Сегодня был трудный день. Трудный, потому что сегодня исполнился ровно год с момента смерти… Эдварда. Ровно год, как он покинул меня, уйдя в никуда. И моя душа не могла не плакать, несмотря на то, что я знала – он где-то жив, хоть и не помнит меня.

День был трудный, потому что вчера Винценто помог мне выбрать вечернее платье. Для чего – до сих пор оставалось для меня загадкой, потому что отец не соизволил ничего сообщить. Я поняла, что он что-то задумал, но он не поставил меня в известность. Зачем, если я готова выполнить любой его приказ, без обсуждения?

Это возвращение к прошлой моей жизни давалось мне очень нелегко. Учеба в колледже прошла как в тумане – все мысли были заняты этим платьем и всевозможными предположениями, одно страшнее другого.

День был трудный еще и потому, что этой ночью я не могла заснуть, ворочалась с боку на бок. Сначала мне, как обычно, приснился кошмар. А затем собака начала выть и скулить, продолжала лаять почти до самого утра, как будто призрак ходит вокруг дома. Даже подушка на голове не помогала избавиться от звуков воя дурного пса, который почему-то решил сегодня облюбовать для своего пения именно мою сторону дома. Из-за этого я встала не выспавшаяся, с кругами под глазами, и даже не успела навестить сына перед колледжем – что крайне редко себе позволяла, несмотря на неодобрение отца.

День был трудный из-за всех этих навалившихся разом обстоятельств. Я устала от интриг отца, от его власти. Я скучала по ребенку, с которым почти не имела возможности проводить время. И, предоставленная в комнате самой себе, вдали от сына, который скрашивал мое одиночество, я страшно скучала по Эдварду.

И сегодня было особенно больно, целый год прошел. Это так… долго. В это мгновение я особенно остро ощущала, что потеряла его навсегда… Когда мы расставались, я думала, что дарю ему свободу и жизнь. Я совершенно не думала о себе. Только потом, спустя время, я поняла, что переоценивала свои силы. Я скучала. И скучала так сильно, что порою не могла дышать. Проливала слезы, отчетливо сознавая, что ничего нельзя повернуть назад. Начинала рыдать еще сильнее, когда убеждала себя – все правильно, для него так будет лучше. Но разве могла я вынести эту боль? Запертая в добровольной клетке моего отца, лишенная права на будущее, я могла лишь оплакивать свой выбор и ненавидеть свое безволие. И никто не собирался приходить и спасать меня… Я все разрушила сама, мне некого было винить за это…

Мне даже хотелось напиться, чтобы приглушить боль. Жаль, что отец был строг в этом, и алкоголь был разрешен только по исключительным случаям.

Я достала единственное письмо, присланное Элис, зачитанное до такой степени, что буквы стали расплываться от моих нескончаемых слез. Я не знала, как долго еще смогу удерживать себя от безрассудного поступка, вроде того, чтобы тихонько собрать вещи, взять сына и попробовать сбежать, надеясь, что судьба случайно где-нибудь столкнет меня с Эдвардом…

Это было глупо, абсурдно, невозможно… поэтому я все еще оставалась здесь, как царевна, заточенная в мрачном замке злого дракона. Да только мой принц забыл меня, начал новую жизнь где-то очень далеко…

С каждым месяцем все сложнее было напоминать себе, что я сама так все и решила, и что это наилучший выход для всех нас. Для Эдварда в особенности, ведь только его жизнь и имела значение. А о ребенке я в состоянии позаботиться сама…

Так я себя убеждала… плача ночами и видя странные, страшные сны… доводя себя до новой депрессии…

Еще один день в колледже – еще более нервозный, чем вчера. Мысли о платье одолевали мое сознание.

Я ждала с утра, когда отец озвучит свое решение, пока он отвозил меня на учебу. Но он молчал, а я боялась спросить.

Я ждала, что вечером отец «вызовет меня на ковер», и я, черт возьми, узнаю, для чего мне понадобилось платье. Но наступила еще одна ночь, а я все еще находилась в полном неведении. Это была новая манера отца, чтобы сломить мою гордыню и ослабить сопротивление. Его длительное молчание натягивало мои нервы, как струны. И даже понимая, что он изводит меня намеренно, эта пытка молчанием делала меня беспомощной перед его влиянием…

Неудивительно, что в ту ночь мне приснился очередной кошмар. Как и все ночи последнего месяца, в нем присутствовал Джейсон…

Его отвратительные руки похотливо тянулись ко мне, и, находясь во власти сна, я даже не могла сделать шага, чтобы отшатнуться. Его пальцы, словно крючья, хватали меня за локти, притягивая к себе, отчего его глаза и губы оказывались слишком близко, вызывая тошноту. Его дыхание заставляло меня брезгливо морщиться.

Я брыкалась, чувствуя, как во мне неожиданно поднимается гнев вместо привычного страха. Я хотела сопротивляться, но Джейсон был сильней. Его пальцы обжигали мою кожу, мне казалось, что останутся следы, которые я не смогу отмыть никакими шампунями. И я ненавидела Джейсона всем сердцем.

Но в этот раз все было по-другому. Кошмар изменился, будто сценарий для него писала не я, а кто-то другой, более в себе уверенный и сильный.

Ярость росла, обретая форму за моей спиной, словно еще один человек появился в этой комнате. Сила вливалась в мои руки извне, я не была причастна к этому. Я почувствовала, как хватка Джейсона слабеет, будто этот некто отрывает его руки от меня, пылая гневом. Я почувствовала спиной… чье-то ясное присутствие… как будто даже дыхание… слепую, дикую ярость…

Первой мыслью было удивление.

В моих снах никогда не было ничего настолько… постороннего. Мой ребенок, Эдвард, Джейсон – все эти образы были привычны моему воображению, я всегда знала, что проснусь, и кошмары исчезнут. Я привыкла к этому. Но сейчас, ощущая помощь неизвестной силы, я была шокирована ее абсолютной самодостаточностью, будто этот некто пришел не из моего воображения, а извне.

И когда я поняла это, ужас с быстротой лавины захлестнул мое сознание. Сердце сжалось в груди и заколотилось как сумасшедшее. Джейсон исчез, словно нажали выключатель. И постороннее присутствие исчезло так же внезапно, оставив после себя странное ощущение болезненной пустоты. Как будто я потеряла что-то важное…

Я оказалась в оглушающем вакууме, отрезанная от всего мира. Задыхаясь, я озиралась по сторонам, тщетно пытаясь разглядеть в темных углах кого-то – Джейсона, который недавно был здесь, а лучше нечто, которое помогло мне. Но его не было. И никого не было.

И было странно больно потерять силу, которую я на мгновение испытала. Как будто у меня появился персональный защитник, некто призрачный, но вполне осязаемый, на кого я могла бы положиться… Я чувствовала его желание помочь мне. И что он избавит меня от кошмаров.

Все это происходило на грани сна и реальности. Я уже поняла, что не сплю, но еще недостаточно проснулась, чтобы открыть глаза и посмотреть вокруг.

Я осознала, кого именно напомнило мне это присутствие – слишком уж схожей была ярость, звучавшая внутри меня. Воображение охотно подбросило пару образов – тех прекрасных моментов, когда Эдвард защищал меня. Как будто он сам был здесь, со мной, в моем сне, я поняла это так отчетливо, будто это случилось на самом деле…

Подтверждая мои робкие предположения, в окружающей меня глухой пустоте мелькнула и растворилась чья-то тень… Знакомый силуэт, гибкий и сильный, каким я его помнила. Эдвард, Эдвард!

- Нет! – выдохнула я, слезы наполнили глаза, я снова провалилась в сон и бросилась догонять его, не видя перед собой дороги, не чувствуя ног, словно парила в невесомости. Я умоляла, протягивая руки: - Не уходи! – Я поняла, что потеряла, и снова лишь тогда, когда стало поздно!

Я так хотела увидеть его еще раз! Все сны о нем всегда заканчивались его смертью. И никогда прежде он не снился мне в роли спасителя. Это было так… чудесно. Я не хотела его упустить, по крайней мере, не настолько быстро.

- Пожалуйста, вернись! – рыдала я, оставшись в одиночестве. Упала на колени, растирая слезы по лицу, чувствуя горечь от слишком стремительного расставания. Я даже не успела посмотреть в его лицо! Ну же, почему ты не снишься мне, когда я этого так отчаянно желаю?! Почему бросил меня одну во тьме?!

Мое сердце продолжало колотиться, а тело дрожало от пережитого потрясения. И неизбежно все вернулось на круги своя: тьма рассеялась, рядом снова появился Джейсон, его ухмылка заставляла меня дрожать. Воображение услужливо дорисовало Эдварда, только теперь он был бестелесен, словно я смотрела немое кино, и ни на что не могла повлиять, чтобы помочь героям на экране.

Мой кошмар стал обычным.

Вот Эдвард улыбается мне, беззаботно и добро. Я вижу Джейсона за его спиной, в его руке нож, а на лице презрительная ухмылка.

- Нет! – кричу я, понимая, что сейчас произойдет, но не в силах предотвратить наступление кошмара. Я умоляю Эдварда, упорно не замечающего опасности: - Беги! Беги!

- Мелисса, немедленно поднимайся, у меня нет времени ждать тебя!!! – я подскочила от неожиданности, не понимая, где я и что со мной происходит. Я словно вернулась из другого мира, в котором была счастлива, несмотря на то, что ночью мне снова снился кошмар. Видимо, мне снилось и что-то хорошее, да вот только папа прервал мою редкую идиллию.

Отчаянно лаяла собака, захлебываясь, будто враг на самом дворе. А затем она начала скулить, как будто ее избили. Чертов пес, последние дни он ведет себя как сумасшедший.

Все это немного дезориентировало меня, как если бы я открыла глаза, но еще не проснулась. Иллюзия присутствия…

Удивленно оглянулась, чувствуя, что не одна, но обнаружила спальню совершенно пустой, как и обычно. Мое сердце заколотилось, как в настоящем фильме ужасов, когда героиня идет по темному длинному коридору, чувствуя на своей спине чей-то взгляд, но не видит призрака. Это было настолько четко, будто нечто из моего сна переместилось в реальный мир, наблюдая за мной, но оставаясь невидимым. Бр-р…

Я выдохнула, собирая растрепанные нервы в кучу, и поднялась. Кажется, я проспала будильник в колледж… Печально, что из-за моей нерасторопности я снова пропущу утреннее свидание с сыном. Но за это я могла злиться только на себя.

День прошел без изменений, такой же мрачный и длинный, как и всегда. Я погрузилась в учебу, чтобы избежать навязчивых мыслей о коварных планах отца, надеясь, что он скоро скажет мне правду. Завтра была суббота, ждать осталось недолго. Вечером либо утром он, наконец, сообщит мне, для чего покупалось платье. Я ненавидела тот день, когда мне придется надеть его.

Ягуар поджидал напротив колледжа, и у меня засосало под ложечкой. Последнее время отец начал уделять мне слишком много внимания. Я бы предпочла реже видеть его. Но, очевидно, что у него на меня были планы.

Я оказалась права, заметив футляр, перекинутый через спинку переднего пассажирского сидения. То самое платье… Мое сердце сжалось от нежелания даже знать, для чего оно предназначено. Ненавижу отца. Ненавижу эту жизнь, это вынужденное бездействие. Ненавижу свою слабость.

Я молчала. Отец тоже не проронил ни слова за все время пути. Не знаю, о чем он думал: хотел ли еще сильнее вынудить меня нервничать, играя в молчанку, или просто не знал, что сказать. Но, когда машина въехала во двор, он, наконец, озвучил, подавая мне футляр в руки:
- Отнеси к себе и к ужину жду тебя в столовой. В девять.

Это было все. Он развернулся и ушел, на его лице было написано отчетливое раздражение. Что я сделала не так? Разве моего тихого повиновения недостаточно, чтобы улучшить папино настроение?

Я повесила ненавистный футляр с платьем на спинку стула, радуясь, что хотя бы на время избавилась от него. Оно, казалось, липнет к моим пальцам, словно живое существо, от которого я хочу, но не могу избавиться.

Я попыталась делать уроки, но все мои мысли были заняты предстоящим разговором. Воображение рисовало картины флирта с партнерами отца, которые вновь появились в его налаживающейся карьере. Разочарованная в себе, в том, что не нашла способа отстоять интересы своего ребенка и снова попала в каббалу, я налила себе ванную с лавандовой пеной, для успокоения расшатанной нервной системы.

В спальне, где я скидывала с себя надоевшие за день джинсы, что-то было не так. Кресло, в котором я любила сидеть, читая книжку, было в стороне, словно его отодвинули, но забыли поставить на место. Наверное, уборщицы перестарались, раздраженно подумала я, но не стала исправлять их ошибку. Вместо этого разделась и отправилась в сторону шумевшей воды.

Воспоминания об Эдварде снова одолели меня в ванной, даже лаванда не помогала. Возможно, это потому, что сегодня он мне снился. А может и потому, что минул год со дня разлуки, и я просто не могла не думать о нем. Когда-то я мечтала, что ровно через год произойдет чудо, что-то изменится, и Эдвард придет, чтобы спасти меня… Карлайл, уезжая, сказал, что это на год или два, если я передумаю. Видимо, в глубине души во мне жила надежда увидеть Эдварда через год, несмотря на то, что мне всегда удавалось подавлять ее. И только сейчас, когда год действительно закончился, и чуда не произошло, я поняла, как много потеряла, отказавшись от своего счастья. Это мое самопожертвование обернулось против меня самой, заперев навсегда в доме отца, вынудив ему подчиняться. И, пока отец смеет угрожать ребенку, я не видела другого выхода, кроме как уступить.

Вечер наступил слишком скоро. Мне действительно удалось сосредоточиться на уроках, пока часы, пробившие девять, не напомнили об ужине. Я захлопнула конспект и поднялась, не утруждаясь тем, чтобы подобающим образом одеться. В конце концов, я дома, и неважно, в каком виде я спущусь, итог-то от этого не изменится. Сегодня я узнаю решение, когда и что мне делать, чтобы папа продолжал терпеть моего малыша. Это был новый пункт нашего договора. И я ненавидела это соглашение всем сердцем.

Лестница, ведущая в столовую, казалась бесконечной. Ковровое покрытие не таким лощеным, как раньше, немного затоптанным, потому что к нему теперь достаточно редко прикасался пылесос. Зато дыхание за моей спиной было почти натуральным. Это было как раз в тот момент, когда я собиралась войти в столовую – я прямо-таки почувствовала постороннее присутствие позади, и холодок побежал по позвоночнику, ударяя в слабеющие от страха ноги. Боже, мой дом превращается в декорацию для фильма ужасов! Я едва подавила в себе желание влететь в столовую и захлопнуть за собой дверь, словно сам черт гонится за мной! Да что же это такое! Сначала сон, а теперь еще и это!

К счастью, осязаемое нечто исчезло, как только я оказалась внутри. Папа смотрел на меня и жестом пригласил сесть, и мне пришлось забыть о своих проблемах, сосредоточившись на деле.

Мы ели молча. Большую часть ужина. Все это время страх продолжал клешнями впиваться в мою душу, я так и не избавилась от тревоги.

- В воскресенье я заключаю выгодную сделку, будь готова к двенадцати, - сказал, наконец, отец после длительного тяготящего молчания.

Я ждала, когда он продолжит, но он жевал, не обращая внимания на мое резко напрягшееся тело. Кусок у меня в горле застрял.

Так продолжалось какое-то время, когда я, первая не выдержав, спросила:
- Что я должна делать?
- Ничего, - последовал ответ, ошеломив меня. Я перестала есть, отложила вилку и уставилась на отца в полнейшем недоверии.
- Ничего? – переспросила, уверенная, что мне послышалось.
- Ничего, - подтвердил папа раздраженно, мельком взглянув на меня, как будто ему не доставляла никакого удовольствия эта беседа.

Я взяла бокал и отхлебнула вина, чтобы справиться со смущением. Я понятия не имела, что папа задумал, но никогда бы не поверила в его благие намерения. Или в то, что он просто решил меня развлечь.

- Никакого флирта? Не нужно ложиться в постель с двумя или с тремя? – спросила я, не удержавшись от язвительности в голосе. Будь сильной, Мел, готовой ко всему. Ты сама пошла на это.
- Нет, - раздраженно отрезал он. Это было что-то новенькое. Зачем ему все это потребовалось?

Некоторое время мы жевали.

И снова я первая не выдержала и нарушила тишину:
- Так, и в чем подвох? – отец никогда ничего не делал просто так, это было абсолютно невозможно.
- Обязательно должна быть причина? – с вызовом выплюнул он, явно заведясь от моего дерзкого тона. – Ты моя дочь, и ты приглашена. Наслаждайся вечеринкой.
- Хм… - это было все, что я добавила. Я не поверила. Но мне стало немного легче, что не придется выполнять никаких «особенных» указаний. Наслаждаться вечеринкой? Кто знает, может, я и смогу… а в процессе разберусь, зачем ему все это надо.

В свою комнату я возвращалась заметно повеселевшей. Может, это слова отца меня успокоили, а может, свое дело сделало вино.

Да только настроение круто изменилось, когда я вошла в спальню. Кресло, словно наваждение, стояло на своем месте, напротив моей кровати – там, где я любила сидеть и читать. Только разве я переставляла его?!

Или у меня галлюцинации, и отодвинутое кресло – игра моего уставшего воображения?

Или… в моей комнате сегодня неоднократно кто-то был…

Может, это Мэгги успела зайти, пока я была у отца, и, заметив беспорядок, прибрала его?

Но сердце, несясь вскачь, не хотело слушать доводов разума, отчаянно подсказывая совсем другой вариант…

Эдвард…

Ну почему именно его имя всплывает в моей голове?! Разве я не выдаю желаемое за действительное? Откуда ему быть здесь?

Я прислонила руку к груди, пытаясь успокоить разбушевавшееся сердцебиение. Перед глазами темнели пятна, это страх пытался одурманить меня. Мой разум надеялся, но тут же опровергал нелепое предположение: если бы Эдвард был здесь, он НИКОГДА бы не ушел. Я не видела никакой причины, по которой он стал бы от меня прятаться!

Тогда кто же здесь тогда был?! Он вошел изнутри или… снаружи?!

Я едва могла делать уроки, постоянно поглядывая на балконную дверь, даже несколько раз выходила на свежий воздух, вглядываясь в сторону леса. Собака, бегающая вокруг дома, рычала и лаяла несколько раз, словно пребывала в том же возбужденном состоянии, что и я. Или она видела в лесу кого-то?

Господи, я схожу с ума!

Разве Эдвард стал бы передвигать мои вещи, а затем убегать, не поговорив?!

Все оказалось гораздо хуже, когда я случайно заметила расположение чашек сервиза. Они сгрудились, кто-то сдвинул их на сторону. Сэлия и Кэтрин, девушки, которые теперь делали уборку в доме и за дополнительную плату убирались у меня, никогда не ставили чашки так неряшливо, даже если протирали поднос. Это было более чем странно, и напугало меня тем, что кое-что на подносе было обнажено. Инициалы имен, которые Эдвард, дурачась, когда-то вырезал ножом, приведя меня этим в бешенство… и в трепет. Я берегла этот поднос как частичку от моего потерянного возлюбленного, и всегда старалась расположить чашки таким образом, чтобы прикрыть инициалы. И теперь они уставились на меня, словно бельмо.

Это не мог быть Эдвард. Это был кто-то, желающий мне зла… ищущий что-то в комнате в мое отсутствие!

Вынужденная жить среди роскоши отца, я привыкла во всем видеть заговоры. Едкий страх щупальцами вполз в мое сердце. Что Сэлия и Кэтрин искали здесь? Не по наущению ли отца они ковырялись в моих вещах?!

Я бросилась к стеллажу с дисками, но письмо оказалось на месте, и я облегченно выдохнула, прижимая его к груди. Затем проверила ящики у кровати – мое обручальное кольцо тоже оказалось на месте. Может, я все преувеличиваю, и у меня действительно разыгралась паранойя? Что бы уборщицы ни искали, они этого не нашли. Заплакав, я присела на пол возле кровати, вертя колечко между пальцами. Камешек красиво играл в свете ночника, и слезы горько капали из глаз, когда я вспоминала, как любимый дарил мне его…

Эдвард медленно взял меня за руку, и я подняла на него глаза, в которых чувствовала влагу. Его зеленые глаза были похожи на яркие изумруды, и я вдруг поняла, что руки его дрожат.
- Ты выйдешь за меня замуж? Сегодня? – взволнованно спросил он.
Ох, этот томительный момент, но я не могла молчанием мучить его, потому что мне хотелось орать на всю улицу:
- Да! Да!

Как же давно это было. В прошлом, которое безвозвратно ушло и никогда уже не повторится. Я поднесла к глазам тонкий ободок, чтобы прочитать: «Борись. Любовь сильнее смерти». И снова заплакала.

Да, Эдвард. Я буду бороться. Я обещаю, что буду сильной ради тебя! Всегда!

Бережно убрала колечко на место и решительно отправилась к Мэгги. Я не обязана сидеть тут, даже если отцу не нравится мое непослушание. Сын не видел матери целых два дня!

Старая женщина встретила меня печальной улыбкой.
- А вот и мама, - она ходила по комнате, укачивая мальчика на руках, и я с радостью избавила ее от этой обязанности. Мое лицо тут же расплылось в широкой улыбке, все заботы вылетели из головы. Время, проведенное с ребенком, всегда делало меня счастливой. Я начала тихо напевать, ходя по маленькой комнатке Мэгги туда-сюда, не отрывая от сына глаз, а он смотрел на меня, как на солнце. Он тоже был счастлив видеть меня. Недавно он научился улыбаться, и теперь сиял, словно ангелочек, удобно расположившись в моих руках.

Мэгги тихо притворила за собой дверь, отправившись по своим делам, а я погрузилась в драгоценное время абсолютного блаженства, сначала просто разговаривая с малышом, рассказывая, что я сделала за день, будто он мог понять мои заморочки. Затем просто укачивая его, пока его глазки не закрылись. А затем сидя возле кроватки и перебирая крошечные пальчики моего мальчика. Я так не хотела покидать его!

- Мэгги, - спросила я, когда она вернулась и присела рядом со мной, и ее взгляд, обращенный на моего малыша, был теплым и нежным, - как ты можешь постоянно быть здесь, не видя своих детей? – Мне всегда казалось это загадкой. Мэгги попросту жила у нас, а ее родные дети оставались с бабушкой.
- Ну, у меня же бывают выходные, - пожала плечами она.
- Но ты… не скучаешь по ним? – я не могла и представить, как неделями бы не видела своего сына, а Мэгги почти не бывала дома.

Женщина вздохнула.
- Дай Бог вам никогда не узнать нищеты, Мелисса, - сказала она сочувственно. – Работая здесь, я могу обеспечивать своих детей даже без мужа.

Все понятно. И мне стало бесконечно жаль ее и мальчиков. Если когда-нибудь я смогу выбраться из-под гнета отца, я поклялась себе, что сыновья Мэгги будут жить с ней, я придумаю, как это сделать. Мать не должна разлучаться с детьми, это неправильно.

- Мэгги, - спросила я, когда уже собиралась уходить. Усталость становилась все более ощутимой, а я ведь даже не доучила свой конспект. Хорошо, что впереди выходные. – Что ты хотела?
- Что вы имеете в виду? – Мэгги развешивала мокрые ползунки вдоль стены, ее комната, обвешанная гирляндами рубашечек и носочков, была похожа на Рождество.
- Ты заходила ко мне вечером? – я напряглась немного.
- Нет, - она удивленно покачала головой, - а что?
- А Сэлли и Кэтрин? – я сглотнула, уже зная ответ. Девушки работали днем, их никогда не бывало вечером.

Мэгги посмотрела на меня подозрительно. Последнее время она видела меня насквозь, мы стали слишком близки, чтобы я могла укрыть от нее что-то.
- Кто-то был в вашей комнате? – удивилась она, тревога была в ее глазах. Она, как и я, знала, на что способен мой папа.
- Не знаю, может, воображение, - успокоила я ее, вовсе не желая ставить в известность о возможном госте. Я все еще надеялась, что права. Хотя, если это был Эдвард, его поведение было более чем странным.

В тот вечер я совершенно не могла заставить себя лечь спать. Коротая время на диване в гостиной, я обложила себя подушками, представляя, будто это Эдвард находится со мной, совсем как в ушедшем прошлом, когда мы тайком от отца встречались в моей комнате, часами целуясь перед работающим, но совершенно ненужным телевизором… Не знаю, забыла бы я Эдварда, если бы жила как обычная девчонка, имела друзей, ходила бы на свидания? Нет, даже и тогда… я бы никогда не вычеркнула из памяти его глаз, смотревших с бесконечной нежностью, его заботливых рук, его защищающих объятий…

- У тебя круги под глазами, - сказала я, проводя подушечками пальцев по нижним векам. Эдвард смотрел с небольшой улыбкой, которую я обожала.
- Правда? – пошутил он. – Я и не заметил. – Его руки сильно прижимали меня к себе, а пальцы нашли участок обнаженной кожи под пижамой и поглаживали спину. Я была готова блаженствовать хоть до утра, но нам обоим нужно было рано вставать, мне – учиться, а Эдварду – спасать людей.
- Это не шутки. Ты не высыпаешься, - укорила я, в то время как Эдвард стал отвлекать мое внимание короткими поцелуями в уголки губ и другие чувствительные места.
- Брайан подстрахует меня и даст подремать часок в начале смены, - беззаботно промурчал он в мою шею, где нашел точку, от которой у меня перехватывало дыхание. Однако я не повелась на его попытку заговорить мне зубы.
- Если ты не выспишься, то станешь невнимательным на работе и можешь пострадать, - вот, я озвучила свое беспокойство вслух.
- Белла, прекрати забивать себе голову ерундой, ничего со мной не случится, - он нахмурился, я знала это, даже не видя его лица – он целовал мои плечи, потихоньку расстегивая пуговки и опуская пижаму.
- Это не ерунда, - я была более чем ответственна, когда дело касалось безопасности.
- Боишься, что я не высплюсь и потеряю бдительность? – он поднял голову, в его глазах стоял задорный блеск, что так не вязалось с серьезностью вопроса. Я не знала, чего от него ожидать, Эдвард иногда бывал очень непредсказуем. Рассердится на меня или будет продолжать шутливо гнуть свое? Или перекинет через плечо и, как неандерталец, потащит в постель?
- Да, - я кивнула, желая, чтобы он внял моей мольбе.
- Тогда перестань болтать и займись делом, - объявил Эдвард и не сделал ни первое, ни второе. Он впился в мои губы поцелуем, а его руки стали более чем убедительно меня раздевать.
Ах, да гори все в огне, подумала я… выспимся в другой жизни!

Я чуть не заснула перед телевизором, окутанная приятными, хоть и болезненными воспоминаниями. Иногда приходилось смахивать слезинку, чтобы убедить себя, что все не настолько плохо. Главное – Эдвард жив. Надеюсь – он идет на поправку. Возможно – он счастлив. Все остальное – сущая ерунда. Я справлюсь. Эдвард смог сделать меня сильной.



Суббота прошла замечательно. Учебный день короткий, и уже к обеду я была дома. Радуясь, что нет отца, я выкроила время на прогулку с ребенком. Последние два месяца мне совсем не удавалось вырваться в лес, но сегодня я надела плащ, уложила сына в коляску и несколько часов гуляла, вдыхая свежий осенний воздух, любуясь видом спящего малыша, скучая по тем временам, когда могла делать это ежедневно. Думать о воскресенье совершенно не хотелось.

Настроение после прогулки было отличным. Я делала домашнее задание, чертя сложные таблицы расходов символической компании, когда меня прервала суматоха напротив окна. Я слышала рычание собаки, да нет, нескольких собак, и человеческий разговор на повышенных тонах. Удивленная, я вышла на балкон.

По ногам разлилась слабость, когда я увидела силуэты в лесу. Через поле для гольфа я мало что могла рассмотреть, но точно видела у кромки леса жестикулирующего отца, несколько людей среди деревьев, щелкающих фотоаппаратами, а еще собак.

Нервная судорога прошла сквозь все мое тело, стоило только подумать о том, что именно там могли обнаружить. Разве не представляла я вчера, что Эдвард мог прятаться там? Не знаю, откуда взялись подобные фантазии, может, потому что год со дня разлуки имел для меня магическое значение, или тот сон все еще не оставлял в покое, но уже спустя минуту я, накинув плащ, неслась по лестнице вниз, страшась и одновременно жаждая увидеть какие-то следы присутствия Эдварда. Или, черт возьми, его самого. И наличие людей в лесу напротив моего балкона заставляло сердце сжиматься от ужаса, что я могу увидеть нечто чудовищное, вроде моего сбывшегося сна о смерти…

- Вот здесь еще, и здесь, смотри. И еще на фоне особняка сделай, - голоса становились ближе, вспышки фотоаппаратов – ярче. Люди в форме, но не полицейские. Должно быть, частные детективы.
- Я бы проверил и сам дом, на всякий случай, - тихо говорил мужчина моему отцу, на поводках сидели две небольшие черные собаки. Они, прижавшись к ногам хозяина, наклонили головы и дрожали: шерсть взъерошена, хвост поджат.
- Расстояние – пятьдесят метров. Камеры по периметру. Ты думаешь, это возможно?.. - начал отец и замолчал, заметив меня. На его грозный окрик я даже не обернулась: - Мелисса! Здесь небезопасно, иди домой!

Словно загипнотизированная, я, прижав руку к отчаянно колотящемуся сердцу, шагала в лес, прикованная действиями фотографов. Шум вокруг меня стал ватным, я боялась увидеть кошмар из своего сна – разбрызганную повсюду кровь, лежащее навзничь тело, знакомые… мертвые черты, которые я любила… Мое состояние можно было описать как хрупкую, звенящую от напряжения хрустальную нить, до боли натянутую, готовую лопнуть, обратившись слезами… Самый мой жуткий страх, который вот-вот превратится в удушающую реальность…

Р-раз… и я вижу вскопанную землю, пару весьма внушительных выдернутых и разорванных корней… никаких признаков крови.

- Осторожно, - человек с фотоаппаратом рукой отстраняет меня, показывая, чтобы я не наступала ногами на улики. – Вон, обойдите там.

Он делает еще один снимок, и я шокировано смотрю на валяющиеся неровные куски коры, опилки повсюду, поднимаю глаза, и очередная вспышка фотоаппарата освещает ствол дерева, из которого выдернута часть. Мой рот медленно открывается, а шок становится сильнее с каждой секундой. Я вижу отчетливые следы когтей. Их пять, а затем часть дерева просто отсутствует, обнажая сердцевину. По здоровому стволу вниз собирается густая смола.

- Еще за вами, - подсказывает репортер, позабавленный моим потрясением, и я оборачиваюсь вокруг, понимая, что нахожусь не на месте преступления, а вижу следы какого-то дикого зверя, возможно, медведя, побывавшего здесь. С одной стороны, я испытываю невероятное облегчение, что мой кошмар не подтвердился. С другой, я никогда не видела в наших краях медведей, тем более сейчас не весна, с чего бы ему сходить с ума в месте проживания людей?

- Что… это? – шепчу я, оглядывая несколько стволов, отметины на которых практически одинаковы. Начинаясь на уровне моих глаз метрах в шести от кромки леса, повреждения на следующих стволах обнаруживаются все ниже, до тех пор, пока не переходят в развороченный мох, будто медведь что-то озверело копал недалеко от нашего поля для гольфа. Мой Бог, у нас даже нет забора, ограничивающего лес!
- Не знаю, - фотограф пожимает плечами, в его глазах горит интерес, когда он ищет, что еще и с какого ракурса снять. – Но я бы не советовал вам гулять в лесу.

Мое сердце сжимается, когда я вспоминаю, что несколько часов сегодня провела среди осенней листвы, подвергая опасности своего ребенка. Выдох из моего горла звучит отчаянно, показывая степень ужаса, пронзившего душу. Мне становится холодно, руки дрожат.

- Мелисса, иди домой! – снова кричит отец сердито, и я, наконец, разворачиваюсь и на ватных ногах иду назад.
- Я не знаю… - это последнее, что я слышу, говорит человек, держащий собак на привязи. – Поставь, чтобы наверняка, капканы. Но я не думаю, что это медведь. Ты сам видел – никаких медвежьих следов нет и в помине…



От автора: Также хочу выразить всем вам свою огромную благодарность за голоса на конкурсе ТРА! Спасибо вам всем большое-пребольшое, люблю вас!