На самом деле все, что я узнала из письма Дэниэла, было на поверхности уже очень давно. Не считая нескольких, согласна – немаловажных, деталей, в глобальном смысле в нем не было ничего принципиально нового для меня. Так почему же мое потрясение было столь сильным, что казалось, земля начала вращаться, ноги стали ватными, тело покрылось какой-то липкой испариной и чтобы не упасть, мне пришлось прижаться спиной к стене? И как боль, та последняя, таинственная, прятавшаяся долгое время в самых укромных уголках души боль, смогла вырваться на свободу вместе с глухим рыданием, обострив чувство утраты до нестерпимости?
Перечитав письмо дважды, я позволила себе поплакать. На какое-то время я полностью растворилась в слезах, оплакивая свою наивность, идеализм, веру во все хорошее, которые были со мной всегда, но сломались, не вынеся столкновения с реальностью, которая, как теперь оказалось, была не так уж и реальна. Но это продолжалось недолго. С мрачной решимостью я вытерла слезы, стараясь не совсем уж размазать тушь, и заставила себя бегло просмотреть второй листок. Первое и самое главное, что бросилось мне в глаза – монограмма Вашингтонской юридической конторы «Гамильтон и Берд». И, в принципе, после этого, все скупые, но предельно ясные юридические высказывания уже не имели значения.
На меня снова нахлынула слабость. Осознавала ли я в тот миг, что мне открылось? Наверное, да. Но правда казалась такой неправдоподобной и даже смешной, как сценарий какого-нибудь дешевого фильма, что какое-то время еще не укладывалась в моей голове.
Мысленно я призвала на помощь весь свой рационализм и логику, пытаясь сложить разрозненные кусочки головоломки из воспоминаний и фактов в одну цельную и ясную картину. Не вызывало сомнений, что той печальной весной Дэниэл оставил мне дом в Гштааде и все свои сбережения, а сам отправился искать смерть в Вольтерре. Он оформил все бумаги в Вашингтоне, в офисе у своего дяди всего за несколько часов до моего приезда. И тогда, задолго до моей болезни, задолго до ужасов Италии, задолго до его возвращения в Лондон, он любил меня. Он любил меня все это сложное, страшное, мучительное время. Он любил меня, когда я его любила. Любил и тогда, когда я – возненавидела.
Вы спросите меня, ставила ли я под сомнение признания Дэниэла, произнесенные им сегодня, всего лишь минуты назад? Или те другие, сказанные днями раньше? Нет. Я верила в его любовь безоговорочно, очень уж тяжело ему и мне давались признания. Тогда в чем же суть? Почему эта давняя откровенность, эти старые слова, торопливо написанные месяцы назад, вдруг стали играть для меня такую важную роль и наполнились особым смыслом? Я вам отвечу: потому что они меняли все. Они меняли мотивы всех этих долгих месяцев, их ценность, их драматизм. Они меняли суть моей ненависти. Они по-новому трактовали мой страх. Они показывали мне все события уходящего года под совершенно другим углом. И он этого было не скрыться.
И когда я поняла, что не скрыться, все вдруг стало просто и ясно. Сомнения растаяли. Вдохновение крепло. Решения уже не казались судьбоносными – они стали совершенно естественными, потому что шли из сердца, души и головы. Больше ничто не стояло между моими разумом и чувствами. Все пришло в гармонию, а я будто очнулась от долгого и мучительного сна, какими теперь казались последние месяцы в разлуке с Дэниэлом.
В эти мгновения пришло осознание, что я не могу позволить себе медлить и терять драгоценные секунды. Любовь, вера и надежда погнали меня вон из служебной комнатки, к выходу из ресторана, в темную лондонскую ночь. За время, которое я провела внутри ужиная с Натаниэлем и выясняя отношения с Дэниэлом, моросящий дождь превратился в настоящий ливень, но меня это не заботило. Швейцар на выходе удивленно посмотрел на меня, заметив, что я без верхней одежды, и предложил зонт, но я проигнорировала его. Я смело ринулась вперед, топая ботинками по лужам, чувствуя, как в одно мгновение промокает вся моя одежда.
Дождь вокруг стоял стеной. Крупные частые капли падали на мостовую, сливаясь в безудержный поток, который несся вниз по улице. Темноту ночи освещали лишь фонари, да фары проезжавших мимо автомобилей, из-за дождя окруженные мутным сияющим ореолом. Дождь хлестал мне в лицо, мокрое платье противно прилипло к телу, а волосы стали напоминать слипшиеся пакли. В такую погоду ни один здравомыслящий человек по доброй воле не выйдет на улицу, да еще в таком наряде, как я. Но я не остановилась. Просто не дала плохой погоде шанс сбить меня с курса.
Быстрым шагом миновав площадку перед рестораном, я оказалась на проезжей части. Улица была довольно узкой, всего две полосы в обе стороны и тротуар, сразу за которым гнездились старые дома и парк. Дэниэл должен был пройти по этой дороге, просто потому, что другого выхода из ресторана не существовало. Отчаянно мотая головой по сторонам, безуспешно надеясь если не увидеть, то почувствовать его, я ощущала, что меня начинает охватывать волнение.
- Дэниэл! – крикнула я в темноту, оглядываясь по сторонам, ища в потоках воды хоть какую-то зацепку.
Его нигде не было видно. Это напомнило мне ту жуткую ночь, о которой он упоминал в своем прощальном письме. Ту ночь, когда я бежала за ним сквозь темный пугающий лес, но так и не догнала. Сейчас не должно, не может быть так.
Отчаявшись увидеть что-то за стеной дождя, я решила уповать на интуицию и скорость и побежала наугад. В подсвеченную фонарями мокрую темноту, которая, казалось, нигде не начиналась и никогда не заканчивалась. Мое сердце стучало как сумасшедшее, где-то в животе возникла неприятная тяжесть, во рту стало горько. Мне не хотелось думать о плохом, но мысль, что я, как и тогда, не догоню его, стала все настойчивее вторгаться в мою голову. Конечно, теперь я знала, куда он поедет и где его искать, но… Но мне почему-то казалось, что его новый отъезд превратит наши и без того исстрадавшиеся отношения в прах. Что во всем этом я увижу какой-то злой рок, фатальность. Что догонять его снова мне просто не хватит сил. Что момент будет упущен безвозвратно…
Тем временем я пробежала, наверное, метров пятьсот до ближайшего перекрестка, но так ничего и не увидела, только проезжавшая мимо машина окатила меня водопадом брызг, да какой-то прохожий удивленно проводил взглядом. Я непроизвольно схватилась за голову, тяжело дыша, оглядываясь по сторонам, настойчиво, но уже не так вдохновлено вглядываясь в темноту и посылая беззвучные молитвы на небеса.
Ну же, Дэниэл, покажись. Дай мне шанс.
И в тот момент, когда я совсем было утратила веру, дождь вдруг словно расступился и в темноте аллеи я увидела неясные очертания высокой сгорбленной фигуры, удаляющейся в противоположном от меня направлении.
Мое сердце сжалось, а потом забилось как испуганная птичка в клетке.
- Дэниэл! - закричала я что есть мочи, чувствуя, что меня начинает бить дрожь. – Постой!
Он остановился сразу же. Но не обернулся. Казалось, какое-то время еще сомневался, что действительно сквозь шум дождя расслышал мой голос. Но когда, наконец, наши глаза встретились, будто бы тысячи слов были сказаны в одно короткое мгновение. И я, как и он, замерла в нерешительности. Правда, лишь на секунду. Ее хватило, чтобы я отбросила все свои страхи и тревоги, и побежала вперед. Навстречу своей судьбе и любви. Навстречу своему будущему. Навстречу Дэниэлу, единственному человеку на свете, которого я любила до ненависти и ненавидела до самой глубокой, трепетной, всеобъемлющей любви.
Я бежала до тех пор, пока не очутилась совсем рядом. Но не впорхнула в его объятия, как можно было бы ожидать. Да и он не распахнул их. Я остановилась на расстоянии вытянутой руки, переводя дыхание, ощущая вкус дождя на языке. И под его пристальным взглядом, чувствуя себя такой жалкой, с прилипшими к лицу волосами, с платьем, облепившим тело, с мокрыми глазами, вокруг которых, я точно знала, все-таки размазалась тушь. Но Дэниэл… Боже, под проливным дождем он будто стал еще прекраснее, и на меня нахлынула робость. Я беззащитно взглянула на него, затем опустила ресницы, удивленная мягким выражением на его лице. Теперь, когда паника от возможности не догнать его утихла, я вдруг почувствовала страшную неуверенность и совсем раскисла, будто пробежка отняла у меня все силы, и моральные, и физические. Я попыталась вздохнуть, но вместо этого всхлипнула. И это было так неожиданно, что от удивления я даже не попыталась скрыть горячие соленые слезы, которые покатились по щекам. Хотя, в этом и не было смысла. Слезы смешались с дождем, и отличить одно от другого было почти невозможно.
Почти. Потому что Дэниэл смог.
- Тише, Несс, тише, - прошептал он. И это было единственное свидетельство того, что он понял, что со мной происходит. Внезапно его рука потянулась к моему лицу и осторожно, будто он прикасался к хрупкой драгоценности, убрала одну прилипшую к щеке мокрую прядь. Движение было легким, почти незаметным. Если бы прикосновение имело звук, я бы сказала, что оно было тихим. И, наверное, немного торжественным. И почтительным. Будто бы осторожное касание подданного своей королевы.
Очарованная нежностью, я пытливо вглядывалась в любимое лицо, пытаясь отыскать в нем объяснение его поведению, но вместо этого лишь, в который раз, поражалась его красоте, которая сейчас стала какой-то совсем невероятной. Его волосы тоже намокли, но теперь еще сильнее вились, придавая ему мальчишеский вид. Отблески фонарей на мокрой коже высветили все аристократическую прелесть лица. На длинных ресницах повисли капли, придавая ему такой беззащитный вид, будто бы он тоже плакал. Но самым прекрасным были его глаза. Спокойные, уверенные, умные. В них отражалось все то, что чувствовала я. Любовь, вера, надежда. И робкая, хрупкая и какая-то смущенная радость, от которой что-то внутри меня оживало, теплело и раскрывалось, готовое вскоре опалить своим жаром все вокруг.
Какое-то время мы еще простояли молча, не обращая внимания на то, что ливень только усиливается, что мы оба промокли до нитки, что вода стекает по нашим лицам, носам, подбородкам. Тишину нарушало только безумное биение моего сердца, стук крови в ушах и прерывистое дыхание. И шум дождя. И отдаленное шуршание колес автомобилей по дороге. Не знаю, сколько бы еще это продолжалось, если бы внезапно, тишина не стала давить на меня.
- Я не могла позволить тебе уехать, - произнесла я, сама удивляясь тому, сколь ровно и спокойно прозвучал мой голос. – Не могла допустить, чтобы все так закончилось.
Взволнованный моим признанием, Дэниэл чуть улыбнулся, придвинулся ближе, взял мое лицо в свои ладони, поглаживая влажную кожу большими пальцами, и пристально вгляделся в мои глаза, будто надеялся найти там подтверждение тому, что он только что услышал. А потом вдруг длинные ресницы дрогнули и опустились, скрыв от меня его глаза. Этот ранимый поступок окончательно добил меня. Почувствовав прилив храбрости, я подняла голову, подалась ему навстречу, а потом порывисто прикоснулась губами к его рту. Это длилось всего мгновение, но и его было достаточно, чтобы моя инициатива, как полное признание и капитуляция перед ним и нашей любовью, сломала тонкий лед сомнения, который еще беспокоил Дэниэла.
- Боже, Несс, - выдохнул он, буквально сгребая меня в свои объятия и прижимая ближе к себе, так что я уткнулась лбом в его мокрое пальто, его подбородок устроился на моей макушке, тогда как руки стали гладить меня по голове и спине. – Ты даже не представляешь, как нужна мне.
Я счастливо улыбнулась и удовлетворенно вздохнула, чувствуя непривычное спокойствие. Мои руки еще теснее обхватили Дэниэла за талию. Объятия принесли с собой ощущение не только физической близости, но и защиты, заботы, гармонии. Они дарили спокойствие и уверенность. Они обещали любовь… В эти минуты слова были лишними. Мы оба понимали, что сейчас случилось нечто очень важное. И это было прекрасно. Поэтому можно было просто молчать. Стоять. Обниматься. Дышать друг другом. И не разлучаться, чтобы ни принесло нам будущее.
- Что мы будем делать дальше? – все же тихо спросила я спустя минуту, потому что я – это была я. Девушка, которая всегда мыслила категориями будущего.
Он тихо засмеялся. И это был действительно счастливый, свободный смех, который я так давно не слышала у Дэниэла.
- Я не знаю. Все, что угодно.
- Думаешь, у нас получится?
Он медленно, будто с неохотой отстранился от меня, прикоснулся рукой к моему подбородку, вынуждая посмотреть на него.
- Я люблю тебя, - твердо сказал он, глядя на меня сияющими глазами. – У нас получится все.
Я слабо улыбнулась, покоренная его откровенностью. Его способностью открыто говорить о своих чувствах, тогда как я знала, насколько непросто ему было признаваться хоть в чем-то всего два года назад, когда мы познакомились. Видя, что я не спешу отвечать, Дэниэл с нажимом спросил:
- И ты любишь меня, ведь правда?
- Иногда я ненавижу тебя, - воспользовавшись этой редкой возможностью немного подразнить его, совершенно честно ответила я, вновь обнимая его, устраивая свою голову у него на груди.
- Тогда я буду любить за нас обоих, - прошептал он, ничуть не обидевшись, глубоко вздохнул и зарылся носом в мои мокрые волосы. – И, между прочим, - он выдержал паузу и усмехнулся, - Ты заставила меня бродить под дождем чересчур долго.
В первое мгновение я даже не поняла о чем он, но потом его слова вызвали во мне подозрение, на смену которому пришло удивление, а вслед за ним и любопытство.
- Ты знал! - возмущенно выдохнула я, поднимая голову и заглядывая ему в глаза. – Знал, что я догоню тебя.
- Я надеялся на это, - многозначительно сказал он и хитро улыбнулся. И от этой улыбки внутри у меня все затрепетало, и я ощутила новый мощный прилив любви и нежности к нему.
- Иногда, Дэвис, ты невыносим.
- И тебе, Каллен, от этого никуда не деться, - в тон парировал он.
С этими словами он снова поцеловал меня. И этот поцелуй даже отдаленно не напоминал скромный предыдущий. На этот раз Дэниэл с почти ленивой чувственностью и тщательностью исследовал каждый уголок моего рта, нежно проводил языком по губам, проскальзывал внутрь и легонько касался неба. Но несмотря на откровенность прикосновений и разгорающуюся страсть, которую чувствовали мы оба, Дэниэл оставался невероятно нежен. Так подкупающе нежен, что от избытка чувств я застонала и почти повисла на нем, полностью растворившись в чувственном наслаждении.
- Я люблю тебя, - шепотом произнесла я, оторвавшись от него, чтобы втянуть в легкие немного воздуха.
Он улыбнулся. Его улыбка была быстрой, почти мимолетной, но очень ласковой. Ни намека на триумф, ни следа былой гордости, ни малейшего признака мужского самолюбия. Только нежность, ласка и любовь. Боже, это была такая любовь…
Волшебная. Страстная. Глубокая. Чистая. Искренняя. Ранимая. Вдохновенная. Заставляющая забыть обо всем на свете. Такая, какой я впервые почувствовала ее два года назад в заснеженном Гштааде, только, наверное, более взрослая.
Чувствуя, что готова буквально взорваться от наполняющих меня эмоций, я вновь ринулась к Дэниэлу, и на этот раз сама инициируя прикосновение. Мои руки скользнули вокруг его шеи, запутались в мокрых волосах, я прижалась к нему всем телом, стараясь быть еще ближе, привязать его к себе, слиться с ним.
- Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
Тихий шепот окружал нас. Он прерывался вздохами. Стонами. Дыханием. На наших губах он смешивался со вкусом дождя и звуком поцелуев. Он проникал внутрь, затрагивал душу, воцарялся в сердце. Он звучал мантрой. И был обещанием. Он стал воздухом. И он окружал нас, пеленал в свои объятия, затягивал в свой сладостный водоворот.
Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
Дождь стал не таким неистовым, но все еще тонкими струйками стекал по нашим лицам, заползал под воротники, скользил по рукам. Вместе с моими пальцами он путался в волосах Дэниэла. И вместе с его ладонями гладил меня по спине. Я должна была бы чувствовать холод, но внутри меня плескался жар. Огонь среди холода. Любовь на пороге ночи. Поцелуй стал еще глубже, шепот – более бессвязным, руки – жадными. Мы как голодные дикари набрасывались друг на друга, совершенно забыв про дождь, улицу, случайных прохожих… Нас забрала в свой плен страсть. И я полностью растворилась в своих ощущениях…
- Кажется, мы не одни, - хриплый голос Дэниэла донесся до меня как будто из тумана.
В первое мгновение я даже не поняла, что произошло. Я непонимающе уставилась на него затуманенными страстью глазами, тяжело дыша и прижимая дрожащие пальцы к опухшим губам. Желание все еще пульсировало внутри меня, а в голове было пусто. Мне пришлось даже несколько раз моргнуть, чтобы ускорить возвращение к реальности. И когда силуэт Дэниэла, наконец, выплыл для меня из тумана страсти, я увидела его смущенное лицо и взгляд, направленный куда-то за мою спину.
Я обернулась.
Ох, черт.
Смущение Дэниэла перекинулось и на меня, усилившись стократно.
На почтительном удалении, но, все же, достаточно близко, чтобы и разглядеть все в подробностях и расслышать в нюансах, стояли мама и папа. Укрытые от непогоды зонтом, такие близкие и трогательные. Видимо они приехали за мной, чтобы провести вечер вместе, как мы и договаривались, только я вновь спутала все их планы. Да еще как…
Горячая волна стыда за публичные страсти обожгла мои щеки. Я не то вздохнула, не то простонала, и тут же почувствовала ободряющее пожатие пальцев Дэниэла.
- Не волнуйся. Я здесь, рядом.
Подтверждая, что слышу и принимаю его поддержку, я кивнула и вложила в его ладонь свои пальцы. Потом посмотрела на его лицо, убедившись, что оно излучает любовь и готовность прийти на помощь, а потом перевела взгляд на родителей, готовая сражаться за нас с Дэниэлом, готовая всеми доступными мне способами отстаивать свою любовь.
Я вздернула подбородок и осторожно окинула взглядом маму и папу. Эдвард был похож на каменное изваяние, но Белла… Я могла поклясться, что она болеет за нас.
Улыбаясь, она повернулась к Эдварду и стала что-то нашептывать ему на ухо. Но папа, хоть и внимательно слушал ее, все же не отрывал взгляда от моего лица, отчего я чувствовала себя провинившимся ребенком. Потом он слегка наклонил голову, как обычно делал, когда собирался наставить меня на путь истинный, и я уже мысленно приготовилась к выволочке, как вдруг его губы растянулись в едва заметной кривоватой улыбке…
…И я почувствовала облегчение, сродни которому не испытывала еще никогда в жизни.
- Я что-то не понял, или твой отец только что улыбнулся? – в замешательстве пробормотал Дэниэл.
Я счастливо засмеялась, схватила Дэниэла за воротник пальто и притянула к себе, уткнувшись лбом в его грудь.
- Билет в Гштаад тебе все-таки придется поменять, - звонко сказала я. – Родные не простят, если мы уедем от них, не встретив Новый год.
- Мы? – переспросил он.
Я подняла на него свои глаза. Ласково улыбнулась. Переплела пальцы с его пальцами и легонько их сжала.
- Конечно, мы. Неужели ты думаешь, что я еще когда-нибудь отпущу тебя?