Глава 31. Простые радости
Новое утро я встретила с почти забытой радостью и энтузиазмом. Проснувшись почти в полдень, я минут двадцать лежала, глядя в потолок, наслаждаясь легкостью в душе и ласковой игрой солнечных бликов у меня на лице. С облегчением я поняла, что впервые за долгое время утро не означает для меня продолжение терзаний и мрачных мыслей, а предлагает столько приятных дел и забот…
Дождь закончился еще ночью, и теперь природа вновь наполнялась тропической радостью и светом. За окном пели птички, шурша листиками перешептывались деревья, занавески изгибались в такт дуновению легкого бриза, залетавшего в комнату сквозь распахнутый настежь балкон.
Я зевнула и потянулась. Каждая мышца тела радостно отозвалась на эту легкую физическую активность. Я чувствовала себя удивительно бодрой. Казалось, длительный сон после урагана выплеснувшихся, наконец, эмоций вернул моему телу крепость и желание физической активности. Я спрыгнула с кровати и быстро сменила ночную рубашку на купальник. Я не стала умываться и чистить зубы, и даже не захватила полотенце, просто бросилась вон из спальни на улицу.
Песок приятно щекотал пятки, свежий воздух проникал в легкие, солнце неторопливо ласкало кожу. Океан шумел и пел, игриво накатывая на берег волны и отступая. Небо очистилось, как я и предполагала. Только далеко вверху ребристые перистые облака оттеняли его идеальную голубизну. Я поглядела на горизонт. Туда, где бирюзовая вода сливалась с лазурью неба. На моем лице заиграла улыбка. Не раздумывая больше ни секунды, я побежала навстречу океану.
Я вошла в него с брызгами и улыбкой на лице, на мгновение задохнувшись от неожиданности, когда прохладная вода полностью поглотила мое тело. Чтобы быстрее согреться, я поплыла вперед с такой скоростью, будто участвовала в соревнованиях. Ощущения были непередаваемые…
Свобода? Боже, это было больше, чем свобода. Больше, чем что-то, что можно описать одним словом. Это было нечто бездонное, бесстенное, бесконечное. Будто океан размером во вселенную, который каким-то чудом уместился внутри меня. И это словно позволило мне понять действительную ничтожность жизни, которую я вела, вернувшись из Вольтерры. Столько возможностей, столько путей, а я лишь бесцельно проживала день за днем, утопая в своем никому не нужном горе…
Я плавала очень долго, пока у меня не заболели руки и не стало тяжело дышать. Тогда я вернулась на берег и буквально упала на песок. Я лежала, раскинув руки и ноги, как звездочка, и улыбалась. Я не могла перестать улыбаться. Просто не могла. Казалось, что я так давно не делала этого, что теперь мой организм восполняет запас неиспользованных улыбок. И еще, восполняя такой же запас неиспользованной активности, мое тело даже сейчас после получасового плавания жаждало движения.
Восстановив дыхание, я поднялась на ноги, чувствуя, что все тело облепил песок. Я отряхнулась, как смогла и пошла к дому. На террасе как обычно сидели Эдвард и Белла. Я поднялась по ступенькам и облокотилась о перила, ограждающие террасу, улыбнулась им. Они улыбнулись мне в ответ. А я подумала, как давно я не видела своих родителей такими – безмятежными и довольными.
- Привет, - сказала я.
- Привет, - хором ответили мне Эдвард и Белла.
Я снова улыбнулась. Хотелось что-то сказать, но я не знала что, потому что в данном случае значение слов было чересчур плоско и сухо. Я закусила губу, а потом, повинуясь внезапному порыву, подбежала к Белле и обняла ее.
- Я люблю тебя, мам. Так сильно, - пробормотала я. – Спасибо. За все.
- Ох, малышка…
- И тебя пап я тоже люблю, - пробормотала я, бросаясь теперь на Эдварда. – Вы удивительные… Такие удивительные.
Неожиданно для самой себя я всхлипнула.
- Эй, ну что ты, - Эдвард ласково потрепал меня по щеке. – Не плачь. Все в порядке.
Я снова всхлипнула, но улыбнулась, стирая ладошкой слезы с глаз.
- Как ты смотришь на то, чтобы сегодня съездить в Рио? – спросил папа. – Я подумал, что будет неплохо нам всем развеяться.
- Здорово! – воскликнула я. – Я хочу! Очень-очень хочу! Когда?
- После обеда опять обещают облачную погоду. В полвторого за нами приедет катер.
- Прекрасно, - от радости я даже хлопнула в ладоши. Предстоящая поездка в город наполнила меня волнительным предвкушением, напомнив, как я всегда любила открывать для себя новые места.
Я снова улыбнулась, уселась на свое плетеное кресло и, когда мама поставила передо мной тарелки с завтраком, поняла, что жутко проголодалась.

Едва наш катер пришвартовался в порту Рио (хотя, наверное, еще раньше, - когда очертания города показались с океана), я поняла, насколько он чудесен. Роскошные пляжи с мягким, как пудра, сыпучим песком от современных городских кварталов с небоскребами отделяла лишь полоса магистрали, змейкой бегущей вдоль берега. А тропический лес и вовсе был всего лишь в паре минут езды от центра, наполняя воздух свежестью и тем самым запахом меда, который я впервые почувствовала, выйдя из самолета.
Сначала Эдвард предложил подняться на Сахарную голову – одну из главных достопримечательностей Рио. Судя по описанию горы в путеводителе, который купил для меня папа, пока мы стояли в очереди за билетами, с высшей точки открывался потрясающий вид на весь город и близлежащие острова в океане. Возможно, оттуда можно будет увидеть даже остров Эсми. На вершину мы поднимались по канатной дороге. Я с любопытством осматривала все вокруг, чувствуя, как неистовый интерес к лежащей подо мной стране наполняет все мое существо, а так, как я знала, что Эдвард обладает поистине энциклопедическими знаниями обо всем на свете, я засыпала его вопросами о Бразилии.
На вершине горы нас ждали открытые галереи и террасы с смотровыми площадками, откуда можно было насладиться прекрасным видом на залив Гуанабара и Рио. Когда мы прогуливались вдоль сувенирных лавочек, я, поддавшись внезапному порыву, зашла внутрь одной из них и выбрала несколько открыток с городскими пейзажами. Одну я подписала для Джейка. Простое «Прости. Мне тебя не хватает» отправилось в Форкс. Еще две открытки поспешили в Англию для Джеммы и Суви. Там тоже было «прости». И еще слова о том, как мне стыдно, что я пропала так надолго. Так же я отправила одну открытку для Карлайла и Эсми.
Когда мы спустились с Сахарной головы, Эдвард предложил зайти в кафе и перекусить. Когда я подкрепилась салатом с морепродуктами и тортом с кофе, мама и папа спросили меня, не хочу ли я посетить Музей современного искусства. Я думала, что любое напоминание о рисовании вызовет привычную тоску и отзвук боли в сердце, но ничего подобного не случилось, и я с удивлением поняла, хочу в музей не меньше, чем родители. То, что я перестала рисовать, не означало, что я вдруг стала равнодушна к искусству. Я провела незабываемое время, прогуливаясь по просторным прохладным залам и рассматривая произведения, иллюстрирующие основные направления бразильского изобразительности искусства начиная с 50-ых годов прошлого века. Полностью погрузившись в атмосферу музея, я совершенно забыла о времени, поэтому, когда смотритель музея объявил, что через пятнадцать минут залы закрываются, я с нескрываемым изумлением поняла, что уже девять часов, и мы провели здесь ни много, ни мало, почти четыре часа.
Господи, как же быстро прошел день! Последний раз оглянувшись вокруг, я подошла к ждавшим меня у выхода родителям, и мы вместе покинули музей.
На город уже опустилась темнота. Пора возвращаться.
Я вздохнула. А я ведь хотела еще попасть в Национальный музей изящных искусств…
- Мы можем остаться в Рио, - сразу сказал Эдвард, обнимая меня за плечи. – Переночуем в отеле, а завтра с утра пойдем в музей, если хочешь.
Я улыбнулась, чувствуя, как чаще забилось сердце. Мне понравилась эта идея, хотя, очередное вторжение папы в мою голову задело меня. Не то, чтобы мне было что скрывать, скорее, как прежде, хотелось иметь какую-то «свою» часть в голове.
Выбрав подходящий отель поближе к берегу, мы зашли внутрь. Пока Эдвард оформлял для нас номер с двумя спальнями, мы с Беллой прошлись по небольшому торговому залу в цокольном этаже отеля. Нам обеим необходимо было сменить одежду для вечера. Мама также купила новую рубашку для Эдварда.
Сначала мы планировали поужинать в отеле, но мама предложила сходить в одно из прибрежных кафе. Мы так и сделали. В ночное время красота Рио – города, который как и другие мегаполисы, никогда не спит была особенно яркой и исключительной. Огни, море, горы и возвышающаяся над городом гигантская статуя Христа Спасителя, сияющая в короне голубых лучей на фоне темного южного неба, – это было поистине завораживающее зрелище.
Берег ярко светился огнями. Танцевали повсюду: и в кафе, и на специальных танцплощадках и даже просто на берегу. Мы выбрали одно из кафе, и я заказала для себя ужин. Пока готовился мой заказ, я зачарованно наблюдала за кружившимися в танце парами. Музыка, казалось, не заканчивалась. Одна композиция плавно перетекала в другую, и лишь редкие пары покидали площадки, вместе со сменой мелодии, остальные же продолжали неспешное движение уже в новой музыке.
Ужин протекал за плавной беседой. Эдвард и Белла развлекали меня историями о своем медовом месяце, я с интересом слушала их, не переставая смотреть на танцплощадку. Когда я закончила трапезу, папа с улыбкой подал мне руку и предложил пойти танцевать. Я слегка смутилась, но потом последовала за ним в гущу танцующих. Ритмы босановы были просты и понятны, но кажется, в первую минуту мне никак не удавалось попадать в ритм, о чем я и сообщила Эдварду. Он лишь усмехнулся, и сказал, что научится совсем несложно, и с присущей ему грациозностью продолжил свои движения, увлекая за собой и меня.
Вскоре с нами поравнялся симпатичный молодой человек и вежливо на португальском спросил у папы, может ли он потанцевать со мной. Эдвард вопросительно поднял брови, спрашивая моего мнения. Я посмотрела на парня. Он был едва ли старше меня, белокурые слегка удлиненные волосы достигали плеч. Он был в белом – и выглядел безобидно и добродушно одновременно. Да и мне не имело значения, с кем танцевать, главное – делать это, потому что это так весело и волнующе. К тому же, мне хотелось, чтобы папа потанцевал с Беллой, поэтому я кивнула.
Парень танцевал хорошо. Конечно, для Эдварда ему было как до луны, но он весьма уверено вел меня в танце, и я расслабилась.
- Как тебя зовут? – спросил он меня на португальском
- Несси, - ответила я, сознательно избегая «Ренесми» - так меня всегда называл Дэниэл.
- Я Эдуардо, - ответил он, теперь уже на ломаном английском, видимо поняв, что я не местная. – Откуда ты, Несси?
- Из Америки, но сейчас мы с семьей живем в Англии, - ответила я.
- О! Я был в Англии. Учился там полгода по обмену.
Я ничего не ответила.
- Это твой парень, - спросил между тем Эдуардо, указывая на Эдварда, который вытянул на танцпол Беллу.
Я едва не задохнулась от смеха, но смогла произнести:
- Боже, нет. Он… Он мой родственник.
Парень улыбнулся, видимо почувствовав свободу.
- Где ты остановилась?
- В отеле здесь недалеко.
- А долго еще пробудешь здесь? – кажется, его не смутили мои односложные ответы. Напротив, в голубых глазах, обращенных ко мне, светился интерес.
Я пожала плечами. Я на самом деле не знала, как долго мы еще пробудем здесь…
- Ты любишь футбол? – снова спросил меня Эдуардо.
- Ммм… В Англии все любят футбол, - уклончиво ответила я.
- В Бразилии тоже все любят футбол. А я играю в команде. Завтра у нас игра. Хочешь прийти? Я могу устроить билет для тебя…, - он посмотрела на меня, улыбнувшись, а потом, словно вспомнив что-то, быстро добавил: - Ну и для твоих родственников, если они захотят.
- Я не думаю, что у нас получится, - честно ответила я. - На завтра уже другие планы.
- Жаль…
В этот момент мелодия как раз закончилась, и я увидела, как Эдвард и Белла направляются к столику.
- Мне пора идти, - сказала я Эдуардо.
- Уже? – спросил он с легкой грустью в голосе. - Ты будешь здесь завтра?
- Я не знаю.
- А где ты будешь?
- Ты хочешь получить ответ в письменном виде? – спросила я, приподняв брови, и когда он заразительно засмеялся, ощутила особое расположение к этому парню.
Пока он провожал меня к столику, он умудрился достать где-то салфетку и теперь написал на ней свой телефон.
- Позвони мне, - сказал он, подавая мне салфетку. - Если захочешь прийти на футбол. И вообще. Позвони мне.
Я улыбнулась.
- Пока.
Мы не сразу вернулись в отель. Еще с пол часа мы прогуливались по пляжу, ступая по самой кромке берега. Волны ласково омывали наши ноги, а луна, выплывая из-за туч, освещала наш путь…

Мы остались в Рио еще на пять дней. Я посетила Национальный музей изящных искусств и оперу, сходила матч Эдуардо и в Ботанический сад. Все дни здесь были заполнены приятными экскурсиями и поездками, вылазками на рынки за сувенирами и покупками, а каждый вечер мы с родителями проводили в одном из кафе, где папа учил меня танцевать. Эдуардо очень скоро понял, что никаких романтических отношений между нами быть не может, и, к моей несказанной радости, не стал настаивать, согласившись на роль моего друга. Мы встречались с ним за обедом и иногда по вечерам – тогда он танцевал со мной, вместо папы, а один раз позвал в кино.
Кажется, я никогда не была более счастлива в спокойном и домашнем смысле этого слова. Я много спала, много ела, много видела и много улыбалась. И я словно заново открывала для себя простые радости жизни, такие как милая болтовня с Беллой, поход в кино или танцы под открытым небом.
В последний день нашего пребывания в Рио, папа и мама презентовали мне большую коробку. Распаковывая ее, я ожидала увидеть что угодно, но только не то, что там оказалось…
Я сглотнула, и, кажется, даже затаила дыхание, а потом осторожно прикоснулась к набору кисточек и красок, лежащих поверх листов бумаги.
- Мы подумали, что время уже пришло, - тихо сказал Эдвард.
Я подняла на него глаза, в которых, я знала, он увидел слезы.
- Я думаю, я не смогу.
- Ты можешь не торопиться. У тебя уйма времени впереди. Мы просто хотели, чтобы когда у тебя возникло желание рисовать, было чем и на чем это делать.
Я не сказал «спасибо», только кивнула, и сразу закрыла коробку.

Потом мы вернулись на остров Эсми. Здесь я тоже много спала, много ела и много плавала. Дни были похожи один на другой, но скучно не было. Может быть потому, что за то время моей погони за Дэниэлом, я слишком устала от сменяющих друг друга с калейдоскопической скоростью пейзажей и эмоций, и благоговейное спокойствие уединенного острова было как раз то, что нужно в моем случае.
Коробка с принадлежностями для рисования немым укором смотрела на меня всякий раз, когда я входила и выходила из комнаты. Я порывалась пару раз запрятать ее в шкаф или под кровать, но какая-то внутренняя упрямость не позволила мне этого сделать, потому что это было бы признаком ее власти надо мной. Между тем, между мной и коробкой словно завелась игра в «гляделки» - кто кого переборет, но пока я держалась, хотя, несколько раз была готова уступить.
Я много думала… О родных, о друзьях, о колледже. Я почти не вспоминала Дэниэла, но зато много думала о Джейке и том времени, когда мы были вместе. Не то, чтобы я хотела все вернуть обратно, скорее всего нет – Джейк-возлюбленный был навсегда оставлен в моем прошлом, - просто я часто вопрошала, как бы все сложилось между нами, не случись той поездки в Швейцарию. Я предпочитала не думать о будущем. Особенно, о возвращении в Лондон. С ним у меня были связаны только болезненные воспоминания, И я никак не могла отделаться от мыслей, что я бы хотела, чтобы мы вновь переехали. Но просить об этом было бы чересчур эгоистично – у всех в Лондоне была уже устоявшаяся жизнь, особенно у Карлайла с его работой и у мамы с ее успешной учебой в Кембридже.
Мой мобильный молчал. За исключением звонков от Розали и Элис и одного от Эдуардо, он не принял ничего, и я почти уверилась, что ТО САМОЕ смс мне лишь привиделось. Как бы то ни было, я была рада, что больше ничего подобного не повторяется. Вместе с видениями и печальными размышлениями исчезли и тревожные сны. Я больше не просыпалась в холодном поту, увидев красные глаза, жадно оглядывающие свою добычу, и не вздрагивала, став свидетелем сонных чужих поцелуев. Я спала крепко и спокойно, и сны мне почти не снились, но когда они все же приходили – это были ничего незначащие наборы картинок, которые ни в коей мере не задевали меня настолько, чтобы я могла вспомнить о них утром.
Остров Эсми стал чем-то вроде убежища. Именно убежища, а не тюрьмы. Убежища, где я снова приспосабливалась к жизни, потому что знала – возвращение в Лондон потребует от меня концентрации всех моих сил. И это будет совсем другая «жизнь»…
С тех пор, как мы уехали из Лондона, прошло чуть меньше месяца. Стояла середина июля. Белла и Эдвард, впервые после того случая с смс, поддавшись моим уговорам, вместе ушли на охоту. Я же лежала в шезлонге с книгой. Только оставшись одна, я поняла, что отправить обоих родителей на охоту было не самым хорошим решением – меня не покидала нервозность, и я не знала, чем она вызвана: боязнью что, что-то снова может случится, или… Или чем-то другим.
С вздохом, я отложила книгу и уставилась на горизонт. Небо было чистым. Бриз с океана нес свежесть. Я сделала глоток с стоявшего на столике стакана с соком. Подумала, что могла бы покупаться, но так и не решилась. Я вернулась в дом и включила музыку. Потоптавшись в ритме танца, я поняла, что это безнадежное дело с моим сегодняшним настроем. Отчаянно стукнув по панели проигрывателя, я заставила колонки умолкнуть.
Если быть честной, я, конечно, знала, чем вызвана моя нервозность. Но я почему-то никак не могла решиться на то, что могло бы прекратить ее. Я еще раз прошлась по дому. Потом заглянула на кухню, в надежде, что во мне проснется аппетит или желание что-нибудь приготовить. Обреченно вздохнув, когда никаких подобных желаний не возникло, я сдалась, направившись в свою комнату.
Там было светло и хорошо и совсем нестрашно, но я все же замерла на пороге. Потом, безжалостно ругая себя за нерешительность, я прошла внутрь, к столу, на котором стояла та самая коробка. С минуту я пристально смотрела на нее, будто ожидая, что она завизжит, чтобы я не прикасалась к ней, или выкинет еще что-то подобное, но все было тихо. И я заставила себя поднять крышку. Краски, кисти и ватманы… Пустой мольберт, я знала, стоит в шкафу, будто ждет, когда его вновь начнут использовать по назначению.
Я снова почувствовала нерешительность. Я не могла… Просто не могла снова рисовать. В моем мире это было то же самое, что признать, что я уже полностью восстановилась и готова… К жизни? К старым друзьям? К колледжу?
Но я не была готова ни к чему. Не была. Или все же была?
С внезапной решимостью я вытянула из шкафа мольберт и установила его у стены. Потом села перед ним на табурет, взяла в руки кисть, обмакнула ее в краску и провела первую несмелую линию. Она вышла слегка дрожащей, но это не отпугнуло меня. Я сделала еще несколько штрихов, смешала краски, наложила пару слоев…
Из глаз потекли слезы, но я их просто не заметила. Краски, кисть и ватман – это все, что имело значение в этот миг.
Я не заметила, когда вернулись родители, но то, что заметили они, было очевидно и так – я вернулась. К себе и делу своей жизни. Чтобы не мешать мне, Эдвард и Белла вышли, но им вдогонку я крикнула:
- Я хочу в Лондон. Мне нужно успеть подготовиться к пересдаче экзаменов.