Broken angel
Перед прочтением обязательно включить
музыку Наступит день, наступит век,
И разойдутся облака,
И мягко снимет слезы с век
Твоя прозрачная рука.
Утихнет страх, отступит лоск
Унылых и пустых сонат,
И херувим сомнет, как воск,
Всю мелочность былых утрат.
Взойдет луна, погаснет зной,
Отдышится от боли грудь,
И медный всадник головой
Кивнет, указывая путь.
Ты будешь верить, как тогда,
В иной среде, в ином краю.
Я буду знать, что никогда
Фальшивых рифм не пропою.
Нас примет мир, как двух детей,
Блуждающих по кромке звезд.
Зашепчет раны Водолей
Разбитым откровеньям грез.
Нам все простят, да будет так...
И мы пойдем в руке рука,
Дыханье смешивая в такт,
За облака, за облака...
А. Белянин
- На счёт три?
Я вглядывалась в лазурную даль, делая вид, что не слышу его.
- Софи, ты же прекрасно понимаешь, что я на это не поведусь. Мы сделаем это сегодня, как и договаривались.
Я тяжело вздохнула и умоляюще посмотрела в его серебристые глаза.
- И не смотри на меня этим взглядом! Ты сама говорила, что больше не хочешь так жить. Сама настаивала, чтобы мы сделали это вместе - а теперь что, на попятную? Мне тоже плохо, Софи. Мне надоело одиночество, надоели осуждающие взгляды. Надоело чувствовать себя чужим и ненужным. Я хочу сделать это. Но только с тобой.
Снова отвернувшись от него, я запрокинула голову и закрыла глаза. Сильный ветер трепал мои волосы, подталкивал в спину, будто тоже уговаривал сдаться. Открыв глаза и крепко схватившись за поручни, я наклонилась и теперь жадно впитывала в себя кишащую внизу жизнь. Сколько там людей! Пусть сейчас они для меня были лишь маленькими точками - я знала, что они смеются, обнимаются, танцуют, встречаются с друзьями и общаются с соседями. Делают всё то, что нам с Жереми было недоступно.
Мы с ним с самого детства были не такими, как все вокруг. Нас называли странными. Называли сумасшедшими. Даже наши родители: они любили нас, но ничего не могли с собой поделать – пусть неосознанно, но они тоже отвергали меня и Жереми. Нас выталкивало из общества, как какое-то инородное тело. И после девятнадцати лет одиночества мы решили положить этому конец.
Говорят, это совсем не страшно. Нужно только сделать первый шаг. Всё произойдёт быстро и практически незаметно.
И боль исчезнет.
Не знаю, как Жереми, а мне было больно. Я просто разрывалась изнутри, и ничего не могла с собой поделать. Было больно, когда я слышала, как над нами смеются дети. Больно, когда нас одаривали жалостливыми и осуждающими взглядами наши соседи, продавцы, незнакомцы... Эти взгляды сопровождали нас всю жизнь, начиная с трёх лет, когда выяснилось, что мы другие. Не такие, как все. Больные. Сколько нас таскали по врачам, психологам, потом психиатрам – ничего не помогало.
И пришло время положить этому конец. Теперь я действительно была готова сделать это.
Натянуто улыбнувшись, я протянула руку Жереми.
- Хорошо, - хрипло произнесла я, - на счёт три?
Он улыбнулся в ответ, но я видела, что он действительно боится – так же, как и я. Сжав мои ледяные дрожащие пальцы в своей тёплой ладони, он поднёс их к губам. Я нервно захихикала, когда моё запястье защекотали лёгкие поцелуи. Жереми... Он всегда делал всё, чтобы успокоить меня.
Увижу ли я его когда-нибудь снова?
Я понятия не имела, что нас ждёт. Сейчас, сидя на перилах крыши самого высокого здания нашего города, будто специально предназначенного для того, что мы собирались сделать, я пыталась представить, что с нами будет – и видела только пустоту. Я изо всех сил пыталась убедить себя, что так будет лучше для всех, что без нынешних Жереми и Софи мир станет прекраснее, что родителям больше не придётся терпеть осуждающие взгляды и пытаться общаться с нами, делая вид, что всё в порядке, но в глубине души осуждая и нас и себя за то, что не смогли ничего изменить. Самоубеждение не работало. Я боялась до чёртиков и при этом не видела другого выхода. Это был самый настоящий тупик.
Ветер всё усиливался, теперь практически сталкивая меня вниз. Левой рукой я как клещ вцепилась в холодный металл ограждения, а правой обхватила талию Жереми. Он тут же зеркально отразил все мои движения.
С самого детства мы были зеркальным отражением друг друга. Мы одинаково хмурились и одинаково смеялись. У нас была одинаковая походка и, что самое интересное, одинаковые серебристые глаза. Это действительно было странно, потому что хоть у нас и были общие родители, в родстве мы не состояли. Меня подкинули в их дом, когда нам с Жереми было по пять лет. То есть когда уже стало понятно, что мы не такие, как все. Видимо именно поэтому мои настоящие родители от меня и избавились.
Я совсем не винила их. Естественно, мне было больно и обидно, но сейчас я понимала, почему они сделали это. Никому не хотелось быть изгоем, а с таким ребёнком, как я, это было для них неизбежно. Поразительно, что наши родители не избавились от нас, а боролись – до прошлого года, когда им стало понятно, что это необратимо. Когда они смирились.
Я попыталась прогнать выступившие на глазах слёзы. Мне не хотелось плакать. Софи осталось жить совсем недолго, и мне не хотелось тратить эти мгновения на слёзы, сожаления и ненависть к себе. Мне хотелось...
Прижавшись щекой к плечу Жереми, я сильнее сжала руку вокруг его талии и почувствовала, как он притягивает меня ещё ближе к себе. Мой любимый брат... мой любимый человек. Как бы я хотела сказать ему, что люблю, но, даже сидя здесь, на краю крыши, с ним наедине, когда свидетелем моих слов стал бы только ветер, я не могла этого сделать. Не могла повернуться и прижаться к его губам, потому что в моей голове крепко укоренилась мысль о том, что это неправильно. Всегда, как только я задумывалась об этом, в голове вспыхивали осуждающие, разочарованные лица наших родителей. Нет. Мы и так доставили им слишком много хлопот. И я не могу сделать этого даже сейчас, когда Софи осталось жить совсем чуть-чуть. Не могу.
Вдруг я почувствовала, что моё время вышло. Словно нить, до сих пор связывающая меня с моей жизнью, не дающая мне сделать последний шаг, с тихим звоном порвалась. Я стала воздушным шариком, в котором нет ничего, только лёгкость, только свобода. Я стала бокалом шампанского, внутри которого искрится, пузырится ничем не замутнённая радость. Стала воздушным змеем, которому не терпится сорваться ввысь.
Отпустив поручень, я вскочила на ноги, легко балансируя на самом краю высочайшего здания этого мира. Под ногами у меня проплывали лёгкие, пушистые облака и мне не терпелось стать одним из них – теперь я знала, что так и будет, что в этом нет ничего страшного. Всё действительно произойдёт быстро и практически незаметно.
Привычная Софи исчезла, и посмотрев на стоящего рядом брата я поняла, что прежний, уставший и одинокий Жереми тоже пропал с лица земли. В его глазах искрилось, переливалось серебристыми брызгами счастье. Мы молча улыбнулись друг другу и одновременно шагнули вперёд.
Мне в лицо тут же ударил ветер, мир закрутился в бешеной пляске, проносясь мимо. Я вдруг поняла, что разжала руку и лечу одна сквозь облака, через которые бок о бок со мной проносятся яркие лучи солнца. Я не видела Жереми, а через мгновение и забыла, что он был там. Меня охватило чувство правильности происходящего, словно в моей душе вдруг нашлась недостающая часть пазла и опустилась на своё место, делая меня цельной. Я растворилась в ощущении полёта, купалась в потоках ветра, который теперь был ласковым, а не яростным. Меня переполняло тепло, которого становилось всё больше, больше, больше... И вдруг оно вырвалось наружу, проходя сквозь мою спину горячей волной, и мир взорвался в ослепительной вспышке удовольствия от обретения себя.
Мой полёт замедлился, а потом и вовсе поменял направление – теперь я не падала, а поднималась ввысь. Это было так легко – почему же я столько лет не могла этого сделать? Почему мне для этого потребовалось девятнадцать лет одиночества и страданий от осознания собственной неполноценности, тогда как все остальные парили в воздухе с трёх лет, не прилагая к этому никаких усилий? Раньше мне казалось это проклятием, и только сейчас я поняла, что это бесценный дар: возможность осознанно обрести себя, самостоятельно принять самое важное решение в жизни, отказавшись от всего, что я считала правильным и единственно возможным, шагнуть вниз, оставляя себя прежнюю позади. Я краем глаза уловила какое-то движение сбоку и, повернувшись, увидела Жереми. За его спиной переливались серебристым блеском крылья. Я прислушалась к тихому шелесту крыльев за
своей спиной и радостно засмеялась, делая петлю в чистом, прозрачном воздухе. Жереми, тихо посмеиваясь, кружил рядом.
Как только мы опустились чуть ниже, нас тут же окружила толпа людей. Там были и наши родители, которые гордо смотрели на нас со слезами на глазах. После пары секунд тишины меня оглушили аплодисменты, а потом закружило в море крыльев, мягких прикосновений тёплых или ледяных рук, блеске разноцветных глаз. Все тихо извинялись и поздравляли меня, почти невесомо касаясь ладонями моих плеч, волос, спины. Я потерялась в этом море, я тонула, и мне срочно нужен был Жереми. Слишком много ощущений, слишком много эмоций, слишком много людей рядом после стольких лет постоянного одиночества и отчуждённости. Моё запястье вдруг обхватили такие знакомые тёплые пальцы и я, закрыв глаза, просто следовала туда, куда они меня легонько тянули. Почувствовав прикосновение к своей щеке, я распахнула глаза и тут же окунулась в такой любимый серебристый взгляд. Рядом не было никого, кроме него, и только ветер с солнцем танцевали вокруг нас, словно защищая, отгораживая от всего остального мира. Все звуки исчезли, растворились в чистом, прозрачном воздухе – только тихий шелест перьев нарушал оглушительную тишину. Жереми улыбнулся, и в уголках его глаз возникла тонкая паутинка морщинок. Как я раньше её не замечала? Может, потому что мы никогда не были так близко друг к другу? Потому что никогда ещё его дыхание не окутывало моё лицо, не проникало в мои лёгкие, вызывая во всём теле приятную дрожь?
- Мы сделали это, Софи, - тихо, будто недоверчиво прошептал Жереми.
Я ничего не смогла сказать в ответ, растворившись в его взгляде, в ритме его дыхания, в серебристых отблесках его крыльев. Теперь это не было постыдным – любить его далеко не сестринской любовью. Теперь мне было всё равно, что скажут окружающие. Теперь я понимала, что мы ничего не должны этому миру. Мы были наедине, парили в лучах заходящего солнца, и никто и ничто не могло нам помешать тихо прошептать в унисон: «я люблю тебя».
от автора: если вы считаете, что это история о подростковом суициде и ни о чём больше - пожалуйста, перечитайте, на этот раз уделяя внимание деталям, и история заиграет совершенно другими красками =)