Глава 1

Небо скрывалось за тучами, но гроза еще не разразилась. Высокие трибуны, окружавшие арену, были полны зрителей всех возрастов, которые возбужденно комментировали зрелище. Сегодня в программе значился бой двое на трое. Две девушки в цветах графа Монта, несмотря на численное превосходство противника, держались уверенно и были явными фаворитками. Пари, ставки… Трибуны гудели от азарта и накала страстей, а бойцы ступали по песку арены почти бесшумно. Пять клинков, пять пар глаз… Пять нитей жизни, сплетающихся в неразрешимый узел. Девушки застыли спина к спине, выжидая. Мечи в обманчиво расслабленных руках почти касаются песка. Слабый ветер шевелит их заплетенные с изящной небрежностью волосы. Черные у одной, золотисто-русые у другой. На арене должно быть место красоте, так же, как и крови. И смерти. Таких женщин-бойцов называли амазонками, в память о древнегреческих мифических воительницах, таких же ловких и отважных, прекрасно владеющих оружием. И если многие древние сказания искажались и забывались, постепенно исчезая под ворохом новых, христианских образов, то амазонки продолжали жить на аренах перед глазами жадной до развлечений знати.
Один из противников носком сапога взметнул облачко пыли. Светловолосая чуть шевельнулась, и это словно послужило сигналом к началу боя. На нее напали двое, третий атаковал ее соратницу. Ни щитов, ни кинжалов — только длинные обоюдоострые мечи. И гибкие, сильные, тренированные тела.
Движения бойцов сплетались в узор, постепенно опутывавший арену. Расчет тройки не оправдался — им не удалось быстро покончить с одной из противниц. Светловолосая всё время выскальзывала из-под ударов, по своему усмотрению меняя дистанцию и ритм боя, вынуждая подстраиваться и гоняться за ней. В какой-то момент один из ее противников резко переключил внимание на вторую амазонку, которая в этот момент стояла к нему спиной.
— Нейда, сзади! — в этом оклике не звучало ни паники, ни страха. Так обращают внимание на опущенную из виду досадную мелочь: «Прихвати плащ, холодно».
Нейда ничем не показала, что услышала предупреждение, но когда враг замахнулся, его меч лязгнул о ее, с немыслимой быстротой взметнувшийся за спину. А в следующий миг девушка, не разрывая контакт, резко развернулась к противнику лицом, одновременно отшагнув назад, и обратным движением высвобождая клинок, коротко резанула самым острием по горлу. Боец захрипел, захлебываясь кровью, и повалился на песок, а Нейда стремительно наклонилась, подхватывая его не успевший остыть меч.
— Алира! — светловолосая метнулась в ее сторону, быстро глянула, кивнула и снова сосредоточила внимание на противнике, но через мгновение левая рука вытянулась и точно поймала за рукоять брошенное ей оружие.
По кольчугам глухо зашелестели первые дождевые капли. Скоро песок под ногами превратится в грязь. Удар, удар, обманное раскрытие — противник ведется на уловку и подставляется под широкий взмах второго меча, сносящий ему голову. Последний оставшийся в живых боец, уже понимая, что обречен, кинулся в отчаянную атаку. Нейда приняла его тактику, разменивая короткие хлесткие удары, несколько раз даже отступила, и на невольное движение оставшейся в одиночестве Алиры вскинула руку в только им двоим понятном жесте: «Спокойно, я справлюсь». Публика не любит слишком короткие схватки… Дождь усиливается, волосы прилипли ко лбу. По клинку бежит окрашенная розовым вода. Кровь смывается легко, очень легко… Вода затекала за воротник, кафтан намок и неприятно пристал к телу. Ну что же, пора заканчивать.
Резкое изменение рисунка боя, длинная, мудреная связка ударов, парень в растерянности отбивался, стиснув зубы, отсчитывая свои последние минуты. Высокий замах, укол — лезвие вонзилось под подбородок, чуть ниже ремня шлема, над горловиной кольчуги. В следующее мгновение, уже зная, что все кончено, Нейда улыбнулась и запрокинула голову, часто моргая от бьющих по ресницам дождевых капель. В синих глазах отразились низкие темные тучи. Жива и победила. Жизнь прекрасна, не так ли?
Алира уперла меч в песок и кинула взгляд на трибуны. Хлопают, кричат, передают полные кошельки. Девушка улыбнулась.
— Домой?
Нейда отсалютовала клинком сначала ей, затем ложе, в которой наблюдал за ходом боя их хозяин, граф Альберт Монт.
— Домой. Мы заслужили отдых и горячее вино. Я не люблю дождь.
Они вышли с арены бок о бок, в очередной раз доказав, что сильнее никого не сыскать, и что сражаться и побеждать — их особый дар.

Песок на внутреннем дворе раскис, превратившись в жидкую грязь. Дождь разошелся не на шутку, громко барабаня по крыше низкого П-образного здания, охватившего с трех сторон тренировочную площадку. С четвертой стороны квадрат замыкала высокая крепостная стена. Граф разместил школу прямо в собственном замке.
В одной из жилых комнат, выходившей, как и все остальные, дверью во двор, на узкой кровати лежала рыжеволосая девушка с лихорадочным блеском в серых глазах и такой бледной кожей, что россыпь веснушек вокруг носа казалась почти черной. Рядом прямо на полу расположились победительницы сегодняшних игр.
— Простите меня, пожалуйста, — хрипло проговорил больная. — Вы не представляете, как неловко я себя чувствую.
— Пустое, Лиона, даже говорить не о чем, — отмахнулась Нейда. — Мы отлично справились, а ты выглядишь уже гораздо лучше, чем утром.
Больная чуть улыбнулась.
— Обещаю, больше я не оставлю вас в меньшинстве.
— Поверь мне, дорогая, противник должен обладать гораздо более существенным преимуществом, чтобы справиться с ней, — кивнула на покрасневшую подругу Алира. — А публика любит риск и неравный бой. Что говорит травник?
— Через пару дней встану на ноги, слабость пройдет через неделю. Оставил настойку от лихорадки. Горькая…
— Ничего-ничего, пей, амазонка, болезнь тоже надо уметь победить, — засмеялась Алира.
За маленьким окном бушевал дождь, а в тесной комнате было тепло и весело. Им всегда было весело втроем, с тех самых пор, как граф в течение пары месяцев приобрел трех девочек почти одного возраста и отдал их одним учителям. Девочки хорошо тренировались, сдружились и превратились в слаженную команду, которая все чаще побеждала даже в не самых выгодных условиях на арене.
Лиона закашлялась и отпила настойку. Поморщилась, рассмешив подруг. Те встали.
— Спи, сон — лучшее лекарство, после горьких трав, — Нейда шагнула за порог. — Я тоже спать хочу.
Разойдясь по своим комнатам, точно таким же, как у Лионы, девушки стали готовиться ко сну. Нейда заплела косу, как делала каждый вечер, чтобы волосы не путались, и легла под теплое. Еще один день, еще один бой — сколько их уже было, сколько еще будет… Нейда любила острую сталь, прекрасно чувствовала меч и из всех бойцов школы быстрее всех совершенствовалась. Легкая и подвижная, она получала удовольствие от поединков и достаточно быстро изжила свой страх перед смертью на арене. В пятнадцать лет чувствуешь себя бессмертным. И убивать противников Нейда научилась легко, гораздо легче, чем Лиона, которую после первой смерти несколько дней трясло и рвало.

Граф Альберт вернулся с боев значительно позже своих бойцов. Разговоры, обмен любезностям с соседями и знакомыми из столицы, проездом оказавшимися на празднике… Граф редко ездил ко двору, не искал монарших милостей и, как иногда посмеивались друзья, вообще старался не напоминать королю, что ещё жив. Однако иногда послушать новости, тем более, из первых рук, бывало интересно. Поэтому, когда непогода всерьез разыгралась, Монт позвал своего собеседника в шатер, где, расположившись рядом с тлеющей жаровней, они продолжали разговор, потягивая приправленное пряностями подогретое вино.
— Кто бы мог подумать, что здесь, за тысячи миль от Палестины, мы будем столько обсуждать дела Востока, — покачал головой граф, когда столичный гость замолчал, переключив внимание на свой бокал.
— Да, Альберт, вести идут тревожные. Сарацины последнее время всё больше наглеют, ни во что не ставят старые договоренности. А ромеи, как мне кажется, только на словах называют себя союзниками, а сами хотят забрать земли, добытые кровью наших воинов. Но правители им верят.
— Знаете, Филипп, это все-таки ваши умозаключения. Я полагаю, что у графа Эдесского не было оснований подозревать ромеев в таком вероломстве. Как никак, они сейчас действуют сообща. И хотя, сказать по чести, меня мало интересует высокая политика наших владык на Востоке, хочется верить, что прошлые потери были не зря.
— Знаешь, Альберт, верить в это хочется всем. Даже мне — в первом походе сложил голову дед моего отца. Но тогда они шли за великой победой, одной на всех. А сейчас мне, слушая доклады на королевском совете, становится откровенно не по себе. Грызня за влияние, за контроль над торговлей, за наиболее выгодные сделки. За это ли сражались наши предки? — зеленоватые глаза неподвижно сидевшего в кресле статного рыцаря скользнули по лицу собеседника и снова остановились на красноватых углях.
— Герцог, вы правы, но что мы можем сделать? Если государь объявит новый поход, я вряд ли смогу втиснуться в свой старый боевой панцирь, но найдутся те, кто откликнутся на призыв.
— От твоих слов, друг мой, как-то невесело, — герцог криво усмехнулся. — Такие могут и не найтись. Хотя, будь моя воля, я бы не стал объявлять новый поход, а призвал к миру христианских правителей Востока. Объединившись, они вполне могли бы дать достойный отпор сарацинской угрозе.
Монт промолчал, допил вино, поболтав на дне бокала несколько крестиков гвоздики. Пряности… да, они продавались на вес золота, с них брали огромные пошлины, и далеко не все могли побаловать себя лакомством вот так, по случаю приезда давнего знакомого. Но герцог Лоранский был не просто знакомым, а первым советником короля, а такую дружбу надо поддерживать, даже если не имеешь никаких далеко идущих политических планов, а собираешься оставшиеся годы провести, выращивая и тренируя бойцов своей школы. Забава на старости лет… Из задумчивости графа вывел негромкий голос Филиппа.
— Где ты находишь такие самоцветы?
— О чем вы, герцог?
— О твоих амазонках. Из всех боев сегодня самым достойным был их. Просто приятно посмотреть.
— О, благодарю, — граф впервые за весь разговор по-настоящему, тепло улыбнулся. — Я передам им вашу похвалу. От такого мастера клинка она особенно ценна.
— Похвала заслуженная. Та черненькая особенно хороша.
— Обычно они выступают втроем. Отлично сработались, прекрасно понимают друг друга — любо-дорого посмотреть…
— Продать не хочешь?
Вопрос застал графа врасплох.
— Простите, герцог, но на что вам амазонки? Вы же не устраиваете бои. И потом… — взгляд Альберта был красноречивее всяких слов.
Филипп хмыкнул.
— Да, ты прав. Они мне не нужны. Но дерутся все равно красиво. Я получил удовольствие, друг мой, спасибо за приглашение. А теперь, думаю, мне пора.
Они поднялись, граф проводил гостя до полога шатра — и тот ускакал в ночь. Дождь продолжался, но Альберт по опыту знал, что нужно нечто куда более страшное, чем непогода, чтобы Филипп отказался от своих планов. И если он решил, что сегодня возвращается в свои владения, значит, он так и поступит. Наперекор всему. Он вообще чаще всего поступал наперекор всем и всему. Может, за это его и ценил король? За отвагу и решительность, хладнокровие и бесстрашие, граничащее с безрассудством… Качества, которых, признаться, немного не хватало самому… Монт одернул себя. Подобные мысли лучше даже не додумывать, не то они могут начать облекаться в слова, а там уже и до неосторожных высказываний недалеко. А лишится своей начавшей седеть головы за оскорбление его величества граф вовсе не хотел. Да и какая ему, в сущности, разница, кто сидит на троне? Никакой. И если король — не воплощение рыцарских достоинств — что с того?
Граф вздохнул, вытряхнул гвоздику из бокала в жаровню, прямо на потрескивающие угли, вдохнул взметнувшийся аромат, и позвал оруженосца. Пора спать. А на рассвете — ехать домой.



— Тренировка закончена. Разошлись, — рявкнул наставник.
Бойцы быстро рассредоточились по двору. Нейда и Алира, едва дождавшиеся этого, со всех ног поспешили к Лионе. Последние несколько месяцев с девушкой что-то случилось. Она постоянно болела, мучилась то кашлем, то лихорадкой. Почти не тренировалась и совсем не выходила на арену. В глубине души Нейда даже поражалась терпению своего хозяина, который тратил деньги на лечение амазонки, вызывал лекаря, даже передал какие-то средства в ближайший монастырь — чтобы помолились о ее здоровье, — вместо того, чтобы оставить всё как есть, дав девушке умереть, если так решил Господь.
Было ли это сентиментальностью стареющего графа, который никогда не относился к своим бойцам, как к рабам, давая им право на нормальную человеческую жизнь — в разумных пределах, разумеется — или простым расчетом, что проще сберечь уже обученную амазонку, чем тренировать новую? Нейде было все равно. Главное, что Лиону лечили. Хотя впрок лечение явно не шло…
Когда подруги вошли в ее комнату, девушка не пошевелилась — только глаза открыла. Бледная, невероятно худая, губы обметаны красным, волосы поблекли и выглядели как старая пересушенная солома. В глазах нездоровый блеск и слезы.
— Сегодня ты выглядишь гораздо лучше, — уверенно проговорила Алира. Нейда согласно кивнула.
— Рада… что вы пришли… — еле слышно выдохнула больная. И закашлялась. Нейда подала ей ковшик с водой.
— Мне кажется, я скоро умру, — продолжала она, когда кашель отпустил.
— Не смей так говорить, Господь не допустит! — воскликнула Нейда.
— А как он допускает, чтобы мы нарушали его заповедь? Не убий, сказано в Священном писании, — Лиона говорила очень тихо, так, что подругам пришлось наклониться к самым ее губам, чтобы расслышать. — А мы убиваем. Скольких? Нейда, Алира, скольких мы убили? Без оглядки, без нужды, на потеху зрителям…
— Прекрати, — Алира сдвинула брови. — Граф хорошо к нам относится, но за такие разговоры по головке не погладит.
— Это расплата, — Лиона словно не услышала. — Всем нам придет воздаяние за содеянное, при жизни или после смерти. И я боюсь явиться на Страшный суд со всей этой кровью на моих руках…
Нейда тронула Алиру за плечо.
— Идем, — одними губами позвала она.
Девушки по очереди поцеловали продолжавшую в бреду что-то бормотать подругу и вышли. На улице дышалось несравненно легче, чем в комнате, насквозь пропитавшейся запахом пота, горьких трав и свечей, горевших перед распятием напротив кровати.
— Похоже, ей хуже, — грустно проговорила Алира. — Кто бы мог подумать, что она, выиграв столько схваток, не справится с какой-то обычной хворью…
— Может, и справится. Вчера я слышала, что ей собираются отворить кровь. Надо было это раньше делать.
— Мы с тобой не лекари, — покачала головой Алира. — Я буду молиться, чтобы кровопускание помогло, но мне страшно.
Нейда не ответила, и только кивнула. Ей тоже было страшно, хотя и не хотелось вот так это признать. Лиона и Алира давно стали для нее частью жизни. Неизменной. Необходимой, как воздух. Теми, кому можно доверить свою жизнь в бою, кто прикроет спину и предупредит об опасности… А что теперь?
Из-под прикрытой двери тянуло холодом, но девушка не обращала на это внимание, стоя на коленях на тонкой циновке. Она никогда не была особенно набожной, полагая, что Господу нет дела до поступков и жизни отдельно взятого человека. Но сейчас Нейда молилась за свою подругу, за то, чтобы она не угасла от этой бесконечной лихорадки, за то, чтобы они снова вышли на арену, втроем против всего света.
Нейда слышала, как по галереи прошел кто-то посторонний и в неурочный час — за годы, прожитые в этой школе, девушка выучила звук шагов всех, кто здесь ходил. И эту поступь она не узнала. Отогнав внезапную мысль, что это может оказаться духовник, вызванный к умирающей, Нейда уверила себя, что это всего-навсего лекарь.

Утром, едва прозвучал колокол, означавший подъем, Нейда выскочила из своей комнаты. Промозглый холод забирался под рубашку, кафтан и плащ. Солнце скрывалось где-то за серыми тучами. Опять моросил дождь. Но девушка не думала о погоде и о том, что сегодня тренироваться опять придется на раскисшей от сырости земле. Она торопливо подошла к двери в комнату Лионы и прислушалась. Тихо.
Она осторожно вошла. Лиона дышала. Хрипло и прерывисто. В свете свечи ее лицо казалось совсем уж неживым. Рука, лежавшая поверх одеяла, была туго перевязана. Нейда стояла на пороге, боясь идти дальше, чтобы не разбудить, и в то же время отчаянно желая проверить, не спал ли жар, не стало ли больной от кровопускания хоть немного лучше. Но в итоге она справилась с собой и так же тихо вышла.
Снова навестить подругу удалось только после обеда. И на этот раз Лиона не спала.
— Нейда!
— Да-да, это я, лежи спокойно.
Нейда всматривалась в лицо подруги очень пристально, ища хоть какой-то намек на улучшение.
— Нейда, я поправлюсь, — в голосе Лионы звучало непривычное воодушевление.
— Конечно, поправишься, — Нейда села на край кровати, коснулась лба больной. Он казался чуть прохладнее, чем накануне.
— Ты не понимаешь, — Лиона попыталась приподняться с подушки, но сил не хватило. — Я точно знаю. Я видела святую Женевьеву, она сказала, что избавит меня от горячки.
— Конечно, — повторила Нейда, продолжая гладить перевязанную руку.
— Она явилась мне во сне, вся в белом, с благоухающим букетом лилий. Подошла к моей постели и сказала, что я поправлюсь, но потом я должна оставить арену…
— Лиона, послушай меня, — перебила подругу Нейда, нахмурившись. — Ты понимаешь, что говоришь? Как ты оставишь арену? Кто тебе это позволит? Мы с тобой были куплены и обучены, чтобы драться на глазах у публики. Куплены! Монт заплатил за нас деньги. И потом нанимал нам учителей. Ты думаешь, после всего этого можно просто так уйти?
Но Лиона не слышала, продолжая тихо повторять:
— Святая Женевьева сказала, что я поправлюсь, но потом оставлю арену…
Нейда тяжело вздохнула. Видимо, от потери крови у подруги бред только усилился. Стало горько. Неужели всё? В глазах защипало. Когда она последний раз плакала? Наверное, когда на арене один из противников, лишившись меча, ударил щитом — и сломал ей руку. Лиона и Алира доиграли тот бой одни, а она корчилась на песке за их спинами, тихонько подвывая от боли. Как же давно это произошло… они тогда только начали драться. Три года назад… три года, которых у нее не было бы, не сумей Лиона и Алира ее защитить. А теперь Лиона бредит и умирает?
Следующие несколько дней прошли в таком же тревожно-тягостном ожидании конца. А потом внезапно наступил перелом. Лиона стала поправляться. Есть, спать, а не лежать в полузабытьи. И снова и снова повторяла слова святой Женевьевы. В конце концов, окрепнув настолько, что можно было выйти из комнаты, не рискуя упасть, девушка стала просить встречи с графом.
Нейда и Алира уговаривали ее не делать этого, одуматься, подождать, отложить этот разговор, а лучше всего, вообще его не заводить. Но Лиона впервые в жизни огрызнулась на подруг, потребовав, чтобы они не лезли в то, чего не понимают. Святая Женевьева… В который раз услышав это имя, девушки переглянулись и оставили Лиону в покое. Оставалось надеяться на добрую волю графа — что не разозлится и не запорет дерзкую рабыню. Монт никогда не наказывал их, но они никогда не давали такого повода. Теперь же…
Ночью Нейда тоже не могла спать. Ждала, сама не зная, чего. Свиста плетей во дворе? Во всяком случае, не сомкнув за ночь глаз, едва начало светать, она бегом кинулась в комнату Лионы.
Подруга была там, живая, здоровая, только заплаканная. Но глаза блестели.
— Святая Женевьева не оставила меня, — шепнула девушка. — Граф позволил мне оставить арену и посвятить мою жизнь святой спасительнице.
— Монастырь? — от неожиданности Нейда даже не удивилась покладистости Монта. — Ты уходишь в монастырь?
— Весной, — кивнула Лиона. — А до тех пор буду помогать тренироваться другим бойцам. И больше никого не убью…
Нейда видела, что Лиона рада, но сама разделить с подругой эту радость была не в силах. В душе было пусто. Весной она уйдет — и они больше никогда не встанут плечом к плечу? Глубокий вздох…
— Я рада за тебя, Лиона.



Весна в том году пришла ранняя. Снег исчез с полей, уступив место прорастающим озимым. Нейда, глядя на это, вспоминала, как когда-то, в другой жизни, шла по такому черно-зеленому полю и тщательно выискивала зловредные сорняки. Поле было небольшое… И пропалывать приходилось вручную.
Теперь весна не превращалась в начало страды. Весной продолжалось всё то же самое, что и зимой — тренировки, арена, победы, постепенно переставшие казаться чем-то волнующим, и снова тренировки… Иногда сознание колола мысль, что Лиона скоро уйдет. А потом по школе прошла весть, что граф Монт занемог.
Ритм жизни школы сбился, а потом и вовсе замер. Алира молилась за здоровье графа, Нейда просто ждала новостей. И как-то утром, когда бойцы вышли на тренировочный двор, туда явился незнакомый дорого одетый человек и сообщил, что граф Альберт Монт скончался, он сам — новый управляющий, назначенный сыном и наследником графа Реджинальдом, а школа будет ликвидирована, поскольку молодой граф не интересуется боями.
— Да, и ещё, — щеголь, собравшийся было уходить, вдруг остановился. — Кто здесь Лиона?
— Я.
— Покойный граф приказал отвезти тебя в обитель святой Женевьевы.

Ночью Нейда не могла уснуть. Лиона, оплакав доброго господина, думала только о предстоящем послушничестве. Алира виду не подавала, но очевидно, тоже переживала случившееся. Сама же она не знала, что и думать. «Не интересуется боями…» Что дальше?
Через несколько дней это стало ясно. Молодой граф распорядился распродать бойцов на открытом торгу.
Торг… Неприятное место, о котором Нейда не вспоминала эти шесть лет. Пришла пора освежить в памяти унижение рабыни, которой напомнили ее место. Граф Реджинальд не испытывал к своим бойцам отеческой симпатии, в отличие от своего отца. И поэтому на торг Нейда и Алира отправились в стальных ошейника, прикрепленных цепью к борту крытой повозки.
Потом была площадь, наподобие ярмарочной, окруженная палатками, в которых разместился товар. Их выводили на помост по одному. И специально поставленный для этого человек громко перечислял все достоинства продаваемого раба. Нейда ждала своей очереди, теребя цепь и мрачно поглядывая в сторону толпы возможных покупателей. Она боец, чье имя на слуху у всех, кто хоть пару раз посещал арену. Своим победам она давно потеряла счет. Она владеет мечом и кинжалом. Она не просто боец, а очень хороший боец… и теперь её продадут вот так, словно какую-то глупую, ни на что негодную рабыню? И как знать, может быть, новому хозяину будет совершенно наплевать на ее мастерство, и он будет требовать от неё другого… Девушку передернуло. Судя по мрачному выражению лица Алиры, мысли подруги двигались в том же направлении.
Два здоровенных служителя молча подошли к повозке, отцепили Нейду и вывели на помост. Точно породистую собаку на шлейке. Резкий голос, перечислявший ее многочисленные таланты, раздражал и вызывал головную боль. Хотелось закрыть глаза и уснуть, а проснувшись, обнаружить, что всё это приснилось, и она по-прежнему амазонка графа Альберта. Но увы, проснуться оказалось невозможно.
Покупатели выкрикивали цену, шумели, спорили, Нейда не вслушивалась в этот гул, как через несколько мгновений вдруг поняла, что стало тихо. Только приглушенно цокали по утоптанной земле копыта. Одного коня. Нейда отбросила посторонние мысли и сосредоточила всё своё внимание на приближающемся к помосту всаднике. Широкоплечий, статный, весь в черном, без кольчуги, но с длинным мечом на поясе. Светлые волосы, чуть шевелившиеся от дыхания легкого теплого ветерка. Конь казался роскошным породистым красавцем, хотя в лошадях Нейда не разбиралась совершенно — на арене всегда сражались пешими. Но куда больше поразила девушку тишина, павшая на торг, едва появился этот светловолосый всадник.
А он, казалось, не замечая ничего вокруг, словно давно привыкнув к такой реакции, подъехал к помосту и снял с пояса кожаный кошелек.
— Здесь сотня золотых. Полагаю, вряд ли кто-то из благородных господ предложит больше? — у него был негромкий, но сильный голос, так что его слышала вся площадь. И Нейда поразилась, когда увидела, как покупатели, стоявшие в первом ряду и только что спорившие о цене между собой и с продавцом, молча кивнули. И только один из разодетой толпы, юнец ненамного старше самой Нейды, наверное, старший сынок какого-нибудь средней руки дворянина, подал голос:
— Кто ты, что срываешь нам сделку?
Всадник повернулся и окинул говорившего быстрым взглядом.
— Кто-то из вас перебьет мою цену? — Нейда видела, что по губам мужчины скользнула кривая усмешка. — Если уж тебе не терпится узнать, кто я такой, — так и быть, скажу. Филипп, герцог Лоранский, советник короля.
И над торгом снова повисла тишина.