькую сумму за странный набор рабов, Олли была уверена, что дом этой женщины будет заполнен техническими новшествами, однако свои богатства она явно тратила на антиквариат.

— Это иллюзии, — проговорила вдруг Марва, не оборачиваясь к Олли. Та видела лишь медно-красные волосы, но и они выделялись из окружения. Эта комната Марве ничуть не подходила. — Смешная девочка, ты хочешь увидеть, как тут всё на самом деле?

Она чуть повернула голову, демонстрируя точёный профиль, и прикрыла глаза. Олли не могла оторвать взгляда от лица, которое, лишившись голубизны радужек, окончательно перестало походить на человеческое. Создание, сидевшее перед Олли, было пугающим и прекрасным, в нём хватало изящества и грации, силы и уверенности, недоставало лишь одного — жизни.

Олли так увлеклась разглядыванием своей хозяйки, что не сразу заметила, как убранство комнаты начало растворяться в воздухе. Вместе с мебелью исчезла и одежда. Охнув, девушка попыталась прикрыться, но неуклюжесть этих попыток смущала ещё сильнее, чем нагота, так что в итоге она сдалась и скрестила руки на груди, скорее приподнимая её, чем скрывая.

Марву, впрочем, нагота явно не заботила. Она спокойно наблюдала за Олли, стоя в центре пустой комнаты. Тело женщины тускло светилось в полутьме, и силуэты, заключённые в стенах — такие же, как в коридоре, — кружились около неё в своём монотонном, пугающем хороводе. Сладкий запах, сопровождавший Олли и во сне, и наяву, стал сильнее, и пришло осознание: это всего лишь духи. Или сама кожа Марвы источала этот аромат?

— Теперь мы можем поговорить? Когда тебя не отвлекают всяческие несоответствия? Не смущайся, девочка, ты тут ни при чём. Мы забрали твой страх, на время. Чтобы не мешал. — Голос Марвы всё так же журчал, омывая слух Олли. Был приятным и в то же время она не могла отделаться от тревоги, что неизменно скреблась где-то глубоко внутри.

Человек она или нет?

— Девочка-девочка, ты думаешь не о том, о чём нужно, — цокнула языком Марва.

— Она вообще слишком много думает, — раздался новый голос за спиной Олли. Новый — но похожий на текучий говор Марвы, как брат-близнец.

Обернувшись, Олли увидела ещё одну хозяйку. С Марвой их объединяла бледность кожи, болезненная худоба и равнодушие огромных глаз.

— Думает и боится, — раздался третий голос.

— Такая маленькая, пугливая и хрупкая, — четвёртый.

— Не бойся нас, дитя.

— Тебе с нами будет хорошо.

— Мы не врём. Никогда.

— Мы же спасли тебя, верно?

Олли часто моргала, лихорадочно вертя головой. Комнату заполнили обнажённые фигуры, и приторный аромат сгустился, подушкой ложась на лицо Олли. Она задыхалась.

В глазах рябило, а невозможность испугаться обернулась дрожью в ногах. Хозяйки тихо шептали, каждая своё, и этот шёпот проникал в Олли студёной водой. Ещё немного — и она снова потеряла бы сознание, но тут в гул голосов ворвалась Марва. Одно слово — «Потом», — и в зале воцарилась тишина.

Силуэты «хозяек» грациозно отплыли к стенам, где замерли, похожие на искусно слепленные статуи. Олли судорожно выдохнула; дымка перед ней медленно рассосалась.

— Полагаю, ты хочешь понять, зачем нужна нам? — проговорила Марва, глядя Олли в глаза. Девушка медленно кивнула. — Мы питаем… слабость к оставшимся людям. Ты знаешь, что по приблизительным подсчётам ты — одна из последнего десятка?

Олли покачала головой. Кончики пальцев похолодели, а сердце вдруг застучало в груди медленно и сильно, словно пытаясь пробить себе путь на свободу, заскучав в рёберной клетке. Десяток. Всего десяток.

Марва тем временем продолжала:

— Нас называют поставщицами удовольствия. Проводим ритуалы, стимулирующие нужные рецепторы, комки нервов, плазму… у кого что. Лучше любого наркотика и абсолютно безвредно. Будем рады, если ты испытаешь это на себе. — Пристально посмотрев в глаза Марвы, Олли убедилась: это было не предложение, а приказ. — А после восхода луны можешь отправляться, куда захочешь. Мы даже довезём тебя до порта.

Олли приподняла брови, переводя взгляд с Марвы на замерших у стен хозяек.

— В смысле? — наконец выдавила она.

— Ты будешь свободна. Не знаю, чем займёшься, но это не моё дело.

Девушка покачала головой, отступая к двери.

— Не верю.

Марва на мгновение сжала полные губы, изучая фигурку своей покупки.

— Твоё дело. Но мы всегда говорим правду.

— Всегда, — тихим, шелестящим шёпотом подтвердили остальные хозяйки.

— Я не…

Марва оборвала Олли, как до этого обрывала Груна; как и надсмотрщик, Олли не посмела возразить.

— Иди и отдохни. Оз, с которым ты уже знакома, принесёт еду и напитки. Можешь ходить, куда хочешь, кроме запертых помещений. Там мы проводим… эксперименты. — Глаза Олли невольно расширились, когда она вспомнила о других купленных вместе с ней существах. Эксперименты. Она поклялась себе с осторожностью входить даже в разрешённые помещения. И уже в который раз Марва, будто услышав её мысли, одобряюще кивнула. — Свою комнату, полагаю, ты способна найти?

Показывая, что разговор закончен, она медленно провела руками по телу, оставляя на нём чёрный след. Он расползался жадной кляксой, пока не сжал фигуру женщины в крепком объятии, превратившись в бархатное платье. По коже Олли растеклась шелковистая прохлада, которую она встретила с облегчением. Если для этих существ нагота явно была привычной, то насчёт Оза Олли не была уверена. Имя робота, кстати, казалось ей смутно знакомым, но вспомнить, где она его слышала, не удавалось.

— Оз — шарлатан, обещавший подарить просителям смелость, сердце и ум, — сказала Марва, окончательно развеивая сомнения Олли. — Ты слишком громко думаешь, девочка. И слишком путано. Иди и отдохни.

Подавив желание поклониться, Олли попятилась и вслепую нащупала ручку двери. Почему-то ей не хотелось поворачиваться к Марве спиной, хотя та явно потеряла к ней интерес, вновь опустившись в кресло-иллюзию и углубившись в чтение несуществующей книги-голограммы. Такая мирная картина тревожила, не давая расслабиться.

Толкнув плечами дверь, Олли ввалилась в коридор, где её уже ждал Оз. Силы резко покинули девушку, и ей пришлось снова опереться на механическую руку.

— Это становится традицией, — пробормотала она, почувствовав под собой мягкость кровати. — И ты же не шарлатан, да, Оз?

Вместо ответа он долго смотрел на неё, после чего резко развернулся и вышел из комнаты. А Олли, вымотанная так, словно тяжело работала на протяжении нескольких дней, провалилась в уже знакомый кошмар, сопровождаемая сладким ароматом ведьминских духов.



На следующий день всё было, как и обещала Марва: вкуснейшая еда и питьё, полная свобода передвижения и вернувшийся страх — правда, вернувшийся не в полной мере. Олли казалось, от неё незаметно отщипнули кусочек, заполнив его место пустотой. Кусочек был маленьким, и не то чтобы Олли сильно скучала по нему, но, сосредотачиваясь на этой пустоте, она чувствовала приступы тошноты. Та была такой же чуждой, как и Марва, сначала обманувшая Олли своим видом. Оболочка — знакомая, а что внутри — девушка боялась даже представить. Впрочем, это не мешало ей понемногу проникаться благодарностью к женщине. Страшно подумать, что ждало Олли, не окажись Марва на рынке и не потрать на неё свои деньги из «сентиментальности». Да, в доме ведьм, как их прозвала про себя Олли, было не слишком уютно, но по сравнению с ущельем это было настоящей сказкой. Лишь иногда накатывала жуткая, всепоглощающая тоска, и Олли боролась со слезами, вспоминая об ушедшей навсегда маме, но каждый раз быстро справлялась с печалью. Она надеялась, что, где бы мама теперь ни оказалась, ей там хорошо.

Чтобы отвлечься от горьких размышлений, Олли исследовала своё временное пристанище — сначала с опаской, а потом, забыв об осторожности, уже уверенно заходила в многочисленные комнаты. Она не знала, настоящая в них обстановка или настолько же иллюзорная, как её платье, но через какое-то время этот вопрос окончательно перестал её заботить. Морок или нет — какая разница, когда натыкаешься на настоящую древнюю библиотеку, забитую бумажными книгами? Олли провела в ней целый день, забыв обо всём. Языков, на которых были написаны книги, она не понимала, но с удовольствием рассматривала картинки, гладя шуршащие страницы, от которых исходил невероятный запах, перекрывающий даже удушливую сладость духов.

Несколько книг были подписаны на общем галактическом, и хотя слова эти были Олли незнакомы, звучали они волшебно. Чикаго, Осло, Лондон… Под обычными обложками скрывались восхитительные виды, и в конце концов Олли поняла, что так назывались изображённые на фотографиях города. Видеть статичные картинки было непривычно, но от этого они казались ещё привлекательнее. Олли гладила кончиками пальцев башню с огромным циферблатом, обводила шпили, вздымающиеся над крышами разноцветных домов, до боли в глазах всматривалась в отражение светящихся зданий в неподвижной воде. Ей до боли в сердце хотелось оказаться там, на кипящих жизнью улицах, ведь по ним ходили люди. Так много людей! Олли жадно всматривалась в них, стирая бегущие по щекам слёзы. Сотни, тысячи лиц: темнокожих и бледных, с рыжими, светлыми, тёмными волосами, короткими и длинными. Эти люди казались сильными и счастливыми, они улыбались и были свободны. Олли отдала бы что угодно, чтобы стать одной из них.

Но потом, в очередной раз возвращая девушку в неприглядную реальность, появился Оз, сопровождаемый подносом еды. Олли ела без аппетита, не отрывая взгляда от волшебных книг. Откуда они у ведьм, так похожих на людей? Почему они хранят их? Девушка отказывалась верить в то, что это иллюзия, слишком приятно они пахли, слишком тёплыми казались, когда она проводила по страницам дрожащей от благоговения рукой.

— Оз, — окликнула она робота, который уже собирался выходить. Он послушно остановился и всем телом повернулся к Олли.

— Да, Оливия?

— Я же могу задавать тебе вопросы, верно?

— Но не факт, что я буду на них отвечать, — откликнулся робот.

Олли теребила в руках подол платья, собираясь с духом. Оз терпеливо ждал.

— Ты можешь сказать, кто такая Марва и другие хозяйки? — наконец сбивчиво и быстро проговорила она. — И почему они так добры ко мне? И почему ты похож на человека? Зачем?..

— Стоп, хватит, — прервал её робот. — На человека я похож, потому что меня в своё время сделали люди. А у них не всегда функциональность стояла на первом месте. А Марва с сёстрами… — он замялся. — В общем-то, можешь считать их такими же роботами, но с другими опциями. Ты уже знаешь, что они могут читать мысли, работать с органами чувств, стимулировать их, вызывать галлюцинации. — Он вдруг улыбнулся. — Когда-то их считали всемогущими. И изобретатели боялись собственного творения.

— Неудивительно, — задумчиво проговорила Олли. Кусочки увиденного вставали на свои места, складываясь в общую картину. Роботы, которые пытаются казаться живыми…

Ей вдруг стало жаль Марву и её сестёр. Вспомнилось, как дрогнуло равнодушие в глазах рыжей ведьмы, когда Грун спросил про Олли. Словно внутри Марвы томилась птичка, неспособная пробиться сквозь плёнку глаз человеческого «изобретения».

— Спасибо, — прошептала она, пряча глаза от робота.

Тот, кивнув, снова повернулся к двери — и снова остановился, окликнутый Олли.

— Они не просто так назвали тебя Оз, да?

Девушке показалось, что плечи робота поникли.

— Я лишь помогал им становиться собой, — тихо сказал он и быстро вышел за дверь, исчезая в облаке тьмы и оставляя Олли в одиночестве.



Олли потеряла счёт дням. На планете ведьм царила ночь, и даже луна появлялась на небосклоне очень редко. Зная, что её лучи ознаменуют начало свободной жизни, Олли и ждала её, и боялась — она привыкла к жизни в странном доме и не могла представить, чем будет заниматься, оказавшись за его стенами. Размытые силуэты больше не пугали девушку, своих хозяек она не видела, и иногда казалось, что в доме есть только они с Озом. К роботу девушка быстро привязалась; немногословный и сдержанный, он был во сто крат человечнее всех, с кем ей приходилось когда-либо общаться. Если вдуматься, даже человечнее мамы, которая была слишком напугана и страдала под давлением ответственности за свою несмышлёную дочь. Оз же был совсем другим, и, вспоминая сказку, давшую роботу его имя, Олли иногда задумывалась, не прогадали ли они с героем. Ей казалось, под твёрдой оболочкой билось и трепыхалось пугливой пташкой горячее шёлковое сердце.

— Через один твой цикл взойдёт луна, — как-то сказал он, принеся Олли очередную порцию еды. — Марва передала, что ритуал будет накануне восхода.

— Потом я свободна? — уточнила Олли, обхватывая руками стеклянный бокал, в котором плескался кисловатый сок.

— Конечно, — ответил робот.

Он казался задумчивым. Металлический взгляд не отрывался от лица девушки, пока та маленькими глотками пила прохладную жидкость.

— Я же хотела прогуляться до порта! — вдруг воскликнула Олли, взмахнув руками и чуть не пролив остатки сока. — Совсем забыла. Время здесь летит так быстро…

— Тебя проводить? — коротко предложил Оз.

— Нет, просто покажешь, куда мне идти, хорошо? И я бы накинула что-то, чтобы закрыть лицо и руки, а то людей везде недолюбливают…

— Ты и правда считаешь, что в городе, где настоящей властью обладают Марва с сёстрами, такой, как ты, грозит опасность? — Оз покачал головой. — Все знают, что ты принадлежишь им. Верхушка власти поголовно приходит сюда за дозой удовольствия. Сёстры Неги — так называют хозяек. Ты можешь ничего не бояться, Оливия. Скорее, опасаться будут тебя, так что не рассчитывай на разговор с местными.

— Я не за этим иду. Раз меня отпустят после луны, нужно разведать дорогу, правда? Может, глянуть, какие корабли будут в порту… устроюсь к кому-нибудь на работу, если возьмут.

Олли замолчала, уткнувшись взглядом в свои руки. Кому она будет нужна, выйдя отсюда? И что ждёт её, кроме очередных презрительных взглядов и шепотков, куда бы она ни пошла?

— Если ты не будешь есть, пойдём, я покажу тебе, где порт, — проговорил Оз, легонько касаясь руки девушки. Прохлада металла дрожью отдалась в кончиках пальцев. — И провожу до выхода из дома.

Молча улыбнувшись, Олли поднялась на ноги и вслед за роботом вышла из библиотеки, оставляя за спиной книги про счастливых, полных жизни людей. Закрыла дверь и тихо вздохнула, зная, что больше туда не вернётся.



Несмотря на то, что девушка постоянно разглядывала вид, открывающийся из окон дома Сестёр, она оказалась не готова к реальному положению дел. Стоило ей выйти за дверь, как на неё обрушилась невозможная, невыносимая вонь. Глаза слезились, и даже прикрывая нос рукавом, Олли едва могла дышать. Отсутствие освещения скрывало от неё истинную картину, и только теперь, оказавшись на улице, девушка поняла, что Марва с сёстрами выбрали для проживания самый бедный район. Из-под ног девушки с шипением разбегались мелкие животные, мимо неё проскальзывали высокие и низкие, плотные и тощие фигуры, закутанные в тонкие непроницаемые плащи, и в конце концов Олли начало казаться, что город заполнен лишь тенями, и в нём нет ни одного живого жителя.

Как и предсказывал Оз, «тени» её сторонились, и в итоге Олли вовсе перестала обращать на них внимание. Она быстрым шагом пересекала улицы и площади, реки, над которыми зеленоватыми облаками парили явно ядовитые испарения, и канавы, залитые нечистотами, которые и разглядывать не хотелось. Оглянувшись, Олли тихо охнула: на фоне трущоб дом Сестёр выделялся, как свет фонаря в темноте. Высокая башня из белого металла взмывала к облакам, и вершина её терялась, расплывалась, скрытая небесным туманом. Поёжившись, девушка отвернулась от неё и быстрее зашагала в сторону порта. Ей уже хотелось вернуться.

Следуя указаниям Оза, она уверенно сворачивала с одной улицы на другую и вдруг остановилась, как вкопанная. Вроде бы ничего не изменилось, но в груди у Олли вспыхнула боль, а на глаза навернулись слёзы. Всё её существо тянуло куда-то направо, за дома, а разум бился в истерике, настаивая на том, что нужно держаться от этих домов подальше. Прижав руки к груди в попытке унять жжение, Олли сделала шаг, поддаваясь притяжению, и в её голове отчётливо прозвучало: «Тепло». Чья-то чужая, полная отчаяния мысль пробилась в водоворот её собственных размышлений, и одно это слово заставило её окончательно свернуть с дороги и зайти за угол дома. «Тепла, пожалуйста», — снова прозвучало в мыслях. И ещё раз: «Тепла!»

Сглотнув, Олли сделала последний шаг и замерла, не в силах сдвинуться с места. Ей открылся вид, омерзительнее которого она в жизни не встречала. Залитая нечистотами земля была покрыта телами жутких существ, похожих на комки желтоватого жира, неумело слепленными в подобие человеческих фигур. Ближайшее к Олли существо протянуло дрожащую руку, и в голове вновь зазвучало: «Пожалуйста, поделись! Его так много. Тепла».

Мотнув головой, Олли попыталась взять себя в руки и уйти как можно дальше от этого проклятого места, но голос в голове приковывал её к земле, столько страданий и отчаяния было в безмолвной мольбе: «Тепла!»

— Не могу, — зачем-то вслух произнесла она, еле выталкивая слова из пересохшего горла. — Простите, я не могу вам помочь!

Все фигуры, до этого лежавшие на земле, зашевелились и поползли в её сторону. Один голос превратился в полный боли хор. «Пожалуйста! Спаси! Тепло!»

— Не могу! — крикнула она, отступая на шаг и уворачиваясь от протянутой к ней жёлтой конечности. Среди комков жира виднелись сгустки багровой крови и волоски; Олли затошнило. — Отстаньте, я не могу!

«Тепло!» — слились голоса в стонущий хор, и ближайшее к Олли существо всё-таки дотронулось до девушки.

Что-то внутри неё рванулось наружу, окатив девушку паническим первобытным ужасом. Ещё сильнее прижав к груди руки, Олли пнула желтоватую массу. Та тут же развалилась на множество комков, которые до этого лишь чудом цеплялись друг за друга. На землю что-то упало и со звоном вспыхнуло, освещая закуток, но Олли этого уже не видела: она со всех ног бежала обратно к дому Сестёр, задыхаясь и плача навзрыд.



Оказавшись внутри, она закрылась в своей комнате, не отвечая на беспокойные вопросы Оза. В голове шумело, сердце тревожно колотилось в груди, все мышцы болели, словно Олли только что избили до полусмерти. Девушка мало что соображала; перед глазами стояли существа, являющие собой самую суть страданий. На подгибающихся ногах Олли вновь и вновь пересекала комнату, с остервенением скобля ногтями предплечье, пытаясь отодрать от себя запах и ощущение того проклятого закутка. Опомнилась она только почувствовав, как стекает по руке кровь, и долго с ужасом смотрела на царапины, складывавшиеся в слово «Тепло», отныне впечатанное в её кожу.

Спать она боялась. Каждая её клеточка дрожала, а нечто, что, казалось, и было её душой, словно пыталось вцепиться изнутри в кости и кожу, удержаться на месте, лишившись опоры. Наконец, не выдержав, она выскочила из комнаты и, больно стукнувшись лбом о металл, рухнула в подставленные объятия Оза.

— Когда взойдёт эта чёртова луна, Оз? — прохрипела она, пытаясь, словно безумная, ногтями вцепиться в твёрдое тело своего единственного друга. — Когда?

— Я как раз пришёл за тобой, Оливия. Сёстры зовут тебя на ритуал, — спокойно ответил Оз, без усилий ставя Олли на ноги и зажимая её запястья в своих холодных ладонях. — Он тебе понравится.

— Я… хорошо. Ритуал. Удовольствия… — лихорадочно шептала Олли. В глазах её поселился сумасшедший блеск. — Что угодно, Оз. Только бы забыть, понимаешь?

— Нет, — честно ответил он. — Но, поверь, ты не первая, кто говорит это перед визитом к Сёстрам.



Первое, что почувствовала Олли — это холод. Он туманом взбирался по её ступням, голеням, коленям, бёдрам, закутывал тело в ледяной кокон. Зубы Олли стучали так сильно, что эмаль, казалось, вот-вот треснет и крошкой посыплется на пол. Холод помогал забыть о страхе, и Олли равнодушно наблюдала за тем, как по комнате в жутком хороводе скользят Сёстры.

Почему-то в мысли пробралось воспоминание о рынке, о Груне, который теперь казался далёким и совершенно нереальным. Очередной иллюзией, созданной домом ведьм, чтобы ввести её в заблуждение.

— У вас уже закончился траур, — проговорила Олли сквозь сцепленные зубы.

Со всех сторон раздался тихий смех, и Марва, застывшая перед Олли, сопроводила его призрачным изгибом ярко-красных губ.

— Закончится сегодня, — ответила она.

— А по кому вы горевали? Вас было больше?

— Дюжина, — с кивком ответила Марва, покачиваясь на месте и гипнотизируя Олли голубым водоворотом своего взгляда.

Девушка сонно прикрыла глаза, сквозь ресницы следя за по-настоящему ведьминским танцем.

— Но вас же и сейчас двенадцать.

Марва улыбнулась и молча растворилась среди сестёр.

— Двенадцать, — пели они, омывая занемевшее тело Олли потоком своих голосов. — Дюжина, но не та.

Но думать Олли больше не могла. Мысли смешивались в бесполезную кашу, пропитанную ощущениями, что нарастали внизу живота, медленно поднимаясь всё выше и выше. Её омывало жаром и кидало в холод, и это было лучше всего на свете, лучше улыбки мамы и улиц Чикаго, лучше глотка воды после жара солнц Кшшнета, лучше заботы капитана и любви, вкус которой Олли так и не пришлось узнать. Нечто восхитительное росло у неё в груди, словно мыльный пузырь, становилось всё больше и больше, выходило за мелкие, скучные рамки её тела, уносясь ввысь, всё выше и выше, туда, где вершина белой башни упиралась в край облаков. Незнакомые созвездия принимали Олли в свои объятия, укачивали под пение двигателей кораблей и ласковый шёпот луны над планетой Сестёр, названия которой Олли так и не узнала.

Что-то взорвалось в ней, где-то глубоко внутри, и она кричала от удовольствия, кричала и кричала, не обращая внимания на панику, которая осталась далеко позади, вместе с её телом, пока сладкая пелена забвения не поглотила Олли целиком.



Очнулась она от ощущения гнетущей пустоты, вгрызающейся в тело.

Больно, больно, больно. Больно и холодно, боже, пожалуйста, кто-нибудь, дайте мне хоть чуточку тепла!

Хотела испугаться — но не смогла. Открыв глаза, равнодушно уставилась в потолок, рассечённый бледными, чуть красноватыми лучами луны.

Я не хотела, не хотела! Почему я ничего не вижу? Почему не слышу? Только боль, словно содрали кожу и облили кислотой. Мамочка, милая, что со мной?

Медленно встала и прошлась по комнате. В доме было тихо, и вроде ничего не изменилось, только внутри царил холод, словно там, в груди, распахнулось окно, впуская ледяной зимний ветер.

Кто-нибудь, дайте немного тепла! Хоть кто-то, пожалуйста, согрейте меня!

Она чувствовала себя роботом, только что выпущенным в продажу. Может двигаться, только с чувствами — беда. Подняла руку, дотронулась до ручки двери, но остановилась, впиваясь взглядом в предплечье, где тонкими, едва заметными линиями было высечено одно слово: Тепло.

Пожалуйста, спаси. Поделись. Мне так холодно, так страшно, так одиноко. Оз! Слышишь меня? Марва! Тепла, пожалуйста. Лишь немного тепла.

Рука казалась тоньше, чем раньше. В тёмной поверхности двери она видела своё отражение: бледная, будто светящаяся кожа, огромные пустые глаза, светлые волосы, волнами спадающие на плечи. Выступающие ключицы. Словно кто-то выкачал из тела весь жир вместе с душой. Она снова посмотрела на руку. Тепло?

О, спасите. Пожалуйста, как же мне больно, как больно!

В коридоре было темно. Привычный шёлк платья холодил кожу. Вслушиваясь в звук своих шагов, она повторила их с Озом путь, на миг замирая у выхода на улицу. Остановят — не остановят? Но дом был тих.

Выскользнула за дверь, осторожно прикрывая её за собой. Шла по улицам, не обращая внимания на вонь и разбегающиеся от неё фигуры. Вроде должна была торопиться, но вместо этого спокойно продвигалась вперёд. Холод в груди неприятно колол горло.

Тепло. Пожалуйста, тепла! Лишь немножко…

Замерла у знакомого закутка. Воспоминания, подёрнутые дымкой, были расплывчатыми, словно чужими. Сложно было поверить, что она совсем недавно так билась в истерике из-за каких-то странных существ. И вроде глупость, но нужно же проверить. Она ещё раз подняла руки и внимательно рассмотрела словно иссушённые, тонкие, хрупкие запястья. Сделала шаг вперёд — и в голове возник голос из прошлого, ничуть не отличающийся от её мыслей, лишь заполненный отчаянием, которого она лишилась. Голос, который прошептал: «Тепло».

Тепло. Я чувствую тебя, так близко. Тепло, пожалуйста!

«Тепло, пожалуйста». Она неуверенно сделала шаг вперёд. Внутри возникло что-то… лёгкая дрожь, которая была всё же лучше льда. Прошептала:

— Я иду.

Ты здесь. Рядом. Тепло!

— Я здесь, — проговорила, глядя на извивающиеся у её ног тела. Мысли спутались, сбились под напором цунами чужих голосов, среди которых выделялся один — ещё громкий, полный надежды, отчаянный, её, Олли, голос.

Ты здесь!

— Я — это ты, — прошептала она, протягивая руку к желтоватому, мерзко поблескивающему в свете луны телу, которое казалось ей прекраснее всего на свете. Дыру внутри окатило жаром. — Ты — это я.

Ты — это я. Я — это ты. Да! Тепло!

Они и правда отвезли её к самому порту. Олли тихо засмеялась сквозь слёзы, обнимая свою душу, погружая пальцы в липкую, вонючую массу, прятавшую самое дорогое, что у неё было — то, что было впитано с молоком матери, чтобы после расцвести, делая Олли человеком.

— Мы вместе, — шептала она, и её заполняло отчаяние, облегчение, боль, радость, тоска и тысяча эмоций, которым она не могла дать название. — Вместе, всегда вместе.

Я твоя.

— Моя, только моя!

Вдруг к спине Олли прижалось что-то тёплое. Она тихо вскрикнула, когда в неё, и без того заполненную собой до краёв, начало протискиваться что-то ещё. Чужая жажда жизни, украденной Сёстрами. Отчаянная, слепая, безумная жажда.

Тепло. Пожалуйста, тепло.

— Нет, не надо, — попыталась Олли отбиться от скользких рук, хватающих её за плечи. — Пожалуйста, вы же всё понимаете! Вы же были такими же, как я, имейте сострадание!

Тепло.

И мне! Тепло.

Больше тепла.

Больше!

Сжавшись в комок, Олли уже не пыталась бороться. Только крепко сжимала себя в объятиях, боясь упустить. Она сможет справиться. Её тепла хватит на всех.

Зажмурившись, она пыталась отвлечь себя от сводящего с ума хора, звучавшего в голове, и бури чужих эмоций, что врывались внутрь. Снова, и снова, и снова. Уже почти теряя сознание, Олли услышала голос Марвы, высокий и испуганный, полный невыносимого страдания, которое человек просто-напросто не должен быть способен выдержать.

— Мама? — стонал голосок. — Мама, ты вернулась? Ты больше не отдашь меня этим мужчинам? Они пугают меня, мама. Пожалуйста, прости меня, только забери отсюда.

— Всё в порядке, малыш, — прошептала Олли, глотая слёзы. — Всё в порядке.

И небо, покачнувшись, обрушилось на неё, ослепляя предсмертными вспышками гаснущих звёзд.



— Госпожа? — с почтением обратился к ней покрытый шерстью и чем-то похожим на смолу бортпроводник. — Готовы сделать заказ?

Женщина покачала головой и откинулась на спинку удобного кресла. Кроме неё в каюте никого не было: все знали, что Сёстры путешествуют в одиночестве.

— Если что — только позовите меня. Для Сестёр мы готовы на всё, вы же понимаете. И даже не думайте о деньгах, лишь пообещайте, что Дом будет благосклонен к киррнам и простит предыдущий промах.

С усмешкой посмотрев на умоляющую мордочку, Олли кивнула, и бортпроводник, нелепо косолапя короткими лапами, скрылся за дверью. Хор голосов внутри неё тихо смеялся, и Олли осторожно улыбнулась, не давая чужим эмоциям захватить её.

Наконец разобрав среди всё ещё подёрнутых испугом голосов свой, она прерывисто вздохнула и закрыла глаза.

Марва тут же тихо прошептала внутри неё — Мама?

— Всё будет хорошо, милая, — ответила беззвучно Оливия. — Теперь уже точно — всё будет хорошо.