POV Джаспер

– Ты заставил меня долго ждать, Джаспер, граф Хейл, – раздался певучий женский голос за моей спиной. – Где ты пропадал всю ночь?

Я резко обернулся, заставив воздух со свистом взвихриться вокруг. В шаге позади меня стояла невысокая девушка, одетая в нечто, невнимательному взгляду напоминающее лохмотья, но в невообразимом своем сочетании кажущееся произведением искусства. Окрашенные во все мыслимые оттенки синего, длинные полосы ткани обрисовывали невысокую тоненькую фигурку, изящную, невесомую, словно сотканную из прозрачно-стеклянного утра.

На маленьком личике идеальной формы, обрамленном длинными темными локонами, частью заколотыми наверх, другой – струящимися по плечам, искрились смехом огромные темно-карие глаза. Кожа незнакомки казалась особенно бледной на фоне смоли волос, а губы напоминали цветом лепестки дикого красного шиповника, заросли которого часто встречались на моей давно покинутой родине. А вокруг девушки, источаемый кожей, светился ореол той самой полупрозрачной золотистой пыли, которую впервые я увидел много лет назад в ужасный миг казни среди языков пламени в предместье Лондона.

Я замер, разглядывая каждую деталь удивительного облика, и внезапно меня окутало ласковым теплом, тоненькими струйками прокравшимся внутрь, прогнавшим мертвенный холод, отделившим непроницаемой стеной от только что пережитого ужаса. Солнце еще пряталось на востоке за крышами, но мне показалось, что я стою не в неверном свете хмурого городского утра, а на залитой весенним полуденным теплом поляне в лесу.

Внутри поднимались волны эмоций, не испытанных мной ни разу за долгих четыре с половиной столетия: тепло радости и света, радужных надежд на будущее, мечтаний о сбывающихся планах. Вдруг почудилось, что все безумие последних лет вот-вот исчезнет, словно его никогда и не было, я снова стану человеком. Проснусь, очнусь от страшного липкого кошмара, чтобы выбросить его из головы раз и навсегда, закружиться в вихре повседневных событий, вновь наслаждаясь обществом любимой семьи – жены, отца и матери, братьев.

Я утонул в ласке карих глаз, стоя в двух шагах, не находя в них ни удивления, ни ставшего привычным при встречах с людьми страха. Я ощущал тепло дыхания девушки, столь ничтожным было расстояние между нами, но ни толики отвращения не обнаружил в ней. Во взгляде отражалось безмерное счастье, охватившее меня с головы до ног, заставившее застыть посреди пустынной парижской площади. Легчайшими нитями давно ставших чуждыми мне чувств незнакомка забралась под непробиваемый ледяной панцирь, которым я окружил себя в последние годы, и теперь заставляла срастаться мои воспаленные, заполненные гноем отчаяния раны одну за другой.

Я стоял, боясь пошевелиться, молясь об одном единственном чуде: остаться в этом мгновении навсегда, обретя невероятную способность останавливать время.

Но всякое благо имеет свойство заканчиваться. На миг позабыв о том, кем являюсь, я вдохнул полной грудью, и следующий же момент превратился для меня в одно из самых сложных испытаний. Наивный дурак! Я верил, что при встрече с Алисией жажда не будет иметь значения. Как я ошибался! Ее теплый аромат, напоенный цветами и солнечным светом, с легкостью разорвал в клочья мои оковы самообладания, вырабатываемые годами. Горло опалило языками пламени, сознание отступило в тень. Я шагнул навстречу, думая лишь о токе алой животворящей крови, которая погасит разгоревшийся во мне пожар, стоит сделать лишь один глоток.

И тут она улыбнулась. Вместо страха в глазах я увидел совсем иные чувства, и удивление внезапно стало сильнее жажды, заставив меня опомниться, прийти в себя. Задержав дыхание, я застыл. Медленно, мучительно медленно сознание вернулось ко мне, ударами острого кинжала вбивая в сердце понимание того, что я мог натворить, от чего оказался в шаге несколько мгновений назад.

Разочарование было столь сильным, что я с трудом удержался на ногах. Только теперь я до конца осознал, сколь извращенно жестоким было ведьминское проклятие. Я встретил любимую, но теперь мог в любой момент стать причиной ее гибели и последующей разлуки, стоило мне на миг потерять контроль!

Спустя несколько тягуче-бесконечных минут из-за дальних крыш сквозь тучи прорезался солнечный луч, безжалостно выдергивая меня из размышлений. Полоса света постепенно прогоняла предутреннюю неверную тень, открывая дорогу дню. Безумное стремление покончить со всем раз и навсегда чуть не заставило меня броситься и погибнуть под жалящими лучами дневного светила, только в тот же момент девушка протянула руку и сжала изящные теплые пальцы на моем запястье.

Глаза ее до краев наполнились тревогой, словно она смогла прочитать мои мысленные планы. Она покачала головой, словно уверяя, что не позволит мне совершить опрометчивый шаг.

– Следуй за мной, – велела она и, не дожидаясь ответа, неслышным видением свернула с улицы Сент-Антуан в ближайший проулок.

Не смея возразить, я шагнул следом. Густая тень окружающих зданий скрыла меня от губительного света, но не решила возникшей проблемы. Я мог не дышать долго, даже вечно, но чтобы разговаривать, потребуется воздух. И тогда зверь, живущий во мне, в любой момент вырвется на свободу. Пока я оставался равнодушен к происходящему, удерживать его не составляло труда, я подолгу находился среди людей, но рядом с Алисией все мысли устремлялись к ней, тем самым уводя внимание от необходимости постоянно удерживать контроль. Однако и уйти было свыше моих сил. Не теперь, когда долгие, кажущиеся бесплодными поиски наконец-то увенчались успехом, и мы встретились после разлуки, длившейся больше четырехсот лет.

Я поверил в то, что именно в этой девушке воплотилась Алисия, сразу же. И каждое мгновение усиливало уверенность, подсвечивая новые и новые детали. Голос, глаза и сразу ставшее еще более заметным в сумраке свечение ведьминской пыли ни на секунду не позволили усомниться в том, что это именно моя Алисия уверенно шла впереди, ведя меня куда-то вглубь по узкой извилистой улочке. Даже граничащее с безумием бесстрашие было так характерно для моей любимой… Только понимала ли она сполна, с кем столкнулась? Она не могла не заметить гримасы, исказившей мое лицо, когда я боролся с жаждой, однако страха так и не возникло, ошибки тут быть не могло.

Будто ощутив мои колебания, девушка остановилась и повернулась.

– Джаспер, я знаю, кто ты, – уверенно произнесла она. – И не боюсь. Мне слишком много известно, чтобы пугаться чего бы то ни было.
– Но… – удивленно попытался возразить я, не зная, как сформулировать обуревавшие меня страхи.
– Ты искал меня очень давно, – мягко улыбнулась она. – Нашел и собираешься сбежать? Тебе не кажется, что это глупо, по меньшей мере?
– Я не собираюсь сбегать, – опустил я голову. – Но я опасен. Для тебя – в первую очередь, потому как выше моего желания быть рядом с тобой нет ничего на этом свете. Я надеялся, что с тобой будет иначе, чем с другими людьми. Да, иначе, – скривился я. – Намного хуже! Твой аромат для меня настолько же неповторимо привлекателен, как и ты сама!
– Такие разговоры здесь лучше не вести, – покачала головой девушка и, не дожидаясь моих дальнейших возражений, свернула в очередной переулок и остановилась перед видавшей лучшие времена дверью: старый дуб потемнел от дождей, местами пошел зигзагообразными трещинами, а две ступеньки, ведущие ко входу, были сплошь покрыты выбоинами.

Я огляделся: вправо и влево тянулась мощеная крупными булыжниками улица, на которой две кареты вряд ли смогли бы разъехаться, типичная для непарадных кварталов Парижа, где каждый следующий этаж нависал над предыдущим, почти не пропуская дневной свет. Двери домов походили друг на друга, как братья-близнецы, окна нижних этажей были плотно забраны ставнями. Вдалеке виднелся купол церкви Святого Павла и Святого Людовика, а с другой стороны возвышались мрачные стены Бастилии, уравновешивая пейзаж. Я догадался, что все дома, расположенные здесь, лицевой стороной выходят на улицу Сент-Антуан, где первые этажи зачастую были заняты различными лавками.

Девушка споро открыла дверь и скользнула внутрь, жестом прося следовать за собой. Я задержался на пороге и несколько раз глубоко втянул утренний прохладный воздух, собираясь с силами. За последние годы я часто бывал среди людей, но в замкнутых помещениях – редко, и такие моменты всегда становились пыткой. Я мог находиться в толпе, но на открытых пространствах, где ничто не мешало исчезнуть при малейшем признаке потери самообладания. Если в присутствии Алисии я с трудом сдержался на улице, то представлять себя наедине с ней в доме не хотелось: это было подвигом на грани моих возможностей, и хорошо, если не за этой самой гранью.

Я закрыл глаза, собираясь и сосредотачиваясь на всем, чему научился за долгие годы скитаний, пролистывая в памяти каждый момент, когда сдерживался, учась не убивать первого встречного в приступе жажды, а искать тех, кто и так стоял на пороге смерти. Невольно вернулся в воспоминания о том дне, когда не успел спасти Алисию в Лондоне. Мысль о потере заставила меня сжать зубы от приступа боли, оказавшейся сильнее жажды. Я зацепился за нее, прокручивая множество раз в памяти, стараясь вывести ее на передний план. Помогло, но я понимал, что работа предстоит немалая, а терять контроль я не имею права ни на миг. Все мои достижения на поприще самообладания были ничтожными по сравнению с предстоящим, если планирую остаться рядом с любимой. А я уходить не желал, значит, и выбора у меня не было.

Осознание опасности, которую я представляю для Алисии, сжимало тисками мертвое сердце, по капле выгоняя новорожденную радость встречи. Недавние размышления с новой силой захлестнули разум: мне нет места рядом с моим ангелом, ведь я продался дьяволу, стал слугой смерти, заключив с ней договор без срока давности… Однако с иной стороны я отдавал себе отчет, что не смогу отказаться от возможности быть с девушкой. На такой подвиг моей воли не хватит, это я мог предсказать лучше квалифицированной гадалки. И даже удрав сейчас, скоро вернусь. Вопрос времени.

Войдя, мы оказались в небольшом холле. Широкая лестница вела наверх, скорее всего, в гостиную и другие покои, а через двери, похоже, можно было попасть в кухню и хозяйственные помещения. Где-то в глубине дома раздались торопливые шаги. Я отвернулся: горящие в канделябрах свечи давали достаточно света, чтобы цвет моих глаз стал заметен. В холле появилась молоденькая девушка и присела в реверансе, переводя испуганный взгляд с меня на хозяйку дома. Не было сомнений: она спала, и наш приход стал для нее неожиданностью.

– Прошу меня простить, мадмуазель, – забормотала служанка. – Я не слышала, как вы покинули дом. Сейчас так рано… И вы не предупреждали…
– Ты свободна, Анна, – благосклонно улыбнулась Алисия, снисходительным жестом прерывая извинения. – Сегодня мне твои услуги не понадобятся, и ты можешь побыть с родными. Вскоре я планирую покинуть Париж, завтра поможешь мне собраться, но со мной ты не поедешь. Спасибо за помощь, я всем довольна.

Девушка еще раз присела в реверансе и молча выскользнула на улицу, а та, в ком вновь возродилась моя Алисия, подошла к двери и закрыла ее.

– Не запирай, – глухо попросил я, растрачивая остатки безопасного воздуха. Голос звучал хрипло, надтреснуто, ведь мне так редко доводилось с кем-либо разговаривать. – Ты не осознаешь до конца, с кем оказалась наедине.
– Я не осознаю? – рассмеялась она, тщательно запирая все засовы. – Я многое помню, многое видела… Это простые обыватели могут в такое не верить, а уж тебе лучше чем всем другим известно, что существуют и мстительные ведьмы, и возрождающиеся души, которые несут память сквозь века… И те, кому для вечной жизни нужна кровь!

Не дожидаясь ответа, она направилась на второй этаж, я покорно шагнул следом. Мы оказались в просторной комнате, судя по всему, гостиной. Обстановка была сдержанной, но добротной, подобранной с несомненным вкусом. Изящная мебель, дорогие ткани, фарфоровые безделушки, вышитые шелком гобелены на стенах, ковры – все говорило о достатке владельцев. В камине жарко пылал огонь. Помимо той двери, в которую мы вошли, из комнаты вели еще две. Между ними висел портрет в полный рост, на котором была изображена молодая дама, одетая по моде начала века, в изящных чертах лица которой прослеживалось несомненное сходство с Алисией.

– Я обо всем расскажу, – усмехнулась хозяйка дома, уловив мое удивление. – Поверь, у нас есть время.

Она устроилась в глубоком кресле, предложив мне занять место напротив. Я беспрекословно послушался, не сводя с девушки взгляда. Она волновалась, но не сильно, а страха я по-прежнему не ощущал в ней вовсе. Я боялся намного сильнее, не сомневаясь, что воздух в доме напоен несравненным ароматом той, что разглядывала меня теперь внимательными карими глазами. Обычно так смотрят после долгой разлуки, когда ищут перемены в старом знакомом.

Молчание затянулось. Решив, что рано или поздно мне придется это сделать, я вдохнул. И еще раз убедился, насколько будет непросто. Я уже знал, как влияет на меня ее аромат, эпизод на площади доказал это, безжалостно сорвав флер иллюзий, однако там дул ветер, развеивая запахи, здесь же... Каждый дюйм пространства был напоен Алисией, неповторимый аромат пронизывал все вокруг. Я зажмурился в стремлении удержать волну жажды, усилием на грани возможного заставляя себя остаться на месте. Под сжавшимися судорожно пальцами треснула деревянная ручка кресла, рассыпаясь в пыль, однако на этом причиняемые мной разрушения закончились. Вновь задержав дыхание, я смог прогнать зверя прочь и открыть глаза.

Алисия молчала по-прежнему, не двигаясь с места. И по-прежнему не боялась! Обычно потенциальные жертвы невольно сторонились меня, но теперь все было иначе. Она словно шла навстречу опасности, будучи уверенной в том, что я не смогу причинить вреда.

Я замер, а по губам девушки скользнула легкая ободряющая улыбка.

– При рождении меня нарекли Алисой, – начала рассказ она, пристально глядя мне в глаза, даря самое необходимое в данный момент – время. Я снова не дышал, просто слушал, стараясь не пропустить ни слова. – Точнее, Шарлоттой Алисой, но я с детства предпочитала второе имя. Оно казалось мне более правильным. Моя мать была придворной дамой Анны Австрийской, это ее портрет на стене.

В голосе девушки прорезалась грусть, мгновенно родившая во мне отклик. Захотелось прервать рассказ, не заставлять ее вспоминать о безвозвратно ушедшем прошлом. Только я сдержал порыв, чувствуя в Алисе непреклонную решимость поведать все, что мне необходимо по ее мнению узнать. К тому же, пришлось бы заговорить, а пока этого делать явно не стоило.

– Я незаконнорожденная, дитя любви, – вздернула подбородок она, в глазах засветился вызов, который, похоже, для девушки был привычным. – Мать смогла скрыть беременность ото всех и родила тайком, а после отдала кормилице. Нэнни вырастила меня как родную дочь, не видя разницы между мной и Жоржеттой, моей молочной сестрой, но для людей, конечно, мое незаконное происхождение не осталось тайной. Подробности событий, которые привели к моему появлению на свет, я узнала лишь три года назад, когда случайно повстречалась с отцом.

Улыбка смягчила черты лица Алисы: без сомнений, встреча стала счастливой. Меня вновь укутало ощущением уюта и радости, позволяя на несколько мгновений забыть о жажде, которая словно хищник на охоте закралась в незаметный угол, дожидаясь малейшей оплошности жертвы.

– Он не ведал ни о беременности мамы, ни об удачных родах, потому что по королевскому приказу вынужден был уехать в Англию еще до того, как его возлюбленная узнала о своем положении, – продолжила Алиса. – Будучи там, он услышал о смерти короля, что принудило отца остаться в Лондоне дольше запланированного, а оттуда отправиться прямиком на войну с Испанией, которая не преминула воспользоваться тем, что престол Франции оказался занят пятилетним наследником, и ситуацию совершенно не спас факт, что королева Анна – испанка по рождению, сестра короля Испании – стала регентом… Так что судьба не предоставила шансов отцу узнать о моем существовании очень долго, до момента, когда мне сравнялось пятнадцать. Только удивительное сходство с матушкой да некоторые фамильные черты позволили отцу предположить правду при нашей встрече, его догадки потом подтвердила кормилица. Матушке не хватило смелости выдать меня за дочь своего мужа: старше ее на много лет, храбрый солдат, участник всех военных компаний правления Людовика Справедливого, чьим ровесником был, он отличался нравом далеко не простым, даже суровым. Появление ребенка после десяти лет бездетного брака вызвало бы у него множество вполне оправданных подозрений.

Я усмехнулся, признавая правоту матери Алисы: в такой ситуации более безопасным решением было расстаться с ребенком. Такие ситуации не были редки. Знатные дамы то и дело рожали от любовников, подкидывая потом детей в монастыри или отдавая кому-то из слуг, иногда обеспечивая нежданных отпрысков, но чаще забывая очень скоро. Примеры подданным с успехом подавали французские и английские короли, чьи внебрачные дети нередко играли весомую роль в истории страны, в то время как в законном браке наследников могло и не появиться.

– Матушку выдали замуж еще молоденькой наивной девушкой по воле родителей, и всю жизнь она хранила верность мужу… до встречи с моим отцом, – в улыбке мелькнуло лукавство. – Это не было пустой интрижкой, которых так много при дворе, но оказалось настоящим чувством. К тому моменту отец тоже был женат. Его жена была скучной болезненной женщиной, любви в браке, оговоренном с малолетства родителями, никакой не было и быть не могло, настолько разными были супруги, поэтому неудивительно, что в жизни отца случались многочисленные романы. Однако он признавался, что никто не смог тронуть его сердца ни до, ни после матушки. Он умер полгода назад, – опустила голову Алиса. – Хотел меня признать – я не единственный его ребенок вне брака, и обо всех он старался заботиться, – но не успел, мы встретились слишком поздно, он был уже сильно болен.
– А с матерью ты виделась? – спросил я, все-таки решившись произнести несколько слов.
– Матушка умерла через месяц после моего появления на свет… – Алиса отвернулась, закусив губу, и я мысленно проклял себя за бестактный вопрос, об ответе на который мне следовало самому догадаться. – Как рассказала Нэнни, она угасла, не вынеся жизни во лжи и разлуки с единственным ребенком. Родители любили друг друга, но никогда не смогли бы быть вместе, слишком поздно пересеклись их жизненные пути. Этот портрет отдал мне отец. Он покровительствовал многим талантливым художникам, и один из них написал маму в самые счастливые моменты ее жизни…

Не выдержав, я соскользнул с кресла и упал на колени рядом с Алисой, первый раз осмелившись коснуться ее руки. Маленькая ладошка, показавшаяся раскаленной, утонула в моих пальцах, снова даря удивительные ощущения. Я поднес руку к губам, наслаждаясь прикосновением, однако по-прежнему не осмеливаясь вдохнуть.

– Какая холодная, – еле слышно уронила Алиса, поднимая вторую руку и касаясь моей щеки. – Я не знала, что так будет…

Тонкие пальцы пробежали по моей коже, изучая, а я снова утонул в темных омутах глаз.

– Откуда ты знала, что я появлюсь? Ты сказала, что ждала меня… – с трудом нашел в себе силы для вопроса я, стараясь отвлечь ее от горьких воспоминаний. – Ты помнишь прошлое?
– Сядь, пожалуйста. – Она отняла руку и слегка отодвинулась. – Я действительно должна рассказать обо всем, а твоя близость мешает сосредоточиться.
– Я не могу оставаться далеко, ощущая твою боль, – возразил я, чувствуя, как с каждым вздохом языки пламени яростно подтачивают самообладание, но не в силах разорвать прикосновение. – Это сильнее всего мной испытанного за века существования. Я жил в аду, безразличие стало привычным. Ничто меня не трогало…
– Над ристалищем реяли разноцветные знамена, а ложа короля Англии, великолепного Ричарда, прозванного Львиным Сердцем, была полна народа, пытающегося снискать монаршей милости. Рыцари один за другим сходились в поединках, достойнейшие из достойных выявляли самого храброго, – тихо, нараспев заговорила Алиса, словно глядя сквозь время. – И вот остался один. Победитель. Громкий глас королевского герольда воспел славу Джасперу, второму сыну графа Хейла. Молодой рыцарь, уже без шлема, поднялся в ложу. Светлые волосы лежали волной по плечам, серые глаза таили искорку зелени… Сильнее даже этого момента?

Глаза ее сверкнули, а я словно перенесся на много веков назад. Так, как тогда, я не дрался ни до, ни после. Жизнь всегда оставалась для меня более бросовым товаром, чем единственный благосклонный взгляд Алисии де Варенн, ставшей потом Алисией Хейл. А первый из них я не смогу забыть никогда. В моей сокровищнице этот бриллиант был самым драгоценным.

– Мне было лет пять, когда я впервые увидела события прожитых ранее жизней, – вновь обрела серьезность Алиса. – Я рассказала Нэнни и Жоржетте об удивительных снах, и они были поражены плодами моей фантазии, хотя и умоляли потом удержаться от откровенности с посторонними. Обыватели с трудом воспринимают тех, кто сильно от них отличается, и часто бывают недобрыми, правоту этого совета я осознала потом как никто иной. Постепенно воспоминаний становилось больше и больше. Особенно ярко я видела время, когда мы были рядом, иногда кажется, что я знаю мельчайшие подробности: обстановку дома моих родственников в Лондоне и замка Хейл-Хилл, лица родных и знакомых, наряды, окружающие пейзажи. И море! Знаешь, я никогда не видела в этой жизни морских просторов, но меня неотвратимо тянет туда. У отца фамильное поместье в Нормандии, он тоже немало мне рассказывал, растравляя душу… Но судьба ни разу не позволила побывать на побережье, увидеть, как из-за горизонта накатывают одна за другой бирюзовые волны.
– Да, ты всегда любила море… – отыскал в себе силы улыбнуться я, чувствуя, как во мне окончательно слились чувства к погибшей жене и девушке, сидящей напротив. Невероятное внезапно обратилось правдой. Так странно и необычно было вспоминать, не чувствуя рвущей на части боли! – Я вырос на берегу, но стоило тебе появиться в моей жизни, как морская бесконечность стала вечным напоминанием именно о тебе… Только о тебе, ни о ком другом! Все эти годы я именно морю изливал тоску…
– Постепенно пришли и другие воспоминания, – продолжила Алиса, и улыбка мгновенно стерлась с моего лица. Эта боль была мне хорошо знакома, я прожил с ней последние четыреста семьдесят лет, и одиночество щедрой рукой все эти годы сыпало соль на не желающую заживать рану потери. – Но те жизни, где не было тебя, легко исчезали в тумане небытия… Без тебя я лишь существовала, плыла в потоке времени в ожидании встречи. Я не смогу сосчитать, сколько раз за эти годы рождалась на свет: человеческая память не способна удержать столько событий, может, оно и к лучшему.
– За это я Господу всегда буду благодарен, – прошептал я. – Пусть и давно потерял право на это.
– Ты же помнишь все, да? – уточнила она. – Как может такое вынести человек?
– Я не человек, Алиса, – четко и отрывисто произнес я, поднимаясь на ноги и смотря на девушку с высоты своего роста, создавая необходимое мне сейчас расстояние между нами. – Я не умирал и не рождался заново...

Я подошел к окну и резко распахнул его, впуская в помещение свежий воздух, понимая, что эмоции мои стали слишком сильны для полноценного удержания контроля.

Одно слово разрушило очарование момента, жестоко напомнив, кем я являлся, разбив в прах иллюзию возможности обретения счастья. Я слишком хорошо знал, что сейчас видит девушка. Окончательно расцвело, и свет хмурого утра проникал в гостиную, выставляя напоказ мои неприглядные тайны: бледную неживую кожу, синяки под глазами и, самое главное, цвет этих самых глаз. Я выпил досуха умирающего монаха всего пару часов назад, и взгляд у меня полыхал, без сомнений, алым. Разве что жажда, живущая во мне, угасила яркость жуткого сияния пламени. С содроганием я вновь принялся искать в Алисе признаки страха и отвращения – естественной реакции человека на существо, подобное мне, одновременно лихорадочно вдыхая льющийся из окна свежий воздух.

Однако следующее мгновение напомнило мне яркое качество моей любимой, которое не смогло потеряться в веках: она всегда меня удивляла. До потери дара речи. Легко и изящно поднявшись, Алиса подошла, уничтожая расстояние между нами. Я не дышал, но не мог не ощутить вспышек тепла от ее тела. Вновь сдавшись, впитывал каждую черточку облика любимой.

– Тогда твои глаза были чернее ночи… – Взгляд ее гипнотизировал, пронзал насквозь, выворачивая душу наизнанку. – Пусть я видела их лишь миг, среди беснующейся толпы, потом все поглотили языки пламени…

Я зажмурился, снова вспоминая о прошедшем. Если бы я мог спать, упомянутый момент стал бы худшим кошмаром. Совершенная память не упустила ни секунды, и ужас пережитого раз за разом всплывал из-под гнета иных воспоминаний, как бы не старался я отвлечься. Впечатления того дня оставались рядом, что бы я ни делал, войдя под кожу, слившись с током крови. Тот удар оказался настолько сильным, что затмил события в родном замке, когда Алисия погибла от рук Эдварда. Давние воспоминания принадлежали человеку и успели подернуться дымкой забвения, а вот осенний день одна тысяча пятьсот пятьдесят шестого года я помнил в мельчайших деталях.

– Зато тогда я была по-настоящему счастлива. Ведь впервые получила подтверждение, что ты существуешь! – воскликнула Алиса.

На лице ее расцвела улыбка, подобная яркому солнечному лучу, пробившемуся сквозь грозовые облака, а весь образ вновь обрел легкость и воздушность, словно взгляд не был тяжелее гранитной скалы несколько минут назад.

– Это всего лишь память, Джаспер, – спокойно продолжила она, вновь заставляя меня вздрагивать всем телом, когда ласково касалась моего лица кончиками пальцев. – Я не переживала все это, я только помню. Ни боли, ни ужаса.
– Но память может ранить, и временами эти раны становятся смертельными, – возразил я. – Для меня те события – худший кошмар.
– Ты пережил это все, в отличие от меня, – в голосе послышались утешающие нотки. Это невероятное создание, ангел, сошедший с небес, заботился обо мне! Волной ликования меня чуть не смыло из реальности, стоило немалых усилий вновь взять себя в руки и спокойно слушать Алису. – Я не горела, я лишь помню об этом. Прошлые жизни большей частью превратились в события, прочитанные в книгах. Только ты – настоящий. Не пытайся пугать меня алым огнем глаз. Я многое слышала, кое-что знаю и помню, чтобы понять, кем ты стал. Только одно скрывают мои видения: как?

Я отвернулся к окну и снова вдохнул свежий воздух, понимая, что Алиса не позволит мне увильнуть от разговора. Я не мог ей солгать – никогда не мог! – и теперь понимал, что придется поведать печальную повесть от начала и до конца… Со всеми мельчайшими подробностями. Умолчать о чем-либо мне тоже не позволят, можно было не сомневаться.

Она слушала так, как никто никогда меня не слушал за всю жизнь, кроме нее. Переживая каждый момент, погружаясь в мои эмоции целиком, сочувствуя. Поначалу было трудно говорить – не только из-за жажды, поднявшей голову, ведь мне приходилось дышать. Я и до того за утро произнес больше слов, чем за четыреста последних лет, а уж рассказ о событиях многих десятилетий был длиннее всех речей, что мне приходилось держать за всю мою жизнь, и человеческую, и вампирскую. Однако постепенно живое участие Алисы, понимание в ее глазах, поддержка, от которой я успел отвыкнуть, позволили мне уйти в воспоминания, излагая события год за годом так откровенно, как это было возможно, рассказ словно лился сам по себе, а я лишь перелистывал страницы книги памяти.

Я по-прежнему стоял у окна: свежий воздух позволял мне выдерживать пожар в горле, вливаясь потоком в комнату, маскируя неповторимый аромат девушки. Алиса же пододвинула кресло и устроилась в нем.

В самые волнующие моменты она наклонялась ко мне, а то и вовсе брала за руку, а в то мгновение, когда рассказ добрался до смерти моей матушки и последующей беседы с ведьмой, звучания рокового проклятия, девушка встала и прижалась к моему плечу, даря толику спокойствия и уверенности. В более ровные моменты повествования она отдалялась, даря возможность передохнуть и удерживать жажду на привязи.

Я упускал незначимые детали: мое существование не отличалось особым разнообразием, однако некоторыми важными событиями приходилось делиться во всех возможных деталях, и к моменту, когда история подошла к концу, осенний день далеко перевалил за полдень.

– Я видела как-то раз и Люсинду, и Кристиана, – усмехнулась Алиса, когда я добрался до печальных событий, произошедших накануне. – Они зашли ко мне вечером, красивые до оторопи, с бледной сияющей кожей. Глаза их были чернее ночи. Поначалу я обрадовалась их появлению: оно подтверждало, что ты – не плод моего воображения. Только во время разговора мне пришлось порядком перепугаться: внезапно в Кристиане я увидела твоего смертельного врага. Мне пришлось лгать, и меня приняли за шарлатанку. Однако потом что-то изменилось, и мироздание заново пересдало карты, удаляя их с твоего пути… Я почти не упускала Кристиана из виду с тех пор, но видела теперь смерть лишь на его пути, а не на твоем.
– Ты так говоришь, словно знаешь наперед будущее, – удивился я, озвучивая вертевшийся с первых минут встречи вопрос. – Ты знаешь, что будет с нами? То есть слухи о тебе, благодаря которым я оказался в Париже – не досужие сплетни?
– Видения будущего очень изменчивы и непостоянны, как и людские устремления, – наклонила голову Алиса. – Иногда мне достаточно коснуться человека, чтобы понять, что его ждет. А вот события твоей жизни я вижу очень редко, и погрузиться в твое будущее по желанию, а не по прихоти высших сил, мне никогда не удается…

Она вдруг поднялась и шагнула вперед, касаясь моих сцепленных пальцев. Я ощутил волну сладострастной дрожи: одно прикосновение было дороже десятков проведенных в одиночестве лет.

– Нет, – с видимым огорчением проговорила она. – И даже твое присутствие не помогает. За все время я лишь несколько раз смогла углядеть то, что связано с тобой. Встречу сегодня на рассвете на улице Сент-Антуан, закат солнца на высоком обрыве над берегом моря, нечто смутное при встрече с Кристианом и Люсиндой… Да и всё, пожалуй.

Она была так близко, что я не удержался и, протянув руку, кончиками пальцев провел по нежной коже щеки в утешающем жесте. Карие глаза засияли радостью, невольно захватывая меня в водоворот сладких ожиданий и несбыточных надежд. Потеряв на миг концентрацию, я вдохнул, не поворачиваясь к окну… и тут же поплатился. Огонь полыхнул внутри, заставив меня задрожать, до скрежета сжать зубы и вновь задержать дыхание.

– Алиса, я для тебя – воплощенная опасность! – хрипло проговорил я после затянувшейся паузы. – Даже эти несколько часов наедине, да что там, даже наш первый разговор на улице – уже угроза для твоей жизни, несмотря на то, что я трачу все силы, чтобы сдержать жажду. Это притом, что сейчас я не голоден. Однако уже завтра все осложнится, а через пару дней мне придется искать того, кто станет жертвой и примет смерть от меня! Я – монстр, единственное, чем могу похвастаться – это здравомыслием, которое не позволяет мне отрицать данный факт, да очень сомнительной способностью держать себя в руках, не кидаясь в порыве жажды на первого встречного. То есть тем, что не становлюсь окончательно зверем, в отличие от остальных…
– Если бы у меня был выбор между множеством человеческих жизней без тебя и вечностью в аду с тобой, я бы выбрала второе, – голос Алисы зазвучал мягко и плавно, до краев наполнившись непоколебимой уверенностью. – Я выбрала бы и единственную жизнь, если бы ты смог остаться рядом. Меня считают провидицей, но многие принимают за сумасшедшую. Одним прикосновением я увидела событие, которое изменило течение истории целой страны, но собственное будущее от меня прячется. Но я точно знаю, чего хочу, и верю, что моя жизнь – в моих руках. Ты не сможешь меня прогнать, Джаспер, граф Хейл! – Две ладони легли мне на грудь, и вдруг показалось, что навеки остановившееся сердце вновь забилось. – Я готова на все, в том числе разделить твой ад на двоих.

Не в силах противиться нахлынувшим чувствам, я позволил себе сжать хрупкое тело в осторожных объятиях, наслаждаясь близостью и теплом девушки, которая воплощала в себе весь мой мир. Она предлагала мне то, что я не мог, не имел право принять. Я знал, что стоит моему яду попасть в тело человека, как начнется превращение, способное подарить Алисе бессмертие, соединив нас, возможно, навеки. Однако до сих пор моим стремлением было уничтожать демонов, кем-то созданных, препятствовать распространению ужасной чумы, а не плодить их подобно брату, поэтому я отчетливо понимал, что дальше размышлений никогда не шагну. Слишком много опасностей таил такой путь: я мог сам погубить Алису, своими руками, зубами. Не сдержавшись. И кто мне мог гарантировать, что она останется моей Алисией? Не превратится в зверя, способного лишь убивать? Тех, кто сохранял разум, встретились единицы на моем пути, и им было немало веков от роду. Я готов был потратить вечность, охраняя любимую, сберегая ее от ошибок, но сколь мучительным этот путь будет для нее!

К тому же лишь мысли о превращении Алисы обесценивали главную цель моего существования последних четырехсот с лишним лет. Я охотился за вампирами, убивая их безжалостно, стараясь прервать ход проклятия. Мысль о собственной смерти, как конечном пункте пути, не слишком пугала, но даже тень осознания того, что для завершения проклятия придется убить любимую, вызывала во мне оторопь кошмара. Такого я допустить не мог никогда. А если проклятие не получит завершения, кто знает, на какие каверзы оно окажется способно дальше? Я уже не раз имел возможность убедиться: ведьма знала, что делала, когда проклинала…

Сомнения раздирали душу, а взгляд устремленных на меня темных глаз лишь растравлял, рождая одно желание, самое сильное и заветное: навсегда остаться рядом, не разлучаясь ни на мгновение. Даже если времени будет на это – только одна короткая человеческая жизнь.

Но даже глаза любимой не имели власти над невыполненным долгом, который пригибал к земле хуже неподъемного валуна, который привязывали утопленникам к шее, лишая их последнего шанса всплыть на поверхность и выжить. Подобно казнимым несчастным я мог только тонуть в сомнениях и мыслях, горло сжимало в тисках вины и боли. Внезапно я осознал: находясь постоянно рядом с Алисой, я не смогу посвящать достаточно времени поискам Эдварда. Значит, мне рано или поздно придется оставить ее, пусть и для того, чтобы вернуться вновь.

– Останься, – вдруг расколола тишину Алиса, опять видя мои метания, как на ладони. – Не уходи. Не бросай меня одну теперь, когда я знаю, что ты есть. Мы уедем. Тебе тяжело в городе, я знаю. Мы покинем его и отправимся к морю. Не надо сейчас решать, у нас есть время! И мое присутствие не помешает твоему поиску, я обещаю! Даже поможет!
– Каждый миг рядом с тобой отдаляет меня от выполнения задачи, – возразил я. – Ты же теперь знаешь все подробности. И я опасен – глупо это отрицать.
– Нет, – не дала она договорить мне. – Каждый миг рядом с тобой – счастливейший за все мои жизни. И только это имеет значение. Остальное – неважно. Я помогу в поисках, только не уходи.

Не в силах удержаться, я склонился, заключая в ладони родное лицо. Выброшенные на поверхность из памяти эмоции, воспоминания из человеческого прошлого захлестывали, заставляя желать большего, чем я мог себе позволить.

– Эти моменты рядом с тобой – незаслуженное мной счастье, – ответил я. – Подарок, данный провидением неясно за какие заслуги… И который не отменяет проклятия, висящего над нами. Я так долго искал тебя, почти отчаялся. Пусть я должен ждать удара от судьбы в любой момент, я не могу считать долгожданную встречу несчастьем, пусть она и будет недолгой. Одного я опасаюсь: я практически неуязвим, поэтому удар может прийтись именно по тебе, причиняя боль и страдания нам обоим.
– Как и для тебя, наша встреча для меня долгожданна, – изящные пальчики Алисы пробежались по моим плечам и скользнули в волосы, даря ласку. – И неважно, сколько нам отмерено – час или несколько лет.

Закрыв глаза и вновь задержав дыхание, я невесомо коснулся родных губ, чтобы в следующую же секунду отпрянуть на противоположный конец комнаты. Слишком сильным было желание большего, неизмеримо большего. Мое тело, как оказалось, хорошо помнило, каким неземным наслаждением могла одарить близость любимой. Сделав шаг, я пошел бы дальше, неся смерть для Алисы.

– Ты останешься? – повторила вопрос она, не двигаясь с места, словно не замечала, как заполыхали жаждой мои глаза. – Пожалуйста. Не уходи. Я не могу без тебя! Теперь разлука мне кажется горше смерти… Я не смогу существовать так, как раньше. Если уйдешь – я пойду за тобой.
– Я вернусь, – пообещал я, сдаваясь. – Очень скоро. Но сейчас мне необходимо ненадолго уйти. Пожалуйста, не держи меня, – взмолился я, глядя в любимые глаза. – Я не могу допустить, чтобы мое нарушенное в один злосчастный момент самообладание привело к беде. Мне нужно время…

Во взгляде Алисы на несколько мгновений мелькнуло потерянное выражение, а затем она нежно улыбнулась:
– Я тебе верю. И буду ждать… – Едва слышные слова прозвучали клятвой. – Возьми, тебе пригодится.

На мои руки лег длинный, до пят плащ с капюшоном из плотной материи. Снова задержав дыхание, я коснулся родных губ мимолетным поцелуем и, уже не оборачиваясь, покинул комнату до того, как мое самообладание окончательно рухнет.

Я слетел по лестнице и трясущимися пальцами, прилагая невероятные усилия, чтобы не разломать проклятый замок, отпер дверь. К счастью, день выдался пасмурным и уже клонился к вечеру, так что я мог передвигаться по улицам без утайки. Выйдя из переулка, я натянул на лицо капюшон и растворился в людском потоке на улице Сент-Антуан, держа путь в сторону Бастилии. Мне было необходимо оказаться за стенами города как можно скорее.



Я старательно сдерживался, пересекая городские окраины, но стоило оказаться на воле, припустил быстрее ветра. Не разбирая направления, несся через холмы и леса, и не сильно удивился, что в итоге ноги вывели меня к морскому побережью. Когда в моей жизни случалось что-либо, привносящее смятение, я всегда отправлялся к морю. Вот и сейчас бескрайние просторы магнитом притянули к себе.

Оглядывая окрестности, я понял, что оказался чуть севернее места, где в Ла-Манш впадала Сена, и, мимолетно удивившись скорости своего передвижения, устроился на каменистом берегу. Прибой еле слышно шумел, с каждым вздохом стремясь подобраться ближе к носкам моих сапог, ветер временами бросал в лицо пригоршни соленых брызг. Наступавший вечер был тих и спокоен, контрастируя с царившим внутри меня хаосом.

Я долго сидел, замерев, пытаясь осознать произошедшие за последний день события. Окунувшись в глубину ада при встрече с ребенком, превращенным в бездушного монстра, я через считанные часы обрел частичку рая, о котором мечтал столько лет. Мое размеренное существование, продолжавшееся несколько десятилетий, в один день было разбито вдребезги. Годами вырабатываемое спокойствие разлетелось на миллион осколков, и теперь я выискивал нечто в морской дали, что поможет склеить из них что-то новое. То самое, что подскажет путь, позволяя понять, как действовать в снова преобразившемся до неузнаваемости мире.

Я привык к вечным скитаниям и убийствам, имеющим лишь одну цель – выполнение долга. Для меня не существовало бытовых проблем: мне не требовалась человеческая еда и крыша над головой, а нехитрую смену одежды и очередные сапоги я добывал, особо не гнушаясь мелким воровством, разве что выбирая не самых бедных лавочников, для которых потеря нескольких вещей не обернется голодом всей семьи.

Однако в ситуации с Алисой было все иначе, ведь она была человеком. Слабым, уязвимым как все люди. Моего внимания не минуло множество мелких, но значимых деталей, пока я находился рядом. Годами выработанная привычка оценивать обстановку и в данном случае не подвела, фиксируя детали на уровне инстинктов, не требующих вмешательства сознания. Без сомнений, девушка привыкла к определенному уровню комфорта, по проскользнувшим словам в разговоре я понял, что ее отец, не успев признать, обеспечил дочери безбедное достойное существование. Мое вмешательство грозило разрушить ее жизнь, обрекая на безрадостное скитание, даже если не принимать во внимание прямой опасности от близости существа вроде меня, наличие которой я теперь никак не мог отбросить в сторону и забыть. Радость от того, что Алиса готова следовать за мной на край света, затухала при мысли о лишениях, которые могли ее постигнуть на этом пути. Я не мог допустить подобного.

В который раз на память пришли Кристиан и Люсинда. Как следовало из подслушанного в парижских катакомбах разговора, вампир выбирал и обращал подругу, не испытывая при этом сильных затруднений, словно был уверен в том, что сам сумеет вовремя обрести самообладание, а она точно не превратится в неконтролируемого зверя. И мало того, не ошибся. Да, Люсинда была далеко не ангелом, но по сравнению с большинством моих жертв ее следовало признать верхом благоразумия. Она была куда ближе к людям, чем многие из уничтоженных мной вампиров. Если бы трагические обстоятельства не прервали ее существования, со временем Люсинда имела неплохие шансы стать копией Кристиана. Да, она не перестала бы быть злом, но меньшим, чем те, чьи обрывки я сжигал в пламени после встреч, потому что все-таки умудрялась держать себя в руках.

Поводов для раздумий добавляли слова Кристиана о категорическом запрете на обращение детей. В итоге настойчиво формировалась идея, что взрослые после изменения рано или поздно обретали разум. Тогда почему из сотни уничтоженных мной вампиров девяносто девять оказывались неразумными животными, которым подвластны лишь простейшие инстинкты: спасаться или нападать, сопровождая то и другое нечленораздельными звуками и элементарными эмоциями? Где тонкая ниточка, ведущая к обретению разума? В должном руководстве, наставничестве опытного старшего товарища? Или в особом ритуале в момент обращения, как было со мной? Или вовсе в уникальной способности Кристиана? Я не знал.

Раз за разом я прокручивал в голове известную информацию, старательно расчленяя ее на паззлы, но в итоге возник вопрос, показавшийся более чем странным: может ли мое присутствие влиять на встреченных вампиров, поднимая в них дикое безумие зверя? Близость моих мечей или неоспоримое намерение их уничтожить будило инстинкт самосохранения, уничтожая все иные чувства? Или действовало довлеющее надо мной проклятие? Но тогда поему черноволосый итальянский вампир и Кристиан устояли? В чем их отличие от остальных? Ответа не находилось.

После долгих размышлений у меня все-таки сложились некоторые нестройные планы проверки возникшей гипотезы. По меньшей мере, при следующей встрече с вампиром я мог попытаться притушить, скрыть собственную агрессию. И проследить за реакцией жертвы, таким образом получив дополнительную пищу для теорий. Только как это сделать, я не до конца представлял: до сих пор, стоило отыскать врага, меня охватывал инстинкт уничтожения, который не успокаивался, пока я не доводил дела до конца. Любое изменение вносилось в схему с огромным трудом. Я уже пробовал, и все попытки с треском провалились. Хладнокровие, которое я смог выработать по отношению к людским моим жертвам, в моменты встречи с вампирами не действовало вовсе.

Сейчас я не желал тратить время на очередные бесплодные старания, потому что даже успех не решал главной задачи. Я не мог пойти на то, чтобы сделать Алису такой как я. Она не будет монстром, никогда! Однако и уйти навсегда я не ощущал в себе сил, осознавая теперь это более чем ясно. Проведя на расстоянии от девушки всего лишь жалких несколько часов, я истосковался больше, чем за все годы разлуки. Побег казался необходимым, но глупым шагом, потому что терялись драгоценные мгновения, которые мы могли провести вместе. Боль в карих глазах, когда я склонялся к решению покинуть любимую, была для меня хуже сотни раскаленных добела кинжалов, воткнутых с размаху в сердце. И нежелание причинять страдания привязывало к ней лучше стальных канатов. После нашего разговора я отдавал себе отчет, как будет сложно, но радость от близости Алисы стоила усилий.

Оставаясь рядом, неся опасность, я обязан был сделать все, чтобы иные напасти миновали Алису. Денежные заботы стояли во главе этого списка: если я собирался изображать из себя человека и находиться рядом с девушкой, стоило обрести вид более благопристойный, да и ей обеспечить существование, к которому она привыкла. Как бы ни менялся мир, встречают по-прежнему везде по одежке…

Так что пришлось задуматься о столь неважных в последние века для меня вещах, но существенных для любого человека, как деньги. Усмехнувшись, я поблагодарил провидение за то, что оно отправило меня на берег моря. Здесь я оказался совсем недалеко от места, хранившего нечто, легко обращаемое в звонкое золото. И для этого стоило всего лишь оказаться в окрестностях родного дома, переплыв Ла-Манш.

Еще Жоффруа де Хейли было завещано хранить часть семейных сокровищ в тайнике под стенами построенного им храма. Как правило, о них знал лишь глава рода и прямой наследник. Однако отправляясь на войну с королем Ричардом и оставляя меня за старшего в роду, отец и Джеффри раскрыли тайну. С того дня я ни разу не вспомнил об этой мелочи, казавшейся совершенно несущественной в водовороте последовавших событий. Теперь же настало время, и она могла сослужить неплохую службу, помогая в планах.

Последний раз в родных краях я побывал около ста лет назад, и тогда округа казалась порядком заброшенной. Так что я имел полное право надеяться, что постепенно разрушающийся семейный храм стоял на месте, охраняя тайник от чужих рук и глаз.

Как обычно, приняв хоть какое-то решение, я почувствовал видимое облегчение. У меня появился план действий на следующие несколько часов: я обязан был за ночь добыть семейное достояние рода Хейлов и как можно скорее вернуться к Алисе, выполняя обещание.

Мысль о простых человеческих проблемах невольно привела к размышлениям о недолговечности людского века, но их я пока отбросил прочь, не видя толка в рассуждениях такого рода. Пока существовал единственный способ решения данного затруднения, который меня не устраивал совсем. Оставалось надеяться, что я смогу отыскать Эдварда, возможно, даже с помощью дара Алисы, и, если удастся снять проклятие, выход отыщется сам. И надеяться, что это произойдет до того, как нас опять настигнет рука проклятия, разлучив надолго.

Я поднялся на ноги, закинул в укромный куст сапоги и плащ, не желая их пропитывать морской солью, и с разбега нырнул в ледяные волны, мощными гребками разрезая воду, держась на северо-запад в направлении родного берега.



Идеальная память вампира не допустила ошибки, и к английским берегам я приблизился в нужном месте. Справа в паре миль перемигивались огни Фолкстона, а передо мной возвышался знакомый обрыв, расположенный буквально в миле от замка. Знакомые места навеяли о давно минувших событиях, но теперь воспоминания не жалили: я знал, что в Париже ждет та, кто всех на свете дороже.

Стремительно темнело. Цепляясь за сухие ветки и жухлую траву, я забрался на берег. Здесь было тихо, на много миль вокруг я не ощущал ни единой живой души, только в стенах родного дома виднелись неровные огни.

За прошедший век мало что изменилось, время оказалось не властно над этими землями. Знакомый край по-прежнему находился во власти запустения, когда-то бросившаяся мне в глаза граница отчуждения никуда не делась. Люди до сих пор избегали этих проклятых мест.

Родной замок еще меньше походил на памятное величественное сооружение. Ров вокруг был засыпан, часть башен обрушилась, лишившись крыши. Вместо подвесного моста теперь была насыпь, по которой к воротам вела дорога. Если бы не идеальное со стратегической точки зрения место, в котором когда-то построили замок предки саксонского эрла, от сооружения, скорее всего, не осталось бы и развалин, но пока защита от угрозы с моря была нужна, и крепкие стены, пусть и прибегая иногда к помощи человека, мужественно держали безжалостные удары времени. Острое зрение помогало мне увидеть следы более новой каменной кладки на фоне старинных фрагментов, а часть крепости, выходящая к морю, и вовсе поддерживалась в идеальном состоянии.

Проходя мимо, я прислушался. Судя по всему, в замке находилось от силы человек пятнадцать. В Англии уже два года снова правил король, и ужасы революции и гражданской войны постепенно отходили на задний план и забывались. Время было относительно мирным, брак Генриетты, сестры короля Англии Карла II, и Филиппа, младшего брата короля Франции Людовика XIV, укрепил отношения между двумя странами, поэтому содержание всего лишь небольшого гарнизона было вполне оправдано. Прислушавшись, я смог уловить грубый смех и громкие выкрики: похоже, обитатели замка неплохо себя чувствовали в этих заброшенных краях, праздно прожигая время.

Не удержавшись, я прокрался вдоль стены и, выбрав удобное место, неслышно перелез через нее. Невидимой тенью шмыгнув в темный угол, я осмотрелся. В центре площади, где когда-то я осваивал со стариной Робертом высокую науку боя на мечах, горел костер, вокруг него сидели на камнях и бревнах девять мужчин. Валялись бутылки, пахло дешевым вином и жареным мясом.

– Как же мне надоела эта дыра! – раздался возглас одного из солдат. Он залпом вылил в себя остатки вина, и бутылка улетела в темноту, звонко ударившись о камни. – Кажется, недалеко от Лондона, но такой глуши и где-нибудь на границе с Шотландией не найдешь. Как здесь можно долго прожить, не понимаю.
– Место здесь нехорошее, – последовал степенный ответ. Манера произносить слова выдавала в говорившем уроженца севера Англии. – Каких только баек про старый замок я не наслушался за пять лет службы от местных. Впрочем, и сам кое-что видел.
– Расскажи! – попросил более молодой голос. – Почему отсюда ушли люди? Вокруг Фолкстона полно народа живет, я умолчу про окрестности Дувра. Здесь же кусок побережья словно вымер. Ни рыбацких деревушек, ни крестьян.
– По слухам, замок и прилегающие к нему земли прокляли много лет назад, – крякнул мужчина. Я не мог видеть лица – он сидел спиной, но судя по голосу, ему было уже немало лет. – На пять-семь миль окрест ни одного человека не отыщешь! Прогоняет сила неведомая. Чуть слабее она в стенах замка, но не раз бывало, что солдаты сходили с ума, с обрыва в море бросались. В западной башне ходит привидение монаха с окровавленным кинжалом – этого я сам однажды видел, – засмеялся солдат. – Безобидное, но стонет громко, спать мешает. Еще старый комендант, мой предшественник, рассказывал про призраков бывших хозяев, но этих я еще не встречал.

Я напрягся: в призраков верилось с трудом, а вот братца в родные края могло нелегкое и занести. И если это случилось недавно, то его деяния не могли не остаться в байках, которые самое время рассказывать под бутылку вина ночью у костра.

– А замок не всегда разве принадлежал королю? – уточнил кто-то из собутыльников. – Тут же постоянно стоял гарнизон, даже во времена Кромвеля!
– Замок строили еще саксы, а потом все места окрест принадлежали роду Хейлов, отсюда название – Хейл-Хилл, – поведал слушателям рассказчик. – Старинный род, их предок из Нормандии пришел с королем Вильгельмом. Воин покорил замок, и новый властитель Англии наградил верного соратника, подарив ему все земли вокруг. Да что толку, если сгинул род на корню через сотню с небольшим лет. В Фолкстоне поговаривают, что извела их местная ведьма, то ли из мести, то ли из пустой злобы. Вот и ходят по окрестностям молодые печальные рыцари в костюмах времен короля Ричарда. Нет им покоя. Двоих последних братьев не хоронили: пропали оба, так что ничего удивительного, что их встречают у старого разрушенного храма на холме. Никого из рода не осталось, замок вернулся к королю. Тот почему-то не стал отдавать земли приближенным, а поместил здесь небольшой гарнизон, оставив Хейл-Хилл во владении короны.

Я ухмыльнулся: да уж, похоронить нас с братом было бы затруднительно, пусть и живыми назвать было неправильно. Удивляло, что история нашей семьи еще не успела забыться. Впрочем, молва людская живуча только когда случается нечто необычное: так что если бы мы умерли своей смертью, забыли бы давным-давно о Хейлах. А так в человеческой памяти остались два несчастных брата…

Здесь, в родных краях, мне было особенно больно думать о долге: теперь, когда я смог отыскать Алисию, былая боль отступила, выпуская из-под гнета обид и гнева родственные чувства к непутевому младшему брату. Старые стены невольно навевали воспоминания о детстве, уроках отца и Роберта, проказах и бесконечных разговорах, которые сменялись непреходящей тоской о навсегда ушедших в мир иной родных: отце, матери и Джеффри.

Помимо Алисии единственным родным человеком на этой земле оставался давно потерянный брат. Если бы существовал иной способ покончить с проклятием, вернув и Эдварду человеческую жизнь, ведь у него она была столь короткой! Прошло много лет, но мысль о том, что в случившемся с братом была огромная доля моей вины, не оставляла в покое, травя душу. А теперь ощущение нелепой детской обиды на судьбу стало особенно сильным. Несколько часов рядом с Алисой внесли сумбур в мою темную душу, расколов ее вспышками яркого света, заставив увидеть многое под новым углом, усугубив чувство необратимой потери. Любя брата, я не переставал никогда тосковать по нему, но чувство это отличалось от тех, которые я испытывал при мысли об остальных давно покоящихся в земле родственниках. В нем не было мира. Лишь вина и сожаление о том, что случилось, и о том, что предстоит сделать.

Мысли о долге, убийствах и крови впервые за долгие годы отошли на второй план, уступая место простому человеческому желанию быть рядом с любимой, иметь семью. А моей семьей, не считая Алисии, был брат. Которого я должен убить, чтобы завершить и свои, и его муки. Замкнутый круг. Да, ведьма постаралась, проклиная наш род, словно знала, как сильна в нас привязанность к родным, и нанесла незаживающие кровоточащие раны.

Встреча с Алисией оказалась живой водой, которая, попадая в расщелины моего иссушенного долгими страданиями сердца, воскрешала старые и давно выброшенные за ненадобностью чувства, в том числе любовь к брату. Молодому, влюбленному в свою Изабеллу до потери себя, до полного отчаяния, наивному, верящему в Бога всей душой… Впрочем, Бог не спас Эдварда от проклятия ведьмы, жаждущей мести, и от падения в пропасть безумия. Моя исступленная надежда прервать века одиночества не могла затмить факта, что между бродящим где-то по свету существом и моим родным братом было так мало общего. Внутренняя чистота, искренность, бескрайняя вера – все это пропало давным-давно. И теперь по земле ходила бездушная оболочка. О чем я был обязан помнить, не забывая ни на секунду, если хотел довести дело до конца.

Если бы брат не стал чудовищем, плодящим по миру себе подобных, а был разумным существом, необходимость убийства, пусть продиктованного чувством долга, казалась бы жуткой, кощунственной. По сути, думать об убийстве во имя долга зверя, не имеющего разума, я еще мог. Но в ином случае… мне не хотелось даже представлять подобного. Для меня Эдвард давно был мертв. Остался просто монстр, занявший место в его теле.

– Пропали? – переспросил высокий ломкий голос, вырвав меня из раздумий. Я вновь прислушался к разговору. – Как это?
– То ли утонули, то ли в болотах окрестных сгинули, – пожал плечами комендант, подбрасывая веток в огонь. – Кто теперь помнит? Давно это было. А призраки разговаривать не желают.
– Ты еще скажи, что пытался! – раздался смех.
– Я – нет, ибо не видел, – сдержанно усмехнулся старый воин. – А старый Джон Уолтер, говорят, пытался.
– Много он перед тем выпил?

Теперь смеялись уже все присутствующие: похоже, предшественник нынешнего коменданта отнюдь не славился склонностью к трезвости.

– Как всегда, пару бутылок анжуйского перед ужином и три-четыре после, – степенно ответил старик. – Эль он никогда не пил, считал сей напиток недостойным. Уолтер пробыл комендантом Хейл-Хилл почти пятнадцать лет. Кто знает, вдруг лет через семь-восемь я буду таким же. И вас может не миновать такая доля, только я этого уже не увижу. Э, время-то уже за полночь перевалило, – воскликнул мужчина, вглядываясь куда-то вдаль. – Хватит о призраках, ночь на дворе. Что знал – я вам поведал, остальное, будет на то воля Всевышнего или самого Дьявола, сами увидите.

Разговор плавно перетек на обсуждение попоек и особенности быта в стенах старого замка, я же, поняв, что вряд ли услышу что-либо еще интересное и что Эдварда в ближайшие годы здесь не бывало, скользнул вдоль стены и спокойно вышел сквозь приоткрытые ворота, держа путь к храму. Мысль о встрече с собственным призраком была любопытна, а призрака брата я бы о многом расспросил, но в такие сказки я не верил. Мало ли что могло привидеться после нескольких бутылок крепкого вина.



Храм по-прежнему возвышался несокрушимым бастионом, властвуя над окрестностью. Он стал ниже – время не щадило каменные стены, и они осели, – но пока отчаянно сопротивлялся векам, куда лучше замка. Неведомая сила хранила от разрушения плоды труда моего героического предка.

Люди здесь не бывали вовсе, и деревья подступили к стенам, заполоняя пространство внутри и снаружи, ползучие зеленые растения окружили все вокруг плотным слоем. Чтобы достичь цели, мне пришлось продираться через густые заросли, местами вырубая их мечами или вырывая с корнями, но в то же время стараясь сделать следы своего здесь пребывания как можно менее заметными. К счастью, от единственного обитаемого места меня отделяло достаточное расстояние, чтобы там не услышали творимого мною шума.

Через четверть часа передо мной предстало основание западной стены церкви. Фундамент порядком ушел за прошедшие века в землю, и пришлось копать яму, чтобы добраться до нужных камней. Расшвыривая влажные комья в стороны, я глубже и глубже зарывался в твердую почву, пока не очистил от грязи и мха приличный кусок стены. Ощупав кладку, обнаружил насечки на нужных камнях и попытался их сдвинуть с места. Удивительно, но они легко поддались, открывая нишу, в глубине которой угадывались очертания большого ларца.

Предположить, что дубовый сундук мог сохраниться во влаге и сырости тайника четыреста с лишним лет, было бы странно. Однако полуистлевшая тряпица отчетливо прорисовывала его контуры. Впрочем, стоило мне дотронуться, как хранилище рассыпалось прахом, открывая взору семейные сокровища рода Хейлов.

Золото не поддавалось влиянию веков и блестело по-прежнему, как и самоцветы, не потерявшие огромной ценности. Я видел содержимое тайника лишь один раз: эти украшения не носили графини Хейл, они лежали мертвым грузом на случай несчастья, согласно завещанию Жоффруа, которое свято блюлось потомками. Когда-то ворвавшись с мечом и огнем в чужую жизнь и разрушив ее, он хотел уберечь будущие поколения от жалкой судьбы, вполне справедливо считая, что драгоценные камни и золото всегда останутся в цене. Пусть меня нельзя было назвать живым, но я оставался графом Хейлом и имел полное право воспользоваться содержимым тайника.

Я выбрал несколько сверкающих камней, почти лишенных огранки, и тщательно спрятал их под одеждой, чтобы не потерять, когда буду переплывать Ла-Манш. Денег, полученных за них даже у самого скаредного ювелира, должно было хватить на покупку немалого куска земли или на строительство дома, а на остатки можно было вести безбедную жизнь в течение нескольких лет. Меня самого мало интересовали материальные блага этого мира, но я не мог позволить, чтобы Алиса в чем-либо нуждалась.

Увидев среди безделушек драгоценную заколку, украшенную россыпью сапфиров оттенка морской воды, я забрал ее, желая сделать Алисе подарок, а потом, поддавшись внезапному порыву, выбрал из груды крупный сапфир, подходящий по оттенку.

Старательно прикрыв ветошью оставшуюся часть сокровищ, я восстановил кладку, возвращая целостность тайнику. Вряд ли в моих силах было отыскать более надежное место.

Выбравшись из зарослей, я постарался скрыть следы присутствия, чтобы случайно забредшим сюда искателем приключений потревоженная растительность не подсказала путь к сокрытому кладу.

Я уже вышел на чистое пространство, когда вслед за мной из переплетений ветвей выпорхнула знакомая птица – большая сова с крапчатыми крыльями, и, буквально задев краем оперенья по моему лицу, с тонким вскриком умчалась по направлению к лесу, в глубине которого скрывались семейные могилы, словно напоминая мне о предыдущих визитах сюда. Только зная о том, с каким нетерпением меня ждут в Париже, я не стал терять время, тревожа места упокоения родных. Я верил: они бы поняли мое стремление оказаться как можно скорее рядом с Алисой.

Я быстро спустился с холма, обошел замок и кинулся в воду, мощными взмахами удаляясь от берега. Сколь ни коротка была разлука, но страх вновь потерять любимую гнал меня вперед с силой, до которой было очень далеко любому шторму из тех, что предпочитали обитать в Дуврском проливе.



Отыскав свою одежду на французском берегу, я направился в сторону Парижа. К сожалению, день обещал быть ясным, поэтому мне пришлось укрыться в лесу, что порядком задержало. Впрочем, я воспользовался подаренным временем, чтобы искупаться в прозрачной тенистой речушке, смыв с себя соль и приведя одежду в более-менее приемлемое состояние. Позднее, прокрадываясь сквозь заросли, я уловил странный запах, показавшийся знакомым. Ошеломленно застыв, я втянул воздух, вернулся на пару шагов назад и лишь тогда смог осознать, что здесь бывал вампир, но поразило меня не это. Аромат показался знакомым, возрождая воспоминания о проклятой пещере, словно тогда, сразу после своего превращения, я уже чуял его. Неужели спустя столько лет я все-таки наткнулся на след Эдварда? Не может быть. Похоже, стремление скорее покончить с проклятием, многократно усилившееся после встречи с Алисой, сыграло со мной злую шутку. Скорее, это был обычный вампир, один из ходящих по земле монстров, пока еще избежавших встречи со мной… Как бы там ни было, ситуация требовала проверки… Я скривился от несвоевременности происходящего. Сердце меня звало в Париж. Я стремился к Алисе, а поиски могли занять немало дней.

Решив, что несколько минут все-таки могу потратить, я прошел сквозь негустой пролесок к полю, старясь не потерять тонкую ниточку запаха, порядком размытого прошедшими накануне дождями. Солнце скрылось, давая возможность безопасно передвигаться. След петлял, и вскоре вновь нырнул в лесную чащу, словно его обладатель что-то разыскивал или кого-то преследовал. Недолгие поиски привели меня к трупу лани, едва присыпанному прелой листвой, на котором пировали падальщики, бросившиеся врассыпную при моем появлении. Я проклял не раз пролившийся ливень, пытаясь разобраться, чем занимался здесь искомый вампир, но результата не достиг: труп животного был растерзан на куски зверьем.

След, став чуть более насыщенным, перестал кружить и теперь двигался напрямик к большой дороге. Здесь край леса подходил вплотную к небольшому городку, столь типичному для Нормандии, в котором каменные дома перемежались с деревянными и фахверковыми. Закутавшись плотнее в плащ, я проник на его узкие улочки, прислушиваясь к неспешным вечерним разговорам торговцев, рыбаков и рабочего люда. Однако город был тих и безмятежен, ни вспышек страха, ни рассказов об ужасных чудовищах и странных убийствах, которые неизбежно возникали после визитов в маленькие селения голодных вампиров. К довершению несчастий учуять нужный аромат я уже не мог: он исчез так внезапно, будто его обладатель научился летать.

Махнув рукой на дальнейшие поиски, я запомнил место и рванул в сторону Парижа. Алиса настаивала на отъезде из столицы, желая увидеть море. Значит, в скором времени у меня появится возможность вернуться в эти края и выяснить подробности. То, что городок был тих и спокоен, убедило меня, что вампир здесь не задержался. Или знакомые ноты мне показались, вампир не мог быть Эдвардом, а значит, дальнейшие действия могли подождать еще несколько дней.

Темнота позволила передвигаться очень быстро, и ночь только вступала в свои права, когда я оказался в столице Франции. Расспрошенные горожане указали на лавку ювелира, расположенную в районе Нового моста. Согласно полученным рекомендациям, ее хозяин готов был разговаривать с любым посетителем, если видел в том выгоду, не гнушался ростовщичеством, но на удивление при этом снискал себе неплохую для своей профессии репутацию, в том числе как талантливейшего мастера ювелирного дела. Кроме того, по слухам он накопил немалое состояние, что меня полностью устраивало: я собирался заключить крупную сделку.

Отыскав нужную дверь, я оказался в небольшом помещении с низким потолком. На длинном, потемневшем от времени прилавке стояло несколько канделябров, но горела лишь пара свечей, скупо освещая лаконичную обстановку. Густой человеческий аромат окутал меня, щекоча ноздри хищника, но сейчас я не испытывал волнения, как рядом с Алисией, и был достаточно собран, чтобы не ошибиться.

Молоденькая служанка, нервно на меня глянув, унеслась внутрь дома в поисках хозяина. Я не собирался ее пугать, но уже не первый раз мое невысказанное стремление оказывало на окружающих воздействие сродни непререкаемым приказам, а нынче я торопился.

Через две минуты ко мне степенно вышел седой мужчина с острым выражением в маленьких серых глазах на худом лице. Темная одежда выглядела обманчиво скромно, но я успел отметить и качество ткани, и мастерство пошива. Страха я не ощутил, любопытство играло главенствующую роль: без малейшего смущения меня подвергли подробнейшему осмотру. Внимательного взгляда не миновала ни грязь на старых сапогах, ни плащ, порядком нуждающийся в чистке после бега по пересеченной местности. С другой стороны, моя властная манера держаться, впитанная еще с младенчества, оказывала неизменно хорошее впечатление, и данный случай исключением не стал.

– Чем я могу помочь вам, сударь? – неожиданно высоким ломким голосом поинтересовался хозяин лавки, зажигая еще несколько свечей. – Меня зовут Жиль Энсье.
– Я хотел бы продать пару драгоценных камней, как можно скорее, господин Энсье, – глухо проговорил я, не собираясь убирать кидающий на мое лицо густую тень капюшон плаща. – Они хранились в моей семье множество лет, но сейчас нужда в деньгах заставляет меня обменять их на деньги. Мне рекомендовали вас как специалиста самого высокого уровня, знающего цену всему, у чего она есть, – усмехнулся я.
– Тогда вы не ошиблись дверью, – отразил усмешку хозяин. – Как я могу вас называть, сударь? Вас интересует именно продажа или вы хотели оставить камни в залог?
– Мое имя значения не имеет, – отмахнулся я. – А залоговой суммы для моих целей недостаточно.

Легкий кивок отразил согласие мужчины, я вновь ощутил вспышку его любопытства. Я провоцировал, однако хозяин внешне абсолютно спокойно отреагировал на мой отказ представиться. Похоже, мне справедливо отрекомендовали данного мастера как неболтливого профессионала. Я шагнул ближе и положил на прилавок два крупных изумруда и алмаз в грубой оправе.

– О, Бог мой, – выдохнул восторженно ювелир, беря в руку алмаз и внимательно рассматривая его на свет. – Эти камни стоят целого состояния, особенно алмаз, хотя оправа никуда не годится. Откуда они у вас?
– Это неважно, – покачал головой я. – Меня волнуют лишь деньги.
– Если вы заглянете сюда завтра после заката, я приготовлю золото, – мгновенно согласился торговец. Глаза сверкнули огнем желания наживы, сдобренным профессиональным интересом. Я не сомневался, что он сможет заработать на камнях, но обманывать не будет, и такой расклад меня вполне устраивал. – Нужной суммы в доме нет, вы сами понимаете, но отказаться от такого сокровища я не в силах. Этот алмаз после должной огранки будет достоин короля, а изумруды сделают честь герцогской тиаре. Я рад, что вы зашли именно ко мне. Работать с такими самоцветами – честь для любого мастера.

Теперь, когда сделка уже была в руках, на первый план у хозяина вышли не эмоции ростовщика, а предвкушение мастером уникальной работы.

Я усмехнулся и кивнул, подтверждая согласие:
– Завтра я зайду к вам, господин Энсье. Однако, у меня к вам еще одна просьба, – продолжил я, вынимая из-за пазухи заколку в виде изящного цветка. – Эта вещь долго оставалась в небрежении. Вы не могли бы взять на себя труд по приведению ее в порядок? Она мне очень дорога, и в любые руки отдать я ее не готов, а о вас говорили, как об одном из лучших ювелиров Парижа.

Еще один вздох раздался в помещении:

– Небрежение – это очень мягко сказано, – возмущенно отозвался мастер. – Украшение – истинное произведение искусства и стоит немало, – вопросительно продолжил господин Энсье.
– Нет-нет, – покачал я головой. – Она не продается.
– Понимаю, хотя и сожалею, – ухмыльнулся с пониманием хозяин, пальцами очерчивая цветочный узор на драгоценности в его руках. – Любая дама обрадуется такому подарку.
– Отлично, – холодно кивнул я, протягивая ювелиру сапфир. – Надеюсь, до завтра вы успеете привести заколку в порядок, а также изготовить в пару к ней кольцо. Думаю, вам такая работа по силам.
– Стоит добавить более мелкие сапфиры и алмазы, повторяя такой же рисунок? – уточнил ювелир, рассматривая камень в свете свечи.
– Да, оплата и работы, и материалов в двойном размере за срочность, – подтвердил я. – Надеюсь, все будет готово завтра?
– Милорд, все будет исполнено в лучшем виде, – поклонился хозяин, заставив меня вздрогнуть: слишком проницательным оказался человек, почуяв во мне англичанина. – Хорошего вам вечера.

За столетия я так и не научился разговаривать на французском без английского акцента, почти незаметного, однако внимательный слух ювелира данная деталь не миновала. Впрочем, мое происхождение мало что могло сообщить: англичан в Париже всегда было достаточно. Да даже если бы я назвался графом Хейлом, что бы это изменило? Простой ремесленник, пусть и богатый, не может оказаться знатоком аристократических родов и внезапно вспомнить, что представители английской ветви данного рода вымерли давным-давно.

Одарив проницательного ростовщика еще одной холодной улыбкой, от которой теперь уже ему пришлось вздрогнуть, я спрятал камни и вышел, не собираясь более терять ни минуты. Я желал как можно скорее увидеть Алису. Боль разлуки терзала сердце сильнее с каждым вздохом, затмевая даже никогда не оставляющую в покое жажду.

Улицы к ночи опустели, даря возможность передвигаться так быстро, как я хотел, не привлекая излишнего внимания, и через десять минут уже стоял перед заветной дверью, не решаясь постучать. Я не должен, не имел права здесь находиться, но сил поступить правильно и уйти, позволив Алисе жить без постоянно нависшей над ней опасностью, не было. Слишком долго я искал свое счастье, чтобы так просто от него отказаться. Пусть мне и отмерено совсем мало времени, я намеревался воспользоваться им сполна.

Тук, тук. Дерево отозвалось глухо, родив эхо в успевшем окончательно опустеть переулке, и дверь сразу открылась. На пороге я увидел ангела в домашнем белом платье, совсем простом. Шелк льнул к стройному стану, обрисовывая соблазнительные изгибы, контрастируя с темными волосами, разбросанными по плечам свободными волнами.

– Джаспер!

Меня окутало неповторимым ароматом, показавшимся еще чудеснее, чем накануне. Сжав хрупкое тело кинувшейся ко мне девушки в осторожных объятиях, я с трудом заставил себя сдержать дыхание, зарываясь лицом в пушистые кудри. Хотелось бесконечно вдыхать запах, наслаждаться прикосновениями, погрузиться в звуки, олицетворяющие счастье…

Однако реальность быстро напомнила о себе, резанув огненной болью по горлу, напоминая, что Алиса – человек, и мой организм не видит различий между ней и остальными людьми. Более того, увлекаясь, для нее я был более опасен, чем для других горожан, мне абсолютно безразличных. Я был способен непродолжительное время ходить по городу, оставаться среди толпы, не тронув никого из них намеренно, но столь непозволительно близкий контакт, как с Алисой, был испытанием иного рода. Мое тело привыкло касаться человека только во время охоты и реагировало соответствующе. Я был в начале очень долгого пути: мне придется приучаться к иному образу существования, если я хочу быть рядом с любимой, не причиняя ей вреда.

– И снова я ничего о тебе не смогла рассмотреть, – всхлипнула Алиса. – Пришлось ждать, как обычной женщине…
– Ты никогда не была обычной, – улыбнулся я, отстраняясь и вглядываясь в родные черты.

Алиса и Алисия, без сомнения, были разными, однако первая походила на свое прошлое воплощение достаточно, чтобы принять двоих за дальних родственниц. Огромные карие глаза, длинные темные локоны, тонкие, изящные черты лица, невысокий рост – все напоминало мне супругу, но было неуловимо иным.

Благородная Алисия де Варенн, на которой я имел счастье когда-то жениться, пусть и была лишь дальней родственницей, но принадлежала к прославленному роду. С детских лет она проводила немало времени при дворе, я повстречал ее не на городской улице, а в ложе короля Англии на рыцарском турнире, где девушка сверкала подобно бесценному бриллианту.

Нынешнее же воплощение моей любимой жизнь испытывала на прочность куда настойчивее и жестче: она выросла на улицах Парижа среди лавочников и торговцев, рано научилась самостоятельности и умела постоять за себя. Впрочем, и здесь прослеживалось сходство: обе девушки выросли без матери. Как и несчастная Лисса, сожженная на костре лишь за то, что ждала моего появления.

– Пойдем, – взяла меня Алиса за руку. – Не стой на пороге.

Глубоко вдохнув прохладный ночной воздух, лишенный соблазнительного аромата крови, в заранее обреченной на провал попытке запастись им на будущее, я шагнул в дом, не смея противиться. Тут было тихо и сумрачно, но обстановка неуловимо изменилась за истекшие часы: передвинутые с места на место предметы, открытые дверцы шкафов, два больших сундука с откинутыми крышками, валяющиеся тут и там отрезы ткани – все свидетельствовало, что в доме во время моего отсутствия шли сборы к отъезду.

Мы прошли по лестнице наверх. В гостиной тоже царил беспорядок: валялась одежда, стоял еще один сундук с яркими цветными лоскутами, восковыми свечами и разноцветными стеклянными сосудами. Судя по запаху, здесь появлялась отпущенная накануне помощница Алисы, помогая в хлопотах. Окно было распахнуто, позволяя ночному воздуху гулять свободно по комнате, помогая мне тем самым сохранять контроль. Я слегка улыбнулся, узнав в этой предусмотрительности еще одну родную черту характера, прошедшую сквозь века.

– Мне понадобится два дня, чтобы завершить все дела, – спокойно сообщила хозяйка. – Мы сможем покинуть Париж послезавтра к ночи. Дом принадлежит мне, он будет сдан в аренду вместе с лавкой, выходящей на улицу Сент-Антуан, а собственность переписана на мою молочную сестру Жоржетту. Она в сопровождении мужа должна приехать в Париж после Рождества, я оставлю им письма у поверенного. Этого человека рекомендовал мне отец, я ему полностью доверяю. Он сохранит и вещи, и деньги.
– Милая, ты уверена? – Я подошел близко и заключил в плен теплые маленькие ладони. – Мое появление рушит твою жизнь. Здесь остаются твои друзья и знакомые, о тебе знает весь Париж, как о талантливой предсказательнице. Да что там Париж, я о тебе услышал в Нормандии, поэтому направился в столицу!
– Разве ты не понял? – удивленно засмеялась она. – Громкие предсказания и были нужны, чтобы привлечь твое внимание. Я почти девятнадцать лет жила лишь ожиданием твоего появления! Да разве можно это было назвать жизнью? Лишь ее тенью. Моя мечта исполнилась, и ты предлагаешь отказаться? Нэнни давно умерла, Жоржетта счастливо живет с мужем в Тулузе. Мои родители тоже на Небесах. Один сундук с вещами – это все, что я хочу взять с собой. Остальное – пепел, прах. Ненужное.
– Я не хочу навредить тебе, – упрямо прошептал я, удивляясь чуду, которое само шло ко мне в руки. – Дьявольское проклятие, обрекающее тебя на страдания… Мне необходимо выполнить долг, он висит на мне неподъемным ярмом, не говоря уж о договоре со смертью, который я вынужден выполнять каждые несколько дней, чтобы продолжать существование.
– Я тебе обещаю, мы найдем выход! – Улыбка отразилась в карих глазах, согревая мою давно заледеневшую душу надеждой. – Он должен быть. Я не отдам тебя смерти.
– Какой выход может быть для меня? – отступил на шаг я. – Я проклят. Я не человек! Чудовище, которому для продолжения существования необходимо отнимать чужие жизни… Ведьма, проклиная, говорила о разлуках – не о встречах, понимаешь?
– Я прекрасно помню твой рассказ, пусть моя память и далека от совершенства, – покачала головой Алиса. – Однако если ты уйдешь и оставишь меня, сам послужишь орудием проклятия, разлучив нас. А ты должен с ним бороться. Как делал это до сих пор.
– Был ли толк от того, что я делал, – отмахнулся я. – Все поиски Эдварда до сих пор оканчивались ничем.
– Мы справимся, – возразила Алиса, пропуская мимо ушей мои порывы самобичевания. – Я не могу тебя покинуть. Готова разделить и проклятие, и вечность, лишь бы остаться рядом. Впрочем, ты знаешь: делить проклятие мне с тобой в любом случае придется, вне зависимости от твоего желания. Ведь я уже его разделила давным-давно. Так не лишай нас обоих этих моментов счастья.

Мои руки взметнулись к ее лицу, и я, уже не вслушиваясь в голос разума, прижался к зовущим алым нежным губам требовательным поцелуем. Лишь резкий всплеск огненной жажды заставил оторваться и буквально отлететь на другой конец комнаты к окну несколько мгновений спустя, сшибив по дороге пару стульев.

– Ты видишь? – мрачно спросил я через несколько мгновений напряженного молчания, наполненного сражением с собой. – Моей выдержки не хватает даже на поцелуй… Ты выбираешь поход по краю пропасти. В любой момент я могу не удержаться, слишком сильны чувства и желание. С тобой мне труднее, чем с любым другим человеком в мире!
– Время, – перебила Алиса, протягивая руки. – Нам необходимо только время, проведенное вместе. Оно поможет.
– Возможно, мне лучше уйти и посвятить себя целиком поискам Эдварда, позволив тебе прожить обычную жизнь, – упрямо продолжил я. – И если мне удастся избавиться от проклятия…
– И что? – сощурила глаза она. – Ты сам признался, что с большой вероятностью завершение проклятия потребует и твоей смерти!
– Тогда я найду ведьму и заставлю ее вернуть меня в прежний облик, – возразил я, сам не сильно веря в возможность этого.
Алиса только покачала головой, безошибочно видя мои сомнения:
– Никто из ведьм не станет тебе помогать, – замотала головой она. – Их изначальная задача – истребить всех вампиров, не забывай. Именно истребить, а не превратить в людей! И пока ты успешно служишь их цели. Ты сам мне поведал слова ведьмы и пересказал содержание свитка, найденного в замке. Вспомни, ведьмы убивали подобных тебе, а не возвращали их к человеческой жизни, прогнав непрошенного обитателя тела, явившегося из преисподней! Это означает, что жизнь я проведу одна, оплакивая потерю. Потом ты родишься вновь человеком… И я тоже. И мы снова будем искать друг друга? Помня о прожитых жизнях? Или даже не помня о них, но чувствуя пустоту в сердце? Я не хочу, я уже проходила через это, Джаспер! Причем не один раз. Ты мне нужен здесь и сейчас!

Ее слова всколыхнули во мне волну отчаяния. Каждая фраза становилась гвоздем в крышку гроба. Алиса была права: скорее всего, для окончания проклятия мне придется умереть самому, найти для этого способ. Действие же порошка вряд ли после того закончится – ведь он не имеет прямого отношения к проклятию и древним демонам, а лишь служит усугублению наших страданий, значит, я снова появлюсь заново на свет… Буду ли помнить? И смогу ли отыскать любимую?

Вопросы, не находя ответов, били наотмашь, причиняя почти физическую боль: ситуация зашла в абсолютный тупик.

– Я видела тебя в поисках в каком-то городке, что это было? – милосердно сменила Алиса тему. – Маленький совсем городок, лес рядом, поля, узкие улочки… Ты кого-то нашел по дороге сюда?
– Я наткнулся в лесу на след. Странный, размытый порядком дождями, но показавшийся смутно знакомым, – нахмурился я. – Он привел в небольшой город на побережье в Нормандии, но никаких слухов об ужасах и страхе я не уловил. Там спокойно и мирно! К тому же след пропал, словно кто его стер. Больше времени я тратить не мог, махнул рукой и отправился в Париж. Однако мне придется туда вернуться. Чей бы ни был след, он принадлежит вампиру, а значит, я обязан отыскать владельца.
– Вот видишь, теперь у нас есть цель, – усмехнулась Алиса, снова подходя ближе. – Ты мне покажешь море, а потом я помогу тебе в поисках.

Я мрачно улыбнулся, представляя, насколько облегчит выполнение задачи дар ясновидения. Но в то же время на слове «нас» сердце запротестовало: Алиса не должна оказаться рядом во время схватки двух смертельно опасных существ. Ни на секунду я не должен забывать о хрупкости человеческого тела.

Алиса вновь почувствовала мои колебания. Теплые ладошки легчайше коснулись моей груди, карие глаза смотрели с безграничным доверием.

– Да и так ли это необходимо – убивать брата? – тихо спросила она, пристально глядя в глаза. – Может, есть и другой, лучший выход для всех нас? Может, стоит сначала вам все обсудить? Мы с тобой могли бы быть счастливы вместе, если бы ты не нес такой тяжелый груз ответственности на своих плечах…
– Какие могут быть разговоры с неконтролирующим себя чудовищем, жаждущим лишь крови? – возразил я тут же. – Там нет разума и неоткуда ему взяться.
Алиса вздохнула, признавая правоту моих слов, но в то же время продолжила мягко спорить:
– Пока ты отсутствовал, у меня было время обдумать твой рассказ, и вот о чем я хотела спросить: после вашего расставания прошло столько лет, почему ты уверен, что Эдвард не изменился? Твои воспоминания о последней встрече ужасны, но и его о тебе не лучше.
Ее слова всколыхнули в душе мысли, недавно столь сильно терзавшие меня в стенах родного замка, будя несбыточные надежды.
– Да, – удивленно пробормотал я, – с окровавленным кинжалом над Изабеллой… Я боюсь представить, о чем мог подумать Эдвард, если допустить, что он был способен думать в тот момент.
– Бедная девочка, – вздохнула Алиса, и глаза ее увлажнились. – Ведь она тоже снова и снова появляется на свет, проживая жизни со столь знакомым мне ощущением потери…
Я вскинул брови, вновь пораженный необычным ходом мыслей девушки.
– «Отныне вы обречены, умирая, рождаться заново, помнить прошлое, скитаться в одиночестве, вечно ища друг друга, а находя – любить и раз за разом терять», – тихо повторил я слова ведьмы и признался, опустив голову: – Я не думал об Изабелле. Она была осыпана порошком, значит, возрождается и тоже может помнить прошлые жизни… Эдвард не знает ничего о проклятии, не ищет ее, а человеку отыскать кого-либо в этом мире непросто… Впрочем, нет, – прервал я рассуждения. – Такая встреча не могла бы закончиться иначе, чем трагедией. Я же рассказывал тебе, каким стал брат. Если бы он был более на меня похож, изначально вел бы себя иначе! Я же не бросился в родной замок сразу после превращения!
– То есть ты не допускаешь даже мысли о его разумности? О произошедших с ним за годы переменах? – настойчиво уточнила Алиса. – Или боишься ее допустить?

Она вновь читала мои мысли. Ведь совсем недавно, в стенах родного замка я думал именно об этом: долг стал бы куда тяжелее, если бы Эдвард оказался хотя бы отчасти человеком, а не только демоном. Это не отменило бы необходимости убийства, но тогда я вынужден был бы уничтожить именно брата, а не чудовище!

– Не знаю, – в сомнении покачал я головой. – За века существования я встретил лишь нескольких вампиров, похожих на людей – способных говорить, стратегически мыслить и чувствовать. Слишком мало, чтобы даже допустить вероятность пробуждения разума в Эдварде, понимаешь?
– Я пыталась что-то увидеть о нем после твоего рассказа, – задумчиво проговорила Алиса. – Но та же тьма, что скрывает тебя от моего дара в большинстве случаев, прячет и его. С ним даже сложнее: его я почти не помню, лишь смутный образ и детали, в большинстве почерпнутые не из воспоминаний, а из твоей истории.
– Я в любом случае должен его отыскать, с помощью твоего дара или без него, – скривился я. – Я стал таким же демоном, как он, ради того, чтобы получить равноценную силу и добраться до брата. Ведьма дала мне шанс прервать ход проклятия, и я не могу просто сдаться и оставить все как есть. Способен Эдвард думать или нет – не имеет никакого значения. Я все равно обязан буду убить его, как убиваю всех новых тварей, которых он порождает. Ради тебя, ради всех нас я должен поставить точку в истории этой мести.
Алиса долго и вдумчиво смотрела на меня, словно проверяла на крепость силу моего убеждения.
– Мы найдем его, – ласково улыбнулась она, наконец. – Я понимаю, что идея о здравомыслии брата пугает тебя. Но точка в истории мести необязательно должна быть кровавой! Не стоит совсем уж сбрасывать со счетов версию о разуме брата. Нужно быть готовым к любой ситуации. Ты сам говорил: ведьма обещала всем нам разлуки. Только представь, что по какому-то невероятному капризу судьбы пути Эдварда и Изабеллы пересеклись? Что произошло бы тогда?
– Он бы убил ее, – кивнул уверенно я. – Превратил в подобное себе чудовище.
– А вдруг эта встреча изменила бы его? – заявила Алиса. – Любовь – это то, что делает нас людьми. И именно из любви к Изабелле, из-за страха ее потерять Эдвард отправился к ведьме. Любовь могла вернуть ему человечность.

Я замер, пытаясь принять услышанное. Несколько мгновений мне понадобилось, чтобы осознать смысл сказанного Алисой. Я знал из опыта прожитых столетий, что меняюсь мало. Становясь постепенно сильнее и неуязвимее физически – с годами сражения с вампирами давались проще, а причинить мне вред стало почти невозможно, – внутренне я закостенел: эмоции, чувства, восприятие окружающих событий и происшествий прошлого, все это оставалось прежним множество лет подряд. И только встречи с ипостасями Алисии заставляли меняться, двигаться вперед, принимать новые решения. Возможно ли, что путь Эдварда в чем-то был схож?

– Когда он заявился в замок в облике вампира, куда он направлялся? Все верно – к Изабелле, – размышлял я вслух, но все надежды разбивались в прах при воспоминании о многочисленных смертях. – Да только я сомневаюсь, чтобы шел он для того, чтобы оставить ее человеком… Он хотел забрать ее с собой – не важно, мертвой или в образе такого же демона… Он пришел, как дьявол во плоти, за ее чистой душой!
– Он не читал ведьминского свитка и мог не знать, что несет ей проклятие, – настойчиво спорила Алиса. – Подумай, вдруг он всего лишь хотел спасти ее!
– Ценой убийства десятка человек?! – повысил голос я, ясно представляя картину из далекого прошлого. – Он по пути убил многих людей, которых хорошо знал! В том числе тебя, Алиса! Он пытался убить и меня, родного брата. Он бы не сделал этого, сохрани хоть частицу своей человеческой души, крупицу разума! Нет, Алиса, не проси меня поверить в его здравомыслие, он – монстр.
– И все же годы могли изменить его так же, как и тебя, – упрямо продолжила возражать любимая.
– Алиса, я искал тебя столетиями, зная о возрождениях. Но, несмотря на все старания, нашел всего лишь два раза. Эдвард не знает ни о чем, и искать ему было некого…
– Понимаю, – согласилась Алиса. – Однако если невероятная встреча состоялась, Эдвард мог и вернуть разум. Ведь именно близость смерти Изабеллы послужила первопричиной отчаянного поступка Эдварда, его похода к ведьме.
– Первопричиной послужило желание Эсмеральды отомстить моему предку за то, что он доблестно выполнил приказ короля, воспитанное поколениями в роду могущественных ведьм, – невесело усмехнулся я. – А мы лишь подкинули возможность… По наивности. И из страха потерять тех, кто для нас дороже всего…
– Но если бы вы с братом не умели так любить, то возможность бы не возникла, – покачала головой Алиса, ее мелодичный голос звенел сочувствием и добротой. – Поэтому и прокляли вас, заставив ненавидеть друг друга. Подумай об этом, ты убедишься, что я права. Но это не повод отказываться от чувств. Способность любить позволила тебе прожить все эти годы, подарив нам встречу. Может быть, этого не учла ведьма? И тогда у всех нас появится шанс… Если ты оставишь идею убийства брата, позволишь ему жить как живет, мы все могли бы быть счастливы тем, что имеем…
– Проклятие должно быть снято! – воскликнул я, опускаясь на стул и устремляя мрачный взгляд в будущее. – Я обязан вбить меч в сердце того, кто все начал, пусть и будет для меня этот момент великой мукой, если по дьявольскому капризу судьбы он окажется разумен. Да и в обратном случае – тоже придется нелегко! Однако если я смогу, то демон вернется в преисподнюю, а брату откроется путь на небеса, к свободе…
Моих волос ласково коснулась ладонь Алисы:
– Я уверена, что прямой путь, указанный ведьмой – не единственный. Большая часть твоих выводов основана на словах колдуньи, которая далеко не во всем была правдива, а давать путь к спасению и вовсе не собиралась. Скорее стремилась усилить ваши с братом страдания. Я верю – существует другой путь, лучше. Не терзай себя понапрасну, – попросила она. – Просто знай – что бы ни случилось, я останусь рядом. Всегда. Человеком, вампиром… Все равно.
– Ты не превратишься в монстра, я не позволю такому случиться, – прошептал я как клятву. – Четыреста лет я истреблял себе подобных, стремясь завершить проклятие, а теперь обреку тебя? Пойми, здесь дело не в моих желаниях, – упрямо закачал головой я, поднимая глаза и снова невольно любуясь любимой. – Я не стану уподобляться брату, распространяя демонов по свету. Ведь тогда для завершения проклятия понадобится и твоя смерть! Я готов убить себя, но никогда – слышишь, никогда! – не пойду на то, чтобы добровольно прервать твою жизнь. Тогда все наши страдания окажутся напрасными: ведь проклятие останется в силе.
– Мы отыщем выход, – повторила Алиса. – Я не могу этого увидеть, но верю всей душой.

Поднявшись на ноги, я вновь осмелился приникнуть к любимым губам, прекращая бесполезный спор. Мне был известен способ, а какой-либо иной отыскать будет непросто, если он вообще существует. Поэтому при встрече с Эдвардом я обязан буду выполнить долг, другого выхода нет. Ведьма постаралась, проклиная. Я пришел к ней, чтобы спасти младшего брата, а в итоге, чтобы завершить действие проклятия, должен буду убить его. Я с самого начала знал, что мне придется это сделать, и вряд ли что-то способно ситуацию изменить. Оставалось лишь примириться с этой мыслью, утешая себя тем, что для брата это окажется спасением.



На следующий день я забрал у ювелира крупную сумму денег, оставив камни. Очищенная от грязи и налета драгоценная заколка сверкала и переливалась, а кольцо выглядело так, словно было одновременно с ней изготовлено много лет назад. Мастер действительно постарался. Украшения я спрятал в ожидании, когда мы с Алисой окажемся на побережье, надеясь порадовать любимую в заветный момент ее первого в этой жизни свидания с морем.

Возвращаясь от ювелира, я заглянул в несколько лавок, заказав себе новую одежду и обувь, а также купил экипаж с четверкой великолепных лошадей, который довез бы любимую до Руана. Изначально я планировал, что придется отправить Алису с наемным кучером, однако внезапно обнаружил, что способен усмирить перепуганных моим появлением животных, если сосредотачивался на мыслях о спокойствии. Деталь не могла не радовать: всю дорогу мы могли теперь провести вместе. Конечно, прокатиться верхом мне оставалось лишь мечтать, но я мог управлять экипажем, а это было уже немалым достижением.

Отъезд был назначен на поздний вечер следующего дня, а ночью мне предстояло неприятное, но необходимое дело. Жажда давала о себе знать сильнее и сильнее с каждой минутой, проведенной рядом с Алисой, поэтому дождавшись, пока сон сморит уставшую после сборов девушку, я выскользнул из дома в поисках крови.

Стоял глухой полночный час, и улицы были пустынны. Редкие прохожие спешили домой, последние кареты сворачивали с улиц во дворы, а улицы заполнялись теми, кто привык существовать исключительно по ночам, кого обывателям следовало бояться до потери сознания. Воры, убийцы, нищие самых разных оттенков, заговорщики… обитатели «чрева» Парижа во всей красе. Впрочем, на моем фоне их можно было считать невинными агнцами.

Никогда отвращение к предстоящему ужину не было столь сильно во мне, но смерть ждала очередную подачку и не желала давать отсрочки. Сопротивляясь, я долго бродил по улицам, не разбирая дороги и невольно пугая редких прохожих, и лишь под утро смог пересилить себя и настроиться на эмоции страдания и боли, которые говорили о близко стоящей к человеку смерти. Чутье привело меня в закрытый двор, где, распластавшись на камнях, умирал молодой человек лет двадцати, пронзенный ударом длинного кинжала. Рана, без сомнений, была смертельной, и жить ему оставалось считанные минуты. В шаге от него стонал еще один человек, тоже находясь на грани смерти. Похоже, здесь случилась стычка или массовая дуэль, а более удачливые участники скрылись, не взяв на себя труд позаботиться о поверженных противниках. Кроме того, детали свидетельствовали, что до меня кто-то успел обобрать умирающих, украв все ценное, но опять же не пожелав дать шанс выжить.

Я замер, глядя на жестокую издевку судьбы: внешне один из молодых людей отдаленно напоминал моего младшего брата: цвет волос, глаз, безжизненно смотрящих в ночное небо, очертания высокой худощавой фигуры. Сцена, словно в насмешку над моими недавними мыслями, выглядела репетицией ожидающего рано или поздно спектакля. Я всегда надеялся, что за годы существования в виде не осознающего себя монстра Эдвард изменится до неузнаваемости, и ничего в нем не будет напоминать прежнего брата. Однако все могло сложиться абсолютно по-другому, и тогда мне придется сложнее, чем я мог ожидать.

С трудом поборов себя, я наклонился и быстро выпил остатки молодой жизни, насыщая внутреннего зверя, ощущая каждую мизерную частицу юной души, не желающей до срока покидать этот мир, а потом оборвал жизнь и второго раненого, с каждым глотком чувствуя, как жажда отступает, даря мне передышку.

До самого утра я продолжил бродить по улицам, не в силах отправиться к своему ангелу сразу после того, как стал причиной смерти еще двух человек. Я знал: она найдет слова утешения и даже оправдания, но не желал их слышать. Правду они не скроют: я был и оставался чудовищем, которому нет места не этой земле. Но рассуждения остались рассуждениями, и под утро ноги сами принесли меня к двери дома Алисы. Слишком велико было мое желание видеть ее, чувствовать рядом, пока такая возможность была предоставлена мне судьбой.



Мы покинули Париж на следующий день к вечеру. С комфортом разместив Алису в экипаже, я взял поводья в руки. Оказалось, что данное умение, пусть я им и не пользовался сотни лет, осталось со мной: лошади беспрекословно повиновались. Миновав лабиринт парижских улиц, мы выехали на дорогу, ведущую в Гавр. Нам предстояло несколько дней пути.

В отличие от обычных путников, мы передвигались только по ночам: дни были не по-осеннему теплыми, солнце то и дело сияло на ярко-голубом небосводе, настойчиво напоминая о моей природе и заставляя искать укрытие. К тому же мы могли не опасаться разбойников, чье присутствие нередко тревожило запоздавших путников: встреча со мной их вряд ли бы обрадовала. И еще – я не хотел, чтобы Алиса смотрела на это.

Дни мы проводили в придорожных гостиницах. Дорога от Парижа до Гавра, идущая вдоль Сены, использовалась регулярно, постоялых дворов, в том числе приличных, на ней было более чем достаточно, а трактирщикам было мало дела до странных путников, приезжавших утром и к ночи отправлявшихся дальше.

Ехали не спеша, останавливаясь при необходимости, поэтому путь до Фекама – небольшого городка на побережье, где я учуял странный аромат, – занял более четырех суток. Я оберегал Алису от любых напастей, нередко вызывая у нее возмущение, так как то и дело перегибал палку: за множество лет вдали от людей я выбросил из головы многие привычки людского бытия, и теперь приходилось изучать их заново методом проб и ошибок. За века моих мытарств нравы стали куда свободнее, и то, что когда-то приняли бы за невоспитанность, вульгарность и даже оскорбление, теперь становилось нормой. За такие взгляды, какие бросали на Алису встреченные нами по дороге мужчины, я бы не помедлил когда-то вызвать на поединок, теперь же вместо мечей на поясе у дворян висели шпаги, которые стремительно обращались в один из предметов гардероба наравне с камзолом или сапогами. Приходилось сдерживаться, хотя и моего скрытого негодования хватало, чтобы наглецы быстро испарялись с нашего пути.

Чувство, не погибшее за несколько столетий, расцветало во мне с каждым вздохом, окрашивая мир в удивительные тона. На время отступили прочь кошмары и метания, позволяя мне ощутить себя просто влюбленным мужчиной, для которого жизнь сосредоточилась в прекрасной женщине, каким-то невероятным чудом отданной провидением ему в руки. Лишь терзающая жажда не позволяла забыть, кем я являлся. К тому же мне теперь постоянно приходилось бывать в замкнутых пространствах среди людей, что совершенно не способствовало облегчению моего положения.

Но рядом с Алисой я смог отодвинуть инстинкты в сторону. Каждую минуту во время многочисленных остановок мы занимали бесконечными беседами, заново узнавая друг друга. Я желал услышать малейшие детали жизни любимой и воспоминаний о прошлых воплощениях. Расспрашивал о склонностях и привычках, об интересных посетителях, бывавших в ее лавке на улице Сент-Антуан, о детских годах.

Оказалось, что гадания и предсказания не были основным видом деятельности Алисы. Вместе со старым аптекарем девушка создавала благовония, которые пользовались немалой популярностью во всем Париже, привлекая в магазин множество покупателей, и лишь случайность, умноженная на желание Алисы заманить меня в Париж, подсказала мысль о том, чтобы заниматься предсказаниями будущего.

– Было забавно, когда ко мне пришел один из приближенных Мазарини, и я случайно увидела скорую смерть всесильного кардинала, – рассказывала девушка. – Конечно, его высокопреосвященство уже редко появлялся на людях, ходили слухи о его болезни, но точного состояния дел не знал никто. Однако через три месяца мое видение сбылось: кардинал скончался в начале марта в Венсенском замке. После этого меня в квартале начали побаиваться, многие кумушки ведьмой обзывали – история разнеслась подобно дыму от пожарищ по всему Парижу. Сознаюсь, испугалась, – вздохнула Алиса, заставив меня чертыхнуться сквозь зубы, – но времена нынче другие. Обошлось, а посетителей стало даже больше.

Однако за откровенность пришлось платить откровенностью, а слушать мне нравилось гораздо больше, чем рассказывать. Алиса желала знать подробности, в том числе и крайне нелицеприятные, моих многолетних скитаний, и я не смел утаить ничего, открывая страшную историю моей длинной жизни.

Конечно, забыть, кем я являюсь, жажда не позволяла, однако обретенный мощнейший стимул – стремление быть рядом с Алисой – совершенствовал самообладание, потому что награда была огромной, а довлеющая угроза скорой разлуки из-за действия проклятия увеличивала ценность каждой проведенной вместе секунды. Всякий раз я мог позволить себе чуть больше, и наша постепенно нарастающая близость рождала во мне давно забытые желания, заставляя вспоминать испытанное когда-то наслаждение взаимной страсти. Впрочем, я отчетливо сознавал, что мечтать о такой близости с Алисой не имел права. Слишком хрупким, уязвимым было человеческое тело, а любые намеки о возможности обращения я отвергал сходу, хотя разговор об этом она заводила не раз.

Неожиданная случайность в пути позволила выяснить, что мое тело стало с годами более крепким, чем я думал до сих пор. Четвертая ночь должна была стать последней: мы миновали Руан. Когда мы свернули на почти пустынную дорогу, ведущую на север, Алиса попросила меня остановиться и, выбравшись из кареты, легкой птичкой забралась ко мне. Закутавшись в шаль, она с улыбкой положила мне голову на плечо.

– Здесь некому возмущаться моим поведением, – пожала она плечами в ответ на мой полный укоризны взгляд. – В карете мне скучно, а заснуть не удаётся.

Мне были безразличны условности, только осень уже вовсю вступала в свои права, а я не хотел, чтобы любимая мёрзла на холодном ночном воздухе. Зная, что упросить её вернуться в карету будет невозможно, я пустил лошадей неспешным шагом, надеясь, что на такой скорости ветер не будет казаться совсем ледяным.

Занятые разговором, мы пропустили момент, когда ночь уступила место позднему осеннему утру, ясному и прозрачному. Внезапно впереди раздались крики, лошади возмущенно заржали, льющийся ручейком рассказ Элис о поездке в далеком детстве в Тулузу прервался на половине слова. На дорогу выскочило несколько вооруженных пистолетами, ружьями и мушкетами людей, перегораживая путь. Будь я один, они проблемой бы не стали, скорее ужином, но со мной находилась Алиса, да и лошади для пуль оставались вполне уязвимы. Натянув поводья, я затормозил, решив не рисковать, раздосадованный нелепой задержкой.

– Думаю, сотня луидоров не будет большой утратой для владельца такого хорошего экипажа и милых лошадок, – с места в карьер проговорил главарь шайки, подойдя ближе и держа меня под прицелом, а животных – под уздцы. – Иначе мы решим поискать у вашей дамы драгоценности, и что-то мне подсказывает, что они у нее вполне могут быть!

При этих словах моя досада моментально переросла в ярость, – одним движением я мог переломить шею мерзавцу и бросить бездыханное тело на землю. Огромного напряжения стоило удержать себя в руках и вернуть хладнокровие, – сидящая рядом со мной Алиса не должна была стать свидетельницей моего гнева, и тем более убийства, ведь если бы я сорвался, она тоже могла пострадать.

– Всего лишь сотня монет? – деланно удивился я, призывая все свое спокойствие и медленно отбрасывая капюшон с лица. – И я могу с вами делать что хочу? Дешево же вы цените свою жизнь!

Внутренний зверь, несмотря на усилия с моей стороны, чуял близость пищи и рвался на волю. Я мог не сомневаться: в неверном утреннем свете мои глаза сверкнули ярко-алым, наводя ужас на разбойников. И не ошибся: через несколько секунд дорога опустела: скорость, с которой незадачливые грабители разбежались по кустам, роняя ружья и мушкеты, порадовала, притом, что я совершенно не планировал их действительно убивать, лишь напугать порядком.

Однако в чем-то даже забавный эпизод привел к неожиданным последствиям: вместе с нападавшими испугались и лошади. Будто почувствовав мой внутренний гнев, они дернули с места в карьер столь скоро, что я с трудом успел подхватить вожжи. Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы почти усмирить их, но именно они стали роковыми. Солнце, о котором я успел позабыть в волнении за безопасность Алисы, поднялось над верхушками деревьев, и яркие лучи скользнули по обнаженной коже моих рук. Ожидая невероятной боли и последующей немедленной смерти, я натянул поводья сильнее, стремясь оградить любимую от опасности, грозящей ей в неуправляемом экипаже: я совершенно оправданно сомневался, что изящные женские руки способны справиться с еще порядком волнующимися лошадьми.

С громким ржанием животные остановились, к тому времени мы выехали на открытый участок и я весь оказался на свету. Я мог сбежать – вампиру понадобилось бы лишь полсекунды, чтобы скрыться в спасительной тени. Но вместо этого я удивленно застыл, глядя на свои белые, покрытые слабым мерцанием руки: боли не было, как и огня! Стиснутые пальцы, шея и лицо не раскалились, не превратились в пепел. Я чувствовал лишь легкое, вполне терпимое жжение. Словно кожа, затвердев со временем, превратилась в прочный щит. Ошеломленный необычным блеском, я не заметил, как из экипажа выбралась Алиса и остановилась рядом, наблюдая невиданное зрелище.

– Как странно, – еле слышно проговорила она. – Словно где-то глубоко запрятан свет…

Я повернулся и утонул в карих глазах, в глубине которых плескалось волнение. Усилием воли я заставил себя успокоиться, что немедленно сказалось на лошадях: несчастные животные прекратили ржать и беспокойно переступать с ноги на ногу и принялись выискивать еще не успевшую пожухнуть осеннюю траву, – можно было не опасаться повторения эпизода.

– Я не выходил на солнечный свет четыреста с лишним лет, – проронил я, с трудом справляясь с дрожью в голосе, спрыгивая наземь. – Был уверен, что первая встреча с солнцем окажется последней. Однако я ошибся.
– Это хороший знак? – с сомнением и надеждой уточнила Алиса.
– Не знаю, – заколебался я. – Во всяком случае, теперь меня проще принять за человека, если не смотреть в глаза, конечно. Или пока я не попадусь на чем-нибудь этаком, – я подхватил камень и, надавив, легко растер его в пыль. – Ну или если никто не будет сравнивать, рассматривая слишком близко.

Соединив изящную женскую ручку со своей в лучах солнца, я продемонстрировал, что имею в виду.

– Ты что-то ощущаешь? – заинтересовалась Элис, мягко поглаживая мои пальцы и пытаясь разглядеть слабое сияние.
– Почти ничего, – улыбнулся я. – Легкое жжение, словно нахожусь не под утренними лучами осеннего солнца, а в разгар лета попал на солнцепек. Тебе не страшно? – не удержался я от вопроса, – находиться рядом?
– Я уже говорила, что нет, – возмутилась моим сомнениям Алиса. – Главное – быть рядом с тобой. Неважно, кто ты.

Я обхватил руками хрупкую фигурку, сжимая осторожные объятия, все еще не веря до конца в свалившееся на меня счастье, а затем двумя пальцами поднял подбородок девушки, разглядывая, как солнце ласкает совершенную кожу. С тихим стоном, не имея сил удержаться, я как можно нежнее прижался к губам. Жажда ушла далеко, вытесненная прочь вихрем нахлынувшей любви. Я стоял посреди лесной дороги в ярких лучах света, обнимая любимую женщину. Если бы надо мной не довлел долг, большего я просить не имел бы права.



Решив подарить себе этот теплый осенний день, мы провели его на лесной поляне у говорливого ручья, свернув с проезжей дороги в сторону. К счастью, припасов, захваченных в последнем трактире, оказалось достаточно для Алисы. Она спала на моих коленях, и я мог наблюдать, как вздрагивают во сне длинные ресницы, кидая на бледные щеки колеблющиеся тени, как легкий ветерок тревожит раскиданные по траве волосы, а губы во сне шепчут мое имя. Я смотрел, как она ела и пила, и это зрелище было не менее важным и удивительным. Каждое мгновение рядом с Алисой превращалось в драгоценнейший бриллиант в ожерелье, которое навсегда сохранит моя идеальная память.

Только под вечер мы покинули уютный уголок, продолжив путь, чтобы к рассвету следующего дня постучаться в двери трактира, над которым располагалась единственная гостиница в небольшом городке – цели нашего путешествия. Именно здесь в недалеком прошлом я ощутил подозрительный запах, напомнивший об Эдварде, именно отсюда я собирался начать поиски. Правда именно тот факт, что след завел меня в город, убеждал, что я выдаю желаемое за действительное, и на самом деле Эдвард здесь ни при чем, ведь в противном случае остались бы хоть какие-нибудь пугающие слухи среди местных жителей. Поэтому поиски я спокойно отложил, не желая отодвигать знаменательный момент: нас с Алисой звало море.

Стоило сумеркам опуститься на городок, как мы покинули гостиницу, по улочкам прошли до окраины, где дороги уже полями устремлялись к побережью. Вскоре мы расположились на высоком обрыве. Перед глазами расстилалась водная гладь, переливающаяся в лучах заходящего солнца всеми оттенками синевы. Мы успели вовремя, чтобы наблюдать, как солнечный диск медленно клонился к горизонту, даря последние крохи тепла перед долгой холодной ночью. Завораживающее зрелище околдовало нас. Когда-то давно мы не раз наблюдали закаты и рассветы вместе, но я множество лет укрывался от солнца, страшась немедленной смерти от первой же встречи с дневным светилом, и бессчетные часы провел вдали от любимой. И могло ли оказаться совпадением, что именно встреча с Алисой вернула в мою жизнь солнечный свет?

Последние закатные лучи окутали мягким сиянием сидевшую рядом со мной молодую женщину. Не отрывая взгляда, мы дождались момента, когда светило утонуло в морских водах на горизонте, и лишь тогда повернулись друг к другу.

– Я помнила, как это было когда-то, – нарушила умиротворяющую тишину Алиса. – Но испытать самой такой момент, не в видениях или воспоминаниях, а в жизни – неповторимо…
– Я хотел бы, чтобы эта вещь напоминала тебе об этих мгновениях, – произнес я, доставая дождавшийся своего часа подарок из-под одежды. – Сапфиры будут великолепно смотреться в твоих волосах, как уже бывало когда-то.

С легким вздохом восхищения Алиса протянула ладонь, и изящная драгоценность скользнула в ее руку. В свете угасающего дня камни светились глубоким синим цветом, словно заключив в себе пронизанные солнечными лучами морские воды.

– Поразительно, – тронуто проронила Алиса. – Сапфиры называют камнями судьбы, камнями справедливости и женского постоянства. Символично, не так ли?

Я удивленно покачал головой. Выбирая среди семейных драгоценностей именно эти украшения, я не думал ни о чем подобном. Просто знал, что когда-то все оттенки синего любила Алисия, он напоминал ей о бесконечных водных просторах. Да и когда мы встретились с Алисой, на ней были одеяния всех тонов именно синего цвета.

– Я думал лишь о тебе и море. С давних пор вы для меня неразлучны, и обращаясь все эти годы к морю, я надеялся, что меня услышишь ты, – улыбнулся я. – Надеюсь, ты не откажешься еще от одной драгоценности. Она составляет комплект с украшением для волос…

Мой голос ощутимо дрогнул. Взгляд Алисы на мгновение застыл, а затем засиял радостью. Ободренный такой реакцией, я взял ее руку и аккуратно надел на безымянный палец кольцо с большим сапфиром, по цвету в точности совпадающим с камнями в заколке.

– Существу, подобному мне, не место в доме Господа, – проговорил я. – В иной ситуации я бы на коленях молил тебя о том, чтобы сочетаться снова со мной браком, но такой путь мне заказан. Поэтому пусть этот сапфир станет символом вечности моих чувств. Я не имею на них право, но чувствую. Всегда. Всюду…
– Джаспер, – пальцы Алисы невесомо коснулись моей щеки. – Смерть ничего не в силах для нас изменить. Я помню нашу свадьбу ярче иных событий прошлой жизни, поэтому мне нет необходимости снова представать перед алтарем, чтобы стать твоей женой. Я не переставала ей быть.

Наш поцелуй был полон счастья, пусть и окрашенного оттенками горечи от различий, стоявших между нами, от дум о проклятии. Мысли о нем терзали меня. Слишком слаба была надежда на то, что я вновь стану человеком, не умирая, а значит нам снова грозила разлука, и кто знает, сколько она продлится. Замкнутый круг – жестокий подарок ведьмы, – который буквально разрывал меня на части невозможностью найти из него выход и омрачал мысли о будущем.



На следующий вечер Алиса настояла на том, чтобы пройтись по городским улицам, надеясь с помощью своего дара как-то помочь в поисках Эдварда. День, на наше счастье, был пасмурным, что позволило выбраться из гостиницы достаточно рано, когда городок был еще полон спешащими по делам людьми. Я, хоть и не горел теперь на солнце, выглядел бы более чем странно в солнечных лучах, и рисковать привлечь к себе внимание не стоило.

Я попытался вновь отыскать запах на городских улицах, и в какой-то момент уловил слабый отголосок, совсем старый, ведущий прочь из города. Однако за городской чертой он снова исчез. Аромат конского навоза и многочисленных следов копыт перекрывал его. Идею, что вампир мог путешествовать верхом на лошади, даже после того как я сам держал в руках поводья и мог усмирить почуявших хищника животных, я отмел как абсолютно нереальную, так что нам пришлось вернуться в город, туда, где я потерял след в первый раз.

Оставив Алису в гостинице, я внимательно обыскал все темные углы, силясь найти хоть какие-то признаки присутствия вампира, однако все оказалось бесполезно. Городок жил тихой и безмятежной жизнью, странных убийств тут не случалось испокон века, даже местные страшилки скорее были связаны с пропавшими в море во время шторма рыбаками и всякими чудовищами, которые появлялись, опять-таки, из моря и к вампирам не могли иметь никакого отношения.

Однако по возвращению Алиса встретила меня новостями. Не теряя времени даром, она провела некоторое время в беседе с дочерью хозяина гостиницы, попросив девушку о какой-то мелочи. Словоохотливая девица оказалась завзятой сплетницей и поведала обо всех странностях, случавшихся в Фекаме.

– В основном это местные деревенские сплетни, ничем для нас не привлекательные, однако история про здешнего отшельника мне показалась интересной, – принялась пересказывать мне разговор Алиса. – Он живет в нескольких милях отсюда совершенно одиноко в своем поместье, в городе показывается очень редко, с соседями не общается, хотя многие рассказывают о его доброте: помогает, мол, людям, лечил кого-то, денег притом не взял.
– Боюсь, что добрые люди нам с тобой без надобности, – усмехнулся я. – Мало ли что заставило человека жить далеко от всех. Имеет на то право, в конце концов.
– Однако одиноко живущий человек, к тому же грамотный, в отличие от большинства здешних, может нам рассказать что-нибудь интересное! Отшельники часто намного внимательнее обычных людей. – возразила Алиса. – Мне кажется, стоит его навестить.
– Потеря времени, – отмахнулся я. – Но если тебе настолько интересно…
– Именно! – засмеялась девушка. – В конце концов, проедемся туда-обратно, с нас не убудет. Дорогу мне описали, это не так и далеко.

Пожав плечами, я согласился добраться до отшельника, хотя совершенно не верил в пользу поездки: похоже, я опоздал, и враг, чей запах я учуял по дороге в Париж, куда-то удрал, не задерживаясь. Здесь не так много живет людей, все друг друга знают, и питание вампира, пусть даже кого-нибудь типа Кристиана, неизбежно вызовет шквал слухов. Это в Париже можно скрыть несколько трупов без проблем, а здесь такое представить невозможно. Однако самым жутким происшествием за несколько лет в Фекаме называли эпидемию тифа, которая унесла немало жизней. Значит, нам следовало переместиться куда-нибудь в более густонаселенные места, например, в Руан. Там я мог отыскать кого-нибудь из врагов, а заодно найти подходящее жилье для Алисы на какое-то время, пока мы не решим, куда отправимся дальше.

Вечер, проведенный по моему настоянию на узких городских улицах, спускающихся к морю, закончился ничем. То там, то тут появлялся памятный запах, но терялся среди людей бесследно, а никакие разговоры не давали даже намека на то, что рядом обитает опасное чудовище. Уже глухой ночью я исследовал лес, однако обнаружил лишь размытые осенними дождями следы, уводящие прочь от Фекама, убедившие меня в правильности сделанного вывода.

На следующий день, пользуясь тем, что солнце решило окончательно скрыться за тучами, мы отправились по узкой дороге, указанной дочерью трактирщика. Удивительно, но через несколько миль дорогу вновь пересек тот самый след! Я резко осадил лошадей и бросился в лес, исследуя окрестности, однако ничего, кроме очередного трупа животного, от которого остался только обглоданный зверьем остов, не нашел.

Ситуация начала раздражать: кем был обладатель запаха? Почему так странно себя вел? Неужели меня подвело обоняние и вампиры тут ни при чем, а мы наткнулись на какое-нибудь иное мифическое существо? Учитывая то, кем я являлся, я теперь готов был поверить во что угодно.

Через несколько миль дорога подошла к высокой ограде, служившей границей владений отшельника. Впереди за старыми деревьями уже виднелся большой дом. Я спрыгнул на землю, втянул прохладный вечерний воздух и с трудом сдержался, чтобы не сорваться с места: концентрация запаха здесь была очень сильной, лишь слегка смешиваясь с ароматами людской крови. К тому же мне опять показалось, что подобный аромат я чувствовал у проклятой пещеры…

Я встретил взгляд Алисы, читая в нем и опасения, и поддержку одновременно. Несколько нескончаемо долгих минут мы смотрели друг на друга. Потом она кивнула, безмолвно обещая оставаться в экипаже, и, пригибаясь к земле, я скользнул в покрытую вечерней росой пожухлую траву, преследуя заветную цель. Я обязан был понять, кем был странный отшельник, кто оставлял резко прерывающиеся следы и трупы животных и почему аромат последнего настойчиво напоминал мне о пропавшем брате.