Форма входа

Категории раздела
Творчество по Сумеречной саге [264]
Общее [1686]
Из жизни актеров [1640]
Мини-фанфики [2734]
Кроссовер [702]
Конкурсные работы [0]
Конкурсные работы (НЦ) [0]
Свободное творчество [4826]
Продолжение по Сумеречной саге [1266]
Стихи [2405]
Все люди [15365]
Отдельные персонажи [1455]
Наши переводы [14628]
Альтернатива [9233]
Рецензии [155]
Литературные дуэли [105]
Литературные дуэли (НЦ) [4]
Фанфики по другим произведениям [4317]
Правописание [3]
Реклама в мини-чате [2]
Горячие новости
Top Latest News
Галерея
Фотография 1
Фотография 2
Фотография 3
Фотография 4
Фотография 5
Фотография 6
Фотография 7
Фотография 8
Фотография 9

Набор в команду сайта
Наши конкурсы
Конкурсные фанфики

Важно
Фанфикшн

Новинки фанфикшена


Топ новых глав лето

Обсуждаемое сейчас
Поиск
 


Мини-чат
Просьбы об активации глав в мини-чате запрещены!
Реклама фиков

Красная Линия
Эдвард - стриптизер. Белла - студентка колледжа, изучающая психологию, и она нуждается в объекте изучения для диссертации. Белла покупает Эдварда на две недели, чтобы изучить его.

Тридцать дней ночи
После Новолуния идёт переход на фильм 30 дней ночи. Когда Белла едет в Бэрроу, штат Аляска, чтобы посетить свадьбу своего кузена, то она невольно попадает в одну из самых опасных ситуаций в своей жизни.

Ищу бету
Начали новую историю и вам необходима бета? Не знаете, к кому обратиться, или стесняетесь — оставьте заявку в теме «Ищу бету».

Крылья
Кирилл Ярцев - вокалист рок-группы «Ярость». В его жизни, казалось, было всё: признание, слава, деньги, толпы фанаток. Но он чертовски устал, не пишет новых песен. Его мучает прошлое и никак не хочет отпускать.
Саша Бельская работает в концертном агентстве, ведет свой блог с каверзными вопросами. Один рабочий вечер после концерта переворачивает ее привычный мир…

Sleeping with a Monster/В постели с чудовищем
Мари Свон-Кук (или все-таки Белла?) живет в постоянном страхе. Почему? Потому что быть замужем за чудовищем по имени Джеймс опасно… Мари (так Мари или Белла?) решается бежать от своего мужа и начать новую жизнь под другим именем (другим ли?) На жизненном пути она встречает… Кого? Правильно, Эдварда. Сможет ли она ему доверять после того, что пережила с Джеймсом? Узнаете, прочитав этот фанфик.

Ковен Знамений
Скандал в прошлом Эдварда. Полигамная религиозная община. Проповеди со змеями. Две разгневанные женщины, способные всё разрушить. Смогут ли Эдвард и Белла преодолеть препятствия, стоящие у них на пути, и быть вместе? Несмотря на убийство, несмотря на общество, где они живут, несмотря на обстоятельства.

Тайна поместья Экслберри
Англия, Северный Йоркшир, начало 19 века. Леди Элис Брендон волей отца должна выйти замуж за наследника благородного графа Экслберри. Но неожиданная встреча на границе света и тьмы мешает карты судьбы, отдавая в руки Элис ключи от тщательно хранимой тайны семьи её жениха...
Мини.

140 символов или меньше
«Наблюдаю за парой за соседним столиком — кажется, это неудачное первое свидание…» Кофейня, неудачное свидание вслепую и аккаунт в твиттере, которые в один день изменят все. Второе место в пользовательском голосовании конкурса Meet the Mate.



А вы знаете?

...что видеоролик к Вашему фанфику может появиться на главной странице сайта?
Достаточно оставить заявку в этой теме.




...что, можете прорекламировать свой фанфик за баллы в слайдере на главной странице фанфикшена или баннером на форуме?
Заявки оставляем в этом разделе.

Рекомендуем прочитать


Наш опрос
Что на сайте привлекает вас больше всего?
1. Тут лучший отечественный фанфикшен
2. Тут самые захватывающие переводы
3. Тут высокий уровень грамотности
4. Тут самые адекватные новости
5. Тут самые преданные друзья
6. Тут много интересных конкурсов
7. Тут много кружков/клубов по интересам
Всего ответов: 544
Мы в социальных сетях
Мы в Контакте Мы на Twitter Мы на odnoklassniki.ru
Группы пользователей

Администраторы ~ Модераторы
Кураторы разделов ~ Закаленные
Журналисты ~ Переводчики
Обозреватели ~ Художники
Sound & Video ~ Elite Translators
РедКоллегия ~ Write-up
PR campaign ~ Delivery
Проверенные ~ Пользователи
Новички

Онлайн всего: 130
Гостей: 126
Пользователей: 4
marisha1738, eclipse1886, nasty31029, Gal13
QR-код PDA-версии



Хостинг изображений



Главная » Статьи » Фанфикшн » Отдельные персонажи

Ад для двоих. Часть I. Тёмная Библия. Глава 12.5 Casus belli

2024-3-29
15
0
0
…Я склонил голову набок. Слушал. Выстригал, отбрасывал прочь нити чужих сознаний, оставляя лишь интересующие. Я не представлял за ними людей — это было совершенно лишним и неважным, но видел движение. Разделились. Время и место — ничего больше. Отголоски эмоций — несущественное.
Около двадцати трёх часов.

Место. Время. И верное предположение. Почти. Самолёт поднялся в небо в двенадцать сорок — как всё же облегчали жизнь современные технологии. Интересно, чем мотивировали гуманнейших из нашего вида? Воззванием к совести и долгу, за который надо отплатить? Или обещанием нового мира? Румыны, кажется, и правда боялись, раз передавали ту женщину под охрану другого клана.

Значит, будет не скучно. И даже забавно.
Женщина боялась. Страх — это хорошо.
Или всё же не рискнут обратиться за помощью?

Я не стал тревожить Афтона — в конце концов, его тоже ждала непродолжительная разлука с женой, так что пусть вдоволь намилуются. Он появился встрёпанный и немного растерянный, когда я уже завершил доклад и получил необходимые инструкции.

— Деметрий, — голос Аро не был сталью, но был бархатом, в которую её обернули, — будь осмотрителен. Ты нужен мне живым.
— Мы им не враги. Я помню.
Аро снисходительно улыбнулся.

Ни Стефан, ни Владимир не могли обнаглеть настолько, чтобы представлять реальную угрозу. Я выступал только наблюдателем и должен был напомнить, в чьих руках власть, а ещё унизить — с ними, бывшими правителями, приходила говорить исключительно хозяйская шавка. Аро никогда не опускался до прямого общения с румынами — как-то он сказал, тяжело вздохнув, что уже пытался достучаться до их разума, а потом трагически погибли все представители многочисленного клана. Пьющие кровь удивительно хорошо горят.
Да и заложник прекрасный рычаг давления. Действенный. Эффективный.

Но что-то было не так. Я не улавливал фальши, но, тем не менее, ощущал настороженность. Не сказали всего?
Конверт, который мне полагалось передать, неприятно жёг руки. Но то существо, Азазель, нейтрально, и поручение — отвезти бумаги и забрать другие — пустяковое. Встречаться с ним желания не возникало, но выбирать — не моя привилегия.

Взгляд Аро сдирал мясо с костей. Я не посмел открыто проявить недоверие и будь животным, сейчас поджимал бы хвост.
Линнет предстояло остаться здесь одной.
Противоестественное ощущение неправильности происходящего.

— Моя компания ей не по душе, — оскал, — да и тебе дорого такое встанет… — Феликс уделял больше внимания ногтям, чем мне. — Нужно ли?
— И во сколько же мне это обойдётся?
Он широко, лучезарно улыбнулся.
Знает.
Едва уловимое движение плечами.
Догадывается?
Вероятно, меня ожидала проверка.

— Ты мне будешь должен, Деметрий. — Он с силой сжал моё плечо. — Обязан, если точнее, а уж что я попрошу и когда — моё дело, которое тебя не касается.
Сделка без условий. Не было даже сомнения — подставит. Я бы поступил также.

— У тебя ни капли совести, друг мой.
— Ворон будет упрекать ворона в том, что тот чёрен?
— Я прошу тебя присмотреть, а не развлекать. Услуги гувернантки не понадобятся.
— Ну и запер бы её где-нибудь. Она не выглядит сильно притязательной — глядишь, и не зачахнет сильно. Или ты боишься визита кого-то конкретного, кому до неё есть дело?

Сжал и разжал пальцы.
— По рукам?
— Не верю, что сунется. Какая-то неблагородная смерть получится и не героическая совершенно. Ты же ведь не сунулся бы? — Он смерил меня донельзя насмешливым взглядом, граничащим с откровенной издёвкой. — Хотя, пожалуй, сунулся бы, правда ведь?

— Набиваешь себе цену?
— Зачем? Ты цену моей помощи прекрасно знаешь, Деметрий. Всё честно. Как ты любишь.
— Конечно.

Смазанное движение — Феликс, несмотря на внушительные габариты и некоторую ленцу в облике, медленным не был никогда.
Но я быстрее.
Удар, который должен был повредить моему самолюбию, прошёл мимо.
Привычная игра и притворное разочарование.
— Лисья морда.
Я отвесил ему церемонный поклон и едва не был схвачен за шкирку.

Впервые за всё время служения мне абсолютно не хотелось уезжать. Не возникало ни малейшего желания, и лёгкая дымка азарта на мыслях не вызывала былого предвкушения. Возможно, если бы мне предстояло размяться по-настоящему, нагнать и загнать, уничтожить, ощущая до дрожи сладкую агонию жертвы… Зверю не нужна мораль, он не знает душевных терзаний, его эмоции подвластны инстинктам.
Алый всполох злости. Я утратил существенную часть себя.

Машина была подана. И пташка Линнет ждала меня рядом с ней.
Я не умел прощаться.
Злость уходила — растворялась, оседала тёмной мутью на самое дно души; может быть, именно в этой женщине, непривычной, неподходящей, был смысл, и мне подарили то, чем я был обделён?

Ей — неуютно и вновь зябко; она сцепила руки за спиной и не пыталась поймать моего взгляда, прятала глаза за опущенными ресницами. Слова не шли на язык, а желание дотронуться, нестерпимое до жжения на кончиках пальцах, не находило выхода. Нельзя.
Я устал с ней воевать.

— Надолго?
— Не думаю. Будешь скучать?
Она ощетинилась мгновенно и сникла, увидев, что я улыбаюсь.
— Нет. Только…
На шаг ближе.
— Да?
И ещё на один.
Сама ведь пришла, а, значит, была надежда если не начать сначала, то прийти к равновесию.

— Мне стыдно за те слова… Я не хочу, чтобы ты не возвращался. Это было сгоряча.
— Я знаю. И то, что скучать не будешь, — предельно серьёзно, отчего она недовольно поджала губы, — тоже знаю, ребёнок.
— Я не…

— Помню и хорошо понимаю. — Пожалуй, слишком хорошо. — Но всё же иногда — ребёнок. — Перчатка соскользнула легко, и обнажённая плоть невольно вызывала мысли о наготе всего тела; под белой-белой кожей билась, пульсировала в переплетении сосудов на запястье кровь. Я поцеловал сначала ладонь — медленно, позволяя отступить, а затем и кончики пальцев. — На удачу, пташка.

— Смотрят же.
— Пусть завидуют.
Сбежала. Я улыбнулся уголками губ.
Лёд, может быть, и треснул, только дна теперь не видно.

Машина двигалась раздражающе медленно, но дневной свет не проникал за тонированные стёкла — вынужденная мера; солнце не позволяло вылететь раньше захода. Город я почувствовал задолго до того, как увидел — сгустком, маревом крови, от которой горло сдавил сухой спазм, и отдалённой, невообразимой сладкой музыкой тысяч сердцебиений. Среди гомона и шума цивилизации — первородная, древнейшая симфония жизни и первозданная красота смерти. Покрывало сумерек над Пизой — рваное, подранное слишком яркими городскими огнями.

Частный рейс. Безликие улыбчивые лица. Два часа двадцать минут в десяти тысячах метрах над землёй.

Я никогда не любил летать. Мне не нравились душные, громоздкие железные птицы — ожившая сказка мечтателей древности; не нравилось ощущение дисбаланса, когда сверхобострённые чувства пытались приспособиться к колебаниям неустойчивой поверхности; не нравилась теснота и замкнутость, стерильная чистота воздуха… Но небо — бархатно-синее, бездонное полотно на подложке из ватных облаков — было прекрасно. От края и до края ничего, кроме него, и в бесконечном столкновении белых глыб на ристалище, в их гибели и возрождении — вечность. Наш мир под ней — рисунок детской рукой, искривлённое отражение утраченного величия. Пташке понравилось бы…

Небо над Чехией было пасмурным, грузным от непролившегося ещё дождя — его обещали на ближайшую неделю, что одинаково портило настроение как местным, так и приезжим. Мне везло. Карлсбад умел обманывать наше обоняние, пряча запахи за шлейфом едкого натрия и углекислотой, что теперь липли к коже и стирали мой собственный аромат. Я насторожился инстинктивно, безошибочно улавливая в привычном смешении чуждую ему ноту. И след был свеж, а от Луны — только тонкий жёлтый серп.

В городе тихо и спокойно, его давно не потрясали ни жестокие убийства, ни неожиданные смерти. Неудивительно — умная тварь не будет справлять нужду там, где живёт или прячется. Я улыбнулся. У меня было в запасе немного времени, да и нестерпимо хотелось размять кости. Следить и доставлять поручения невыносимо скучно.

Переплетение каменных коридоров. Люди везде и всюду. Уродливое человеческое месиво, разнеженное, праздное и неосмотрительное. И отчётливый запах мокрой псины, от которого рычание застревало в глотке. Оборотень и не пытался скрываться.
Молод.
И неосторожен.

Я увидел его на окраине, где он, хмельной и восторженный, настойчиво убеждал зардевшуюся смертную, что именно она — та самая, единственная. Нескладная фигура — даже в человеческом облике в нём было что-то от неуклюжего большелапого щенка, да и радость его — тоже щенячья, экзальтированная. Ослеплённый счастьем ли, хмелем ли и жаром молодости он не замечал меня. Недопустимая ошибка в мире поставленных на черту выживания.

Он упал, не успев почувствовать настороженности, кажется, удивлённый собственной слабостью и хрустом височных костей; клыкастая улыбка его не успела погаснуть. Женщина успела отступить, но не осознать; зарождающийся в её глотке крик ослаб вместе с током крови по венам. Вкус был приятным, терпким, его не успел замарать страх. Я промокнул губы белоснежным платком. Убивать без смысла — расточительно. Люди должны приносить пользу.

Тело щенка цеплялось за жизнь — и будь в моём распоряжении больше времени, меня бы ожидала увлекательная игра; мёртвые глаза смотрели на меня с немым укором на изуродованном радостью лице. Голова не пыталась найти соединения с телом, которое, впрочем, ещё конвульсивно сокращалось. Забавно. Теперь и от меня нестерпимо несло псиной. Мой запах капитулировал перед разъедающим глаза смрадом, пусть на лице, шее и руках уже не было липкой алой плёнки.

Погода не располагала к костру.
Огрже жадно приняла жертву, слизала с камней кровь, с лёгким всплеском проглотила куски человеческой плоти, и в шёпоте волн мне слышалось удовлетворённое урчание сытого зверя. Ей не в первой скрывать и пожирать. Пожалуй, мне было немного жаль. Его следовало оставить живым и позволить Аро допросить — у оборотней стайная природа, но старые знакомые не ждали.

Румыны уже пять лет жили в Праге — дольше, чем в любом другом из прежних мест. Пожалуй, я понимал их привязанность к этому месту, в которое они возвращались раз за разом, и городу, так напоминавшему их родные места. Проходя по Карлову мосту мимо статуи Яна, я поймал на себе предосудительный взгляд каменного старца и отсалютовал ему, как старому знакомому. Строгости на его изнеможённом лике не убавилось. А я ведь помнил то время, когда здесь не было ничего, кроме сторожевых башен и Влтавы, ещё не скованной набережными и мостами.
Небо разразилось дождём.

Злата Прага дышала роскошью многих эпох, оставивших каждая свой след; причудливо сочетались готические фасады с соседками, построенными из стекла и металла. Фиолетовые ночные тени цеплялись за шпили и крыши, заглядывали в чёрные проёмы окон. Я нашёл себе скромное укрытие — тесную комнатёнку под самой крышей, где уже давно никто не жил. Пыль и паутина не задевали моего достоинства, как и мутные стёкла, через которые лился яркий свет. Найти это убежище не составило труда — в прошлый свой визит в Прагу я убил хозяина, и жадные воды Влтавы смокнулись и над этим человеком, а у него, видимо, не осталось родственников. Сколько же жизней поглотила эта ненасытная река? Скольких утопленников выбросила, наигравшись, на берега? Я краем уха улавливал шум её беспокойных вод, вскипевших от дождя, но мысли мои были далеки от города под окнами. Я прикрыл глаза и слушал, весь обратившись в собственный дар. Нити чужого сознания тянулись через улочки и мостовые, пересекали мутный поток, туда — в даль, огибая Вацлава с развевающимся стягом, касаясь величественных шпилей собора святого Вита, всё ближе к окраине, минуя старое кладбище, в гулкую тишину пригорода, к чопорному дому, скрытому от посторонних глаз ветвями вековых деревьев. Пустынная улица с особняками, выглядывающими из-за высоких заборов.

Была ещё одна нить, и ложью было бы сказать, что я пытался её отбросить… Истончившаяся связь. Физическое ощущение пустоты. Я действительно стал зависим.
Кому из нас будет хуже?
Лишние мысли. Ненужное знание.

Пока не вернулся Владимир, я не мог ни приблизиться к Стефану, ни выйти в город — спугнуть их и гостя, чьего визита ожидали, было бы непозволительной роскошью.
Выжидать. Удивляться и радоваться чужой глупости, предрассудкам и недоверию.

Владимир вернулся через двадцать восемь часов, подавленный и одинокий. Ему, кажется, тоже поводок был в новинку. Увидеть себя со стороны было познавательно и в некой мере унизительно.

Подойти близко не составило особого труда — существа, поглощённые переживаниями, становятся невнимательны. Их дом в тихом Клановице казался необитаемым: сад и парк заброшены, лужайка поросла высокой травой и в окнах не горело света. Кованые ворота с узорчатыми решётками были наглухо заперты, их украшал поеденный ржавчиной массивный замок. Особняк — старый и когда-то блиставший дорогим фасадом — нынче не создавал такого впечатления. Я не видел обитателей — слышал их, устроившись в двух кварталах с подветренной стороны, и шум города был мне надёжным щитом. Мне и не нужно было смотреть.

Румыны практически не разговаривали друг с другом. Они тоже ждали.
— Не нервничай, Стефан.
— Опаздывает, — его ответ — крошащийся лёд. Союзник, кем бы он ни был, кажется, не вызывал доверия у Стефана.

Владимир прошёлся — по-человечески медленно! — из одного конца дома в другой; я слышал шаги и то, как нетерпеливо, раздражённо он переставлял мелкие предметы. Если бы я знал их обоих хуже, то принял бы подобное за проявление страха. Но подозрительного и скорого на расправу Владимира напугать было крайне сложно.

Ждать пришлось почти час, за который я вымылся без особого на то желания; дождь подсбил вонь оборотня, что в сложившихся обстоятельствах, пожалуй, даже порадовало меня. Сырость же вредила исключительно эстетическому вкусу.

Гость возник из ниоткуда — звук дождя обрисовал новое препятствие; шаги по лужам — быстрые и раздражённые, а сам он начал стучать зубами раньше, чем дошёл до порога, где перед ним уже была распахнута дверь. Румыны спутались с крылатыми.
Нет, им определённо не везло.

— Не любишь холода, Аарон? — голос Стефана звучал почти участливо, и издёвка в нём — лишь дружественная шутка, не более.
— Ненавижу.
Будто в подтверждение слов Аарон громко чихнул.

— Право, я представлял тебя, — Стефан запнулся, не особенно скрывая не то гадливость, не то удивление, — несколько иначе. И они идут за тобой?

У Аарона был ломкий, будто стекло смех. Ярость поднималась удушливой волной, клубилась и пенилась, как воды Влтавы за спиной. Его дешёвое балаганное представление дорого обошлось Линнет, и заставить сполна заплатить — желание столь же естественное, как дыхание. Пташка лишь раз описала его несколькими сухими предложениями, но брезгливости в её голосе не было. «Словно светится», «тонкий», «хрупкий», «странный» и «белый» — большего она к его портрету не добавляла. А румын от него передёргивало — я ощущал повисшее напряжение, грозовое облако неоправданных ожиданий. Он их разочаровал?

Я тоже хотел бы увидеть.
И убить.
Терпение — добродетель не только для женщины.

Аарон чихнул ещё раз и поспешно извинился.

— Огня, конечно же, нет, — горький вздох. — Разве твой брат не предупреждал? Да и судить людей по внешности гиблое дело, Стефан. Твоё разочарование льстит нам, как и недоверие, которое ты напрасно пытаешься скрыть.
Нам?

— Оставь в покое мою душу, жнец. Заботься лучше о своей.
— О своих.
— Доверие — не то, на что может рассчитывать первый встречный.
— Ты мне очень-очень нравишься, дружище Стефан! Доверия первый встречный не заслуживает, а вот привлечь его к сомнительному делу, идущему в разрез с правилами наших миров, очень даже можно!

Владимир, чувствовал я, вступил очень вовремя, не позволив брату перешагнуть грань.
— Так что же ты готов нам предложить, Аарон?

— Ты сразу о делах и проблемах. — Судя по звуку, он отжал волосы, немало не заботясь о мнении хозяев на этот счёт. Я начинал подозревать, что Аарон издевается и осознанно выводит румын из себя. — Я заставил вас ждать и приношу вам самые искренние извинения. Возникли некоторые сложности. — Теперь он взъерошил волосы, отчего на пол полетели крупные капли. — Но мне, как гостю, не предложат преломить хлеба и испить воды? — разочарованное цоканье языком. — Я бы не отказался и от крови… Но и ты опасаешься меня, поэтому и отослал свою женщину… Глупо и напрасно. Времена нынче неспокойные, — ещё один тяжёлый вздох. — Недальновидно, Владимир.

Аарон даже не подозревал, насколько прав. Афтон справился на удивление быстро, и гостья уже должна была прибыть в замок. Румыны ждали удара не с той стороны.
— Я могу расценивать твои слова как угрозу?

— Нет, ни в коем случае! Дружеский совет. В конце концов, те, кого собираешься использовать ради достижения собственных целей, должны иметь капельку доверия. Я же дал тебе слово, Владимир, отчего ты мне не веришь? Мы к словам и обещаниям относимся очень серьёзно — не мы виноваты, что люди неосторожны в своих желаниях.
Мы?

Образ Аарона, который я создавал, рассыпался на осколки — у меня не укладывалось в голове, что это существо и то, которое с лёгкостью обошло нашу охрану и доставило нам живой безумный подарок, было одним и тем же с нынешним. Он походил на повелителя не больше, чем дворняжка — на волка.

— К делу, Аарон. Не испытывай наше терпение.
Тот лишь хмыкнул.
— Прошу вас вспомнить, что не я пришёл к вам просителем. Было как раз наоборот. Вам очень-очень понравились слухи.
— Довольно.

— Оставьте прошлое, прошлому, — его голос изменился, стал ниже и глубже, отчего возникло невольное ощущение присутствия другого человека. Не властные нотки — абсолютно превосходство, ощущение собственной силы. — Тогда я не мог вам помочь — был молод, слаб и сам боролся за выживание. От юного жнеца проблем больше, чем помощи — знаешь, сколько хороших людей я невольно убил? Поэтому мне и не было дела ни до мира, который меня ненавидел, ни до ваших войн, в которых мне отводилась роль пешки. Мы жить хотели.

— Ты отвлекаешься, Аарон.
— Помню, Владимир — сначала дела, потом о неприятном прошлом. Но, — теперь его голос хрустел, будто он пережёвывал кости, — мы очень-очень хотим получить такого же, как мы сами. Другого жнеца. Он совсем молоденький… и не жалеет принимать нашей помощи!

Я отступил на шаг совершенно невольно, инстинктивно, а Стефан раздражённо, словно поднятая за хвост гадюка, зашипел. Дело было не в голосе будто у обиженного ребёнка, но в ощущении давления, когтистого прикосновения к шее.

Аарон чихнул.
— Простите. Холодно. Не люблю холода. Не люблю, не люблю, не люблю…
— Аарон, — очень осторожно позвал Владимир, — чего ты хочешь?

Румыны заняли позиции по обе стороны от гостя — так легче убрать его; подозреваю, они начинали жалеть о приглашении.
— Помочь вам, — абсолютно серьёзно ответил крылатый.

Это устраивало войну, набирало себе союзников среди всех рас бессмертных и ловко манипулировало ими? Этому служил и Роберт, и Натан? Это собиралось нарушить равновесие? Я отказывался верить и с трудом подавлял желание придушить говорливую тварь. Он вызывал во мне иррациональное чувство брезгливости и какую-то столь же немыслимую нежность, почти умиление, какое вызывает забавный лопоухий щенок.
Он не был Аро — я сомневался в наличии маски у Аарона, но безумец не сможет удержать власти и привлечь союзников под свои знамёна. Его «мы» — кукловоды, направляющие его, а он — лишь глотка, которая говорит, что прикажут?

— А вы оставите мне из Вольтури два серых плаща. Я, конечно, могу их и так попросить, без вашей помощи, но с вами интереснее. Забавнее. Восстановить справедливость, воздать должное — вот это вот всё. Мне подсказали, что так правильно.
Румыны не славились выдержкой, а Аарон выплясывал по краю. Пока его не трогали. Однако шутка перестаёт быть забавной, если её постоянно повторять.

— Серых? — недоверчиво переспросил Владимир. — Собираешь коллекцию?
— Нет, зачем? Мне не нужны лучшие из лучших в окружении — они далеко не всегда надёжны и имеют свойство зазнаваться. И предавать, — глухо, зло. А голос ведь опять зазвучал иначе, соскользнув с тенора на бас. — Мне нужно только двое, судьба остальных — на ваше усмотрение, хоть головы на пиках выставляйте над городскими воротами. Я не стану возражать.

— Ты не сомневаешься в успехе, — Стефан не спешил попадаться в расставленную сеть пустых обещаний. Всё происходящее напоминало плохо поставленный спектакль, и я не знал — просто ли прогонят неудачливого актёра или же убьют его.

— Сомнения губят удачу.
— Слова, слова, слова… Я наслышан о твоих способностях, но мы не желаем к ним прибегать, — в тоне Владимира ясно проскальзывало раздражение.

— Вы скучные и занудные, — Аарон вздохнул, — но умные, раз не жаждете моего клейма. Тогда прошу вас — слушайте и наслаждайтесь.
Аарон засвистел — простая мелодия из четырёх восходящих звуков.
— Ты… ты…

Стефан не успел закончить мысли, а смех застрял у меня в глотке. Я нашёл стаю, потерявшую щенка, и больше не был рад случайной жертве.
Унести бы ноги.

Ночь ожила древней кровавой песней. Протяжный вой разнёсся над притихшим городом — он взлетал ввысь, к опухшему от туч небу, растекался по застывшим улицам, заглядывал в подворотни, распугивал притаившиеся в них тени. К первому голосу присоединился второй, затем третий. Ещё и ещё. Стая выплетала песнь павших созданий — диких и некогда великих, утопивших в крови не одно людской поколение, грозящих нам гибелью. Я слышал не менее дюжины голосов — глубоких и низких, протяжных и звонких, как клинки. Смертоносных. Они пели этой ночи, пели ущербной Луне, одарившей их силой, пели, взывая к своим богам. Они были рядом, растекались, приближались вместе с песней, окружали город и меня вместе с ним кольцом. Их вырезали — подчистую, жестоко, они одичали и выродились, но сегодня они пришли забирать и убивать.

Мор.
В какие глубины преисподни Аарон спустился за ними? Легенда, ставшая почти сказкой. «Мы помним», — словно говорили они. «Мы ненавидим», — слышалось в сплетении голосов. «Мы отомстим», — рвалось из волчьих глоток. И Луна, выщербленный полумесяц, нашла просвет в тучах, благословляя своих детей.

Серая чума.
Сколько их?
Аарон играючи нарушил хрупкое равновесие, стёр его в пыль.

— Нравится? Ну, скажите честно — ведь нравится?
Он смеялся — заливисто, как ребёнок.
Владимир нашёл в себе силы выплюнуть «да».

— Вот что я могу предложить вам. Армию, не знающую жалости. Армию, в которой на место каждого убитого будет вставать десяток живых. Армию, готовую служить. Сотни цепных псов — услужливых, вышколенных и очень-очень сильных. Мы очень-очень старались сделать их сильными, и заверяю — эти волки лучше прежних. Они преданы мне, но я могу заставить их подчиняться и вам. Временно, конечно.

— Сотни? — потрясённо спросил Владимир. — Ты хотя бы понимаешь, что натворил?!
— Восстановил справедливость. Воздал должное. Как там дальше?
— Они звери, Аарон! Неуправляемые твари!

— О, вы так любите решать, кто достоин жизни, а кто нет, дружище Владимир. Право силы. Говорите о равновесии, балансе. Уничтожаете, как вам кажется, опасных. Это ж такая сладкая забава — напасть стаей, загнать! Играете в богов и так обижаетесь, когда ваши игрушки забирают! Не бойтесь, друзья мои, я их вам верну. Когда-нибудь.

Тишина была ему ответом. В ушах всё ещё стоял чудовищный вой, отдававшийся металлическим звоном глубоко внутри, заставляя каждый нерв натягиваться, как тетиву у лука. «Война», — насмешливо говорили клыкастые твари мне. И во мне, отзываясь, пенилась кровь, приветствуя древнего врага. Одно только предположение, одна только мысль…
Если Аарон не врал.
Уверенности в этом однако не было.

— Что… что ты хочешь взамен? — Владимир говорил с трудом — он тоже, наверняка, боролся с рвавшимся из глотки рычанием.

— Вашего смирения, вампиры, — голосом мягким, как тончайший шёлк. И вновь другой и тон, и тембр — так мог говорить патриций с плебеями, свысока, оценивая их по полезности и не считая ровней. — Послушания, признания моей власти. Ваш мир должен склониться передо мной.
— Ты зазнаёшься, жнец, — Стефан явно не желал уступать.

— Ты очень упрямый, дружище Стефан, — снова хрустящий смешок. — Но с вами или без вас падёт Вольтерра, как падёт и Мёртвый город. Решайте сами — быть вам творцами новой истории или лишь наблюдателями. Я знаю, как ты, Стефан, жаждешь отомстить, как горишь день ото дня, как для тебя унизительны великодушные подачки со стороны Вольтури. Тебе же, Владимир, просто страшно, ведь теперь есть что терять, кроме собственной шкуры. Я чувствую вашу жажду крови, — едва ли не с утробным урчанием. — А я ведь прошу много за ключи от Вольтерры? Два серых плаща, а в ваши законы я вмешиваться не намерен. Наверное. Решайте.

Он исчез, отступив — сердцебиение и дыхание его растворились в воздухе, смешались с ним и с характерным, быстро угаснувшим шелестом.
— А красиво всё-таки.
— Позёр.

Действовать следовало быстро. Если Аарону действительно удалось воскресить сотню-другую волков, сплотить их и организовать, то нас ожидала бойня. Их молодняк быстрее обучается, он злее и свирепее, а размножение ограничивают только человеческие ресурсы, коих в нынешнем веке с избытком. Они были чумой, армией саранчи, вырезающей на своём пути целые города.
И мир готов был вновь заболеть серой хворью.
Мне было что защищать.

Стук в дверь был формальностью, вежливостью — о моём приближении румыны узнали раньше; дань традиции — шавкам полагалось выражать должное раболепство павшим правителям.

— Убирайся!
— Я тоже рад засвидетельствовать вам своё почтение, Стефан. Доброй ночи, Владимир.

Улыбка Владимира была широкой, далёкой от понятия приличий, и вся его чуть сутулая, приземистая фигура выражала угрозу. Его ноздри затрепетали, а оскал стал совсем уж глумливым.
— И что же ты теперь собираешься делать потом?
— Возвращаться домой к жене.

Стефан рассмеялся — нервно, на грани истерики; он принял наигранно расслабленную позу, пригладил рукой соломенного цвета волосы. Я не считал свои шансы избежать встречи со стаей настолько низкими. Или планировали справиться своими силами?

— Ну-ну. Ей, кажется, предстоит быстро овдоветь. Говори, раз пришёл, и не обессудь — в дом тебя приглашать не будем.
Я чуточку склонил голову.

— До Аро дошли тревожные вести, и он хотел бы предупредить вас не совершать опрометчивых поступков. Мой господин беспокоится о старых друзьях, и я вынужден буду признать, что его беспокойство имело обоснование. У вас… интересные гости. Позволю даже себе заметить — неожиданные.

Владимир перенёс вес с одной ноги на другую — едва заметное, ничего не значащее движение, которое, впрочем, не могло меня обмануть, как не обманывала некоторая хрупкость его сложения, леность в повадках и даже, пожалуй, мягкость. Кроме того, оба они прекрасно работали в паре, и мысль прикопать меня на заднем дворе от минуты к минуте казалась им всё более заманчивой.
Я заложил руки за спину.

— Мне кажется, ты не совсем понимаешь сложившихся обстоятельств. — Стефан смерил меня долгим взглядом.
— Аро лишь проявляет заботу о вашем благополучии и душевном равновесии.

Владимир откровенно оскалился.
— Всегда было интересно, Деметрий, умеешь ли ты говорить то, что думаешь сам или приучен озвучивать лишь чужие мысли?

Шаг был скользящий, нарочито медленный — Владимир проверял, отступлю ли я; выдержать его взгляд несложно. Я не скалился и не улыбался, представляя собой того, кого они привыкли видеть — говорящего болванчика, марионетку.

— Позволите?
Легчайшее изменение в осанке Стефана — он чуть ссутулился, находя баланс и подбираясь для броска.
— Конечно, отчего же не позволить?

Владимиру было интересно, когда я дрогну, оттого он и не спешил, обходя меня со спины.

— Не так давно я едва не стал свидетелем смерти своей жены, и должен сказать — это пренеприятнейшее событие оставило глубокий отпечаток во мне. Мне едва ли в жизни приходилось переживать более тяжёлую минуту, — мой голос звучал ровно, размеренно. Владимир замер на полушаге, не коснувшись носком земли. Всё же он двигался удивительно, завораживающе плавно даже для вампира. — И если вы позволите мне совет — я бы не стал на вашем месте рисковать жизнью возлюбленной. Будет неприятно, унизительно и больно.

— Блефуешь, — теперь скалился и Стефан.
— Гостья прибыла в замок два часа назад. Мы можем гарантировать её полную безопасность и неприкосновенность. Она ни в чём не будет знать отказа и составит компанию столь же прекрасным женщинам. Сульпиция и Афинодора будут рады знакомству с ней.

Я позволил себе обернуться и подставить спину Стефану. В алых глазах Владимира жило безумие, и оно — тоже зеркало моего собственного; рычание — низкое, клокочущие — разрывало окончательно разрывало маску спокойствия, прилипшую к его лицу.

— Аро не хочет, чтобы вы вновь поступили опрометчиво, иначе вы вынудите его действовать, чего не желал бы никто.
Рычание Владимира стало глубже и раскатистее. И желание подбросить монетку — нападёт или нет — стало совсем уж неприличным.

— В Вольтерре будут рады принять и вас.
— Передай своему повелителю, — практически выплюнул Стефан, — нам приятно осознавать, что с нами ещё считаются.
— Как вам будет угодно.
Провожать меня не стали.

В городе стоял тяжёлый животный смрад, омерзительное амбре мокрой псины и мускуса, отчего дышать хотелось исключительно ртом. Румыны поспешили убраться из Праги, и я был рад последовать их примеру.

Но выйти мне не позволили. Первая серая тень, вставшая на моём пути, не пыталась напасть — лишь глухо ворчала по мере моего приближения, словно огромный сторожевой пёс. Тёмная, цвета слежалого пепла, шерсть его напрочь вымокла, а кисточки на ушах, так понравившиеся пташке, скорбно поникли. Зверь не переставая морщил длинную узкую морду с выступающими желтоватыми клыками и не сводил меня горящих жёлтых глаз. У меня вряд ли было время и убить его, и уйти от рассерженных собратьев, поэтому я принял самое разумное из решений — ударить и бежать. Мне очень хотелось вернуться в Вольтерру целым. Словно в ответ на мои мысли, оборотень взрыл землю изогнутыми когтями передних лап.

Бросок должен был стать верным, вот только удача отвернулась от меня — и второй волк, щёлкнувший зубами под моим брюхом, вынудил изменить направление. Я опустился, не подняв брызг, и развернулся в то же мгновение, не оставляя спину открытой. Оба зверя поднялись синхронно и медленно пошли на меня, вынуждая отступать назад, к Влтаве, петляющей среди каменных набережных.

Почему первые двое не попытались напасть, я понял сразу.
Короткий, протяжный вой.

Меня превратили в добычу. И в том, как проходила охота, я находил определённую иронию — так загоняют волков, оставляя их коридор, в конце которого ждала неминуемая смерть. Они дразнили меня обманчивой близостью реки — уйти по воде не составило бы труда, если бы меня к ней пустили. И короткая, нервная стычка, ценой которой стала обжигающая боль в разодранном предплечье, лишь подтвердила мои опасения.

Аарон не лгал — оборотни действительно были вышколены, и первая кровь не распалила их.
Неприятно было превратиться в игрушку для молодняка.

— Между прочим, это историческое наследие.
Светло-серый, с бледными подпалинами на груди и лапах, оборотень совсем как сбитая им горгулья сидел на крыше, по-кошачьи обернув хвост вокруг передних лап. Я не то, чтобы надеялся на неуклюжесть волков — их сильное, гибкое тело, хранившее человеческие очертания, не обладало подобным изъяном, но пытался избежать свидетелей и жертв среди смертных.

— И куда же мне полагается идти?
Его уши сошлись забавным домиком, а затем он дёрнул плечами, что, вероятно, означало «не знаю».
— Не выходить, значит?

Волк поспешил кивнуть. Того мгновения, когда он опустил глаза, мне хватило для удара, смявшего челюсть с мягкой шерстью и чересчур длинными, даже забавными вибриссами. Тело встретило мостовую с сухим хрустом. Их тело не было таким прочным, как наше, но восстанавливалось с поражающей воображение скоростью. Поверженный волк уже пытался подняться.

Мне и нужен был сущий пустяк — дожить до утра. Героически погибать сегодня не входило в мои планы, и страх, рождённый инстинктом самосохранения, не имел значения. По правде, я боялся не умереть — я боялся не вернуться.

Оборотни бездействовали, наблюдали за мной с расстояния горящими в ночи звериными глазами, ворчали и скалились, но не нападали. Мне не позволяли ни приблизиться к реке, ни найти укрытия среди людей, постепенно сужая кольцо и оттесняя назад, к Беховице. Я бросил серый, как их шкуры, плащ, давно превратившийся в мокрую тряпку. Они ждали, жаждали моего страха, открытого его проявления, свидетельств слабости, и, не получив их, сделались наглее, злее.

Сжал и разжал пальцы.
Что бы они ни готовили, ждать оставалось недолго.

Я учуял его сразу — марево звериной вони стелилось по земле, делая даже запах свежепролитой крови омерзительным. Зверь был огромен и стар; вздыбленная на загривке шерсть казалась тронутой лунным светом — серебряная, она выдавала почтенный возраст. Он возлежал на стащенной груде тел, мешанине из голов, торсов и конечностей, изгрызенных и целых. Оборотень даже в холке был выше меня на целую голову — такого чудовища мне не доводилось встречать ни среди компании Калленов, ни среди тех, что замерли на почтительном расстоянии. Вожак (а я не сомневался в этом) смерил меня презрительным взглядом горящих кошачьей зеленью глаз; с узкой его морды стекала кровь. Поставив ногу на багряное месиво, ещё подававшее признаки жизни, он с довольным урчанием оторвал голову. Следовало признать — хруст стоял аппетитный. Жевал он меланхолично, не спуская с меня глаз; я отвечал ему таким же прямым взглядом.

От сладкого запаха крови рот наполнился слюной.
Две серые тени отрезали мне путь к отступлению.

Вожак, наконец, поднялся, лениво потянулся, позволяя рассмотреть перекатывающиеся под кожей мускулы; поджарый, статный и грациозный, он был идеально сложен. Пташка была права — в них имелась определённая красота и стать, правда, не когда шерсть слиплась от крови и повисла сосульками на впалом брюхе. В волчьем облике без труда угадывалось человеческое — в неизмённых до конца руках с загнутыми когтями; в том, что передние конечности были длиннее задних и зверь без труда мог встать вертикально; в развороте плеч, в строении грудине… Промежуточная стадия.
Из чьего-то распоротого брюха выскользнул клубок осклизлых внутренностей.

Шансов у меня было немного.
— Давай закончим. Меня дома ждёт жена.

Волк сделал два шага ко мне, застыв; он чуточку покачивался, вдыхая и выдыхая воздух, пробуя запах кончиком длинного розового языка. Разум гас в его глазах. Он встал на задние лапы, завораживающий, как само воплощение Смерти, и оглушающее завыл.

Дождь закончился.

Зубы, каждый в палец толщиной, щёлкнули рядом с горлом, но мне удалось тенью проскользнуть под огромной тушей и едва не попасть под удар другого. Честного поединка не предполагалось. Следующий отстал от собратьев на сотую долю мгновения, которого хватило, чтобы задеть ему меня, а мне — его. Я ответил рычанием на рычание. Если уж и продавать собственную шкуру, то задорого.

Пляска смерти.
В этой битве мне не взять инициативы в свои руки.

Неизбежные ошибки. Они и не сражались со мной в полную силу, зная своё численное превосходство. Волки заходили с двух сторон, будто желая обратить меня в бегство, заставить отступить к вожаку, хрипло дышавшему за спиной. Тот, что был поменьше, первым бросился в атаку, полетев на меня камнем, выпущенным из пращи, а второй чуть отстал, не оставив окна. Я извернулся ужом, ухитрившись разминуться с обоими, и получил тяжелейшей удар по пояснице. Хруст собственных костей оглушил и дезориентировал; боль пришла позднее, когда я отвёл от лица пасть с жёлтыми клыками. Их дыхание пахло кровью и тленом. Я взлетел зверю на холку, желая вцепиться зубами в глотку — мой яд будет для него смертелен, и взвыл от боли в хрустнувшем позвоночнике. Я полетел на землю вместе с волком, которого успел укусить, и кровь, вязкая, отвратительная на вкус, вызывала тошноту.

Заскуливший волк, рухнувший в грязь, отрезвил собратьев.
Дома меня ждали, и подвести это ожидание означало предать.

Я рванулся из капкана зубов и когтей, шипя от боли; в нашем сражении не было ни красоты, ни изящества. Я сбросил руку-лапу с растопыренными пальцами и раскрошил в ней кости; волк, казалось, и не почувствовал ранения. Подавитесь, пообещал я себе. Кусок в горло не полезет.

Я не хотел умирать.

Я пропустил удар. И ладонь, раненная Робертом, сжалась на секунду позже ожидаемого, схватив лишь клок высеребренной шерсти. Со мной уже играли, как с полупридушенной мышью, позволяли встать и били наверняка. Но вожак не спешил добивать. Он смотрел на меня глазами, лишёнными человеческого сознания, сверху вниз, полностью осознавая превосходство.

Пташке нельзя быть одной.

Я встал только со второй попытки. Страх за свою, уже порядком потрёпанную шкуру, за то, что не выполню уже ни одного обещания и оставлю одну, подведу, налип к коже. Волк выгнул спину, подобрался, готовясь к броску.

И завыл, упав на землю.
Истошный вой переходил в хрип, зверь скулил и катался, будто горел, выл так, что волосы на затылке поднимались дыбом. В его голосе было всё больше человеческого крика, истошного, бессвязного и страшного. Такое с ним могла сотворить малютка Джейн, но она находилась далеко.
А оборотень всё выл и выл, захлёбывался уже не воем — кровью.

— Да уж, как неудобно вышло.
_______
От автора: А я пишу и не думаю бросать :Р


Источник: http://twilightrussia.ru/forum/38-16836-1
Категория: Отдельные персонажи | Добавил: Розовый_динозаврик (20.09.2016) | Автор: Розовый_динозаврик
Просмотров: 1225


Процитировать текст статьи: выделите текст для цитаты и нажмите сюда: ЦИТАТА






Всего комментариев: 0


Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]