Глава 7. Посередине сознания
Свет, льющийся на меня сквозь туманную дымку, был ласковым и теплым. Он был ярким, но не ослепляющим. Манящим, но не грубо притягивающим. Он казался добрым и любящим, насколько эти эпитеты вообще можно применить к нему.
Я никогда не видела такого света. Никогда не чувствовала такого внутреннего подъема, такого спокойствия, такого величия. Я была благодарна судьбе за то, что мне вдруг выпал шанс узнать этот волшебный свет сейчас…
Я не чувствовала своего тела. Совсем. Оно было воздушным и прозрачным. И пронизанным тем удивительным светом. И таким легким, словно пушинки одуванчика, разлетающиеся от малейшего дуновения ветерка.
Наверное, так умирают.
Поразительно, но эта мысль не казалась мне страшной или странной. Мое спокойствие было непоколебимо. Мое счастье было со мной. Мне было хорошо.
Вдруг я увидела белоснежные качели, спускающиеся на веревочках прямо с небес. Они размеренно раскачивались взад и вперед, взад и вперед, а вокруг никого…
Едва я подумала, что мне хотелось бы покататься, как я оказалась сидящей на качелях. Я ухватилась за веревки, вытянула ноги и отклонилась, раскачивая качели сильнее, выше. Мои ступни были босыми, но белоснежный сарафан спускался до самых пяток. Волосы были распущены и при каждом движении качелей ласкали мои обнаженные плечи.
Я качалась взад и вперед, не замечая времени. Казалось, в этом удивительном месте, наполненном светом, времени вообще нет. А если и есть, то оно просто не имеет никакого значения.
Мои взгляд упал вниз. Облака, облака. И какая-то призрачная фигура на самом дне. Хрупкая и безжизненная, лежащая на скомканных простынях…
Я не испытала ни шока, ни страха, когда поняла, что вижу себя.
Я перестала раскачивать качели и сосредоточилась на той другой себе. Я смотрела и смотрела, но ничего не происходило. Фигурка не двигалась. Никто не приходил. А потом вдруг другая я вместе с постелью начала падать куда-то вниз, а, может быть, это я уносилась ввысь. Трудно сказать.
Каким-то шестым чувством, я поняла, что наступает важный момент. Момент истины.
Я ожидала увидеть внизу калейдоскоп картинок, как в фильмах, когда герой погибает и перед его глазами проносится вся его жизнь.
Я хотела посмотреть свои картинки. Очень хотела. У меня была замечательная жизнь, в которой было много счастливых моментов и много хороших людей, которых я бы хотела увидеть на картинках.
Но картинок не было.
Я была в смятении. Мне было обидно до слез.
Я так хотела картинки! Хотела еще раз увидеть маму и папу. Джейка. Роуз и Эммета. Элис и Джаспера. Карлайла и Эсми. И Суви. И Джемму. И Леа. И Сэта. И Дэниэла…
О Боже! Дэниэл!
Весь мир, частью которого я предположительно уже не была, оставшийся далеко внизу, начал разламываться на кусочки. На крупные огромные глыбы, грозящие раздавить… что-то. Что-то, что я не понимала.
Дэниэл, Дэниэл, Дэниэл.
Непонятно откуда во мне проснулась злость. Сильная и яростная.
Я бы хотела стать ангелом. Я должна стать ангелом! Тогда бы я смогла иногда навещать тех, кого люблю. Смогла бы видеть их и быть с ними рядом, пусть даже они бы и не знали, что я наблюдаю за ними.
Я была разочарована.
Значит, я не ангел? И я не смогу больше увидеть кривоватую улыбку папы? Услышать мягкий голос мамы и золотой перезвон смеха Роуз? И я больше не смогу заглянуть в серые… мммм… золотые глаза Дэниэла? Не смогу увидеть, как его губы складываются в насмешливую усмешку? Не смогу почувствовать его дыхание?
Мне стало страшно. Странно, никто никогда не упоминал, что мертвым может быть страшно…
Внезапно я вновь почувствовала свое тело. Одно мгновение назад оно было просто пространством, а теперь вдруг стало почти реальным, тяжелым и осязаемым. Резкая одуряюще сильная боль пронзила меня изнутри. Я не знала, откуда она взялась. И я не знала, почему я чувствую ее.
Я стала задыхаться. Отчаянно хватала ртом воздух, но не могла вдохнуть. Мои руки прижались к горлу, в отчаянной попытке каким-то непостижимым образом умудриться впустить в легкие воздух. Бесполезно.
Что-то липкое и мокрое вдруг потекло по моим пальцам. Я посмотрела на свои руки. Они были в крови. И лиф моего сарафана уже тоже был в крови. Тонкие багровые струйки стекали с горла по рукам, по груди, затапливали багрянцем подол платья, спускались на ступни. Кровь была повсюду. Я была кровью.
Боль стала нестерпимой. Ужасной. Разрывающей, колющей, режущей. Она была повсюду. Она нигде не начиналась и нигде не заканчивалась, она просто была вокруг: плотная, темная и беспросветная. И я не могла сбежать от нее, не могла избавиться от нее.
Если бы я уже не была мертва, я бы кричала, рыдала, царапалась, я бы убила себя, только бы прекратить эту муку.
Только бы прекратить этот ужас.
Только бы прекратить эту агонию.
Мое тело стало средоточием боли, оно собирало всю муку из окружающего меня пространства и словно впитывало ее в себя. И теперь боль была в каждой клеточке моего тела. В руках, в ногах, в плечах, в груди и в животе. Боль яростно плескалась в ногтях, в волосах, в ресницах. Она разбивала меня на куски. Она сверлила меня. Она кромсала меня на кровавые лохмотья.
Это было ужасно. Я не понимала, что я сделала такого, чтобы заслужить эту кару.
Почему? За что?
А потом в боль пришел огонь. И мне стало так жарко, словно меня сжигали заживо на костре инквизиции. Выкручивали руки, выжигали кожу.
У меня больше не было сил испытывать это. Не было. Я готова была на что угодно, только бы прекратить этот ужас.
Если бы я только знала, кого молить об избавлении… Если бы я только знала.
Остатками сознания я понимала, что оно должно быть уже близко. Никто не в состоянии испытывать такую боль долго. Но моя боль все не кончалась. Мое тело снова и снова терзали пламя и какие-то острые лезвия, и тупые молотки, и зазубренные пилы…
И когда я уже была не в состоянии даже думать, боль стала отступать.
Сначала она оставила в покое мои пальчики на руках и ногах, потом сами руки и ноги, потом перестали нестерпимо болеть голова, шея, грудь… Кажется, я даже снова могла дышать. Боль сконцентрировалась в животе. Она пульсировала и билась там еще какое-то время, а потом умерла.
Боль умерла, а я, похоже, была жива.
Измучена, истощена, полностью разбита, но жива.
И я не знала, радоваться мне или печалиться.
Все чувства словно ожили, встрепенулись от летаргического сна. Я начала осознавать окружающее меня пространство. Воздух, пахнущий приближающейся весной и последождевой свежестью. Тепло солнца, заглядывающее сквозь, наверное, открытые окна. И еще я чувствовала что-то холодное, сжимающее мою руку. Сжимающее бережно и ласково, словно дороже этой руки нет ничего на свете…
Я попыталась открыть глаза.
Ресницы дрогнули, и я увидела лучик солнца, больно резанувший по глазам.
- Закройте окно, - тут же пробормотал знакомый голос.
Папа. Хорошо, что он рядом.
Даже с закрытыми глазами я уловила тот момент, когда шторы были задернуты. Я попробовала приоткрыть глаза еще раз. На этот раз ничто не ослепило меня, поэтому я позволила ресницам подняться полностью.
Я была в своей комнате. Определенно. Все здесь было так, как и должно быть…
Хммм… Или не так?
Неважно. Я подумаю об этом чуть позже.
Я чуть-чуть повернула голову и посмотрела на того, кто держал мою руку.
Мама. Я попыталась улыбнуться, но у меня не получилось. Я просто не могла заставить свои мускулы двигаться. Поэтому я просто смотрела в лицо Беллы. На нем отражалось беспокойство… и… Разве такое возможно? Усталость.
Я приоткрыла рот, чтобы сказать что-нибудь, но, опять же, не смогла. В горле было сухо, словно в пустыне.
Через мгновение я почувствовала, как заботливые руки Эдварда приподнимают меня, а к моим губам прижимается стакан. Вода потекла в мое обожженное и высушенное ужасным огнем горло.
Когда я выпила все до последней капли, папа бережно уложил меня на подушки. Я с благодарностью посмотрела на него.
Он выглядел ужасно. Он никогда не выглядел хуже, чем сейчас.
- Пап? – прохрипела я так тихо, что только тонкий слух членов моей семьи смог бы разобрать этот звук.
- Солнышко, - только и сказал он. – Прости.
Прости?
Я непонимающе уставилась на него.
Я правильно расслышала? Прости? Но за что?
Боже, что я такого натворила? Наверняка я натворила что-то, а папа почему-то извиняется…
В горле у Эдварда что-то булькнуло и сквозь стиснутые зубы донеслось глухое рычание.
Я бессильно закрыла глаза, пытаясь восстановить в памяти цепочку событий, приведших меня в это ужасное состояние и заставивших моих родителей умирать от беспокойства.
Вчера был…
Я, кажется, приехала из колледжа на выходные? Да, точно! И мы организовали сюрприз для Дэниэла! Ну, конечно! День рождения моего парня! Как я могла забыть? Как я могла забыть ту радость, которая затопила все мое тело, когда я проснулась утром и увидела его у своей постели? Такого красивого и удивительного. Мужественного и ласкового. И, боже, как я могла забыть, что он поцеловал меня? Наконец-то! После столь долгого ожидания. И мы пошли гулять, чтобы Каллены успели подготовиться к празднику. И на берегу мы снова целовались! О Боже, ну и ненормальная же я! Как можно было забыть о ТАКОМ дне? А потом мы дарили подарки. И еще был клуб, где я пела. Черт. Я пела ужасно, но Дэни, по-моему, понравилось. И потом мы сбежали. Я ела пирожное, чувствуя, что он смотрит на меня, и намеренно делая это как можно более соблазнительно (не знаю, выглядело ли это так уж соблазнительно в реальности, но я старалась точно копировать движения одной киношной героини). И дождь. И пустой дом. И…
О БОЖЕ! Мы занимались любовью!
Точно-точно! Я помню это очень хорошо!
Мы занимались любовью.
В моем животе все затрепетало, тепло растеклось по изможденному телу.
Ох, я так давно ждала этого. Так давно.
Я шаг за шагом вспоминала события этой ночи. Каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждое…
Ох, мамочки!!!!!
Этого не могло случиться, просто не могло… Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы этого не случилось.
Память услужливо подкинула мне тот самый момент. Момент моей полной беспомощности. Момент полной власти Дэниэла.
Черт. Черт. Черт.
Это наверняка случилось, иначе, как еще объяснить ту ужасную боль? Мне не раз говорили, что веном причиняет адские муки…
Оооооооооооооооооооооооооооооооох. Это плохо. Очень-очень плохо.
Я осторожно открыла глаза. Эдвард стоял возле окна, сложив руки на груди. Его лицо было похоже на мрачную маску, губы плотно сжаты. Как-то я сразу передумала обращаться с вопросами к нему…
- Мам? – прошептала я, все еще чувствуя саднящую боль в горле.
- Да, солнышко? – я чувствовала, что Белла изо всех сил старается казаться спокойной, но голос ее предательски дрожал.
- Дэниэл? – прошептала я. – Позови его, пожалуйста.
Возникла пауза.
Ох, только не говорите мне, что наш комендантский месяц вновь возобновился. Я же не умерла. И он не виноват…
Я увидела панику в глазах Беллы. И то, как беспомощно она посмотрела на Эдварда. Я нервно сглотнула, стараясь унять растущее беспокойство. Почему мама избегает моего взгляда? Почему молчит?
- Мам?
Белла вздохнула и, наконец, встретилась со мной взглядом. И в этот момент я поняла, что случилось нечто плохое. Очень плохое.
Я попыталась встать, но тело не слушалось меня. Я еще никогда не чувствовала себя такой беспомощной.
С моих губ сорвался полу-стон полу-всхлип.
Я посмотрела на папу, заглянула в его глаза. Они были темные и какие-то жесткие.
Я опять лишилась способности разговаривать. В горле что-то пульсировало, тело становилось тяжелым и неповоротливым.
Папочка, взмолилась я про себя, скажи мне, что с Дэниэлом? Где он? Ругает себя? Больше не хочет меня видеть? Я должна поговорить с ним! Должна объяснить, что он не виноват.
Эдвард молчал.
От неопределенности мои нервы напряглись еще сильнее. И я с еще большей настороженностью стала вглядываться в его лицо.
- Его нет, - тихо ответил он.
Нет. Нет? НЕТ?
- Что? – выдохнула я, и одно простое слово отозвалось разрывающей болью в груди.
- То, что я сказал, Ренесми. Его больше нет, - повторил он жестко.
Я открыла рот и беспомощно его закрыла.
Мой мозг отказывался фиксировать эту новую информацию.
Нет. Его нет.
- Он… Он на охоте?
Папа отрицательно покачал головой.
Мои страхи возросли еще больше. Я была на грани истерики.
Белла тоже, кажется, была на грани истерики.
Я должна встать, должна найти его.
- Боже, Ренесми! – яростное шипение Эдварда разорвало тишину. – После того, что он с тобой сделал, ты еще хочешь видеть его?
Он со мной сделал? Он ничего не сделал! Я сама сделала это с собой!
Папа не понимает. Никто не понимает.
Я должна найти его.
- Он сбежал! – выдохнул Эдвард, видя, что я не собираюсь сдаваться. – Твой ненаглядный возлюбленный просто сбежал. Он сделал с тобой это и просто сбежал! Потому что знал, что если я увижу его рядом с тобой… - его голос сорвался. Глаза сверкали. Он был в ярости. - Я никогда не подпущу его к тебе, слышишь? Никогда больше.
Меня охватил холод от корней волос до кончиков пальцев на ногах.
Я мотнула головой. В глазах защипало, но слезы не шли.
Не позволю! Не позволю разлучить нас!
Лицо Эдварда потемнело. Скулы напряглись.
- Ренесми!
Я попыталась собрать все свои силы и встать. Вдох. Выдох. Давай, Ренесми.
Я попробовала пошевелить рукой. Не вышло.
Мне стало страшно. Я попробовала пошевелить ногой. Ничего!
Я что парализована?!
Охтыбожемой!
Меня накрыла волна паники, из горла вырвался не то стон, не то вскрик.
- Шшшш… - прошептал Эдвард, обхватывая меня за плечи и наклоняясь к моему лицу. – Ренесми, все в порядке. Ты не парализована. Ты… Ты здорова. Просто очень слаба, после всего, что случилось.
Я почувствовала, как сильные руки приподнимают меня и осторожно опускают на кровать, подсовывая под голову подушку.
Как папа может знать это наверняка?
Я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой!
О Боже!
Дэниэл, что же мы наделали?
- Ренесми! Ты будешь двигаться! – выкрикнул папа, но мне показалось, что в его голосе не было уверенности.
Нет, нет, нет… Никто не может знать, что со мной будет. Никто. Я же чертово исключение! Всегда и во всем!
Меня вдруг затрясло. Я попыталась что-то сказать, но не смогла. Те крупицы силы, которые были в моем теле, оставили меня. Я обвела помутившимся взглядом комнату, чувствуя, что все вокруг начинает кружиться. Веки опустились, словно к ним привязали гири.
Я чувствовала, как меня касаются руки. Как на мой горячий лоб опускается что-то холодное. А потом - укол. С ним пришло успокоение и расслабление. И облегчение.
- Я никогда не прощу себя за это, - услышала я сквозь сон голос папы. – Никогда.
Я была в дреме. Не спала, но и не бодрствовала. Находилась где-то посередине сознания. Я улавливала тихий разговор. Кажется, помимо знакомых голосов мамы и папы, в комнате был кто-то третий, но кто, я так и не смогла понять. Может быть Карлайл… Или Джаспер?
Я попыталась открыть глаза и сфокусироваться на окружающем мире.
Папа тут же оказался рядом.
Я ощутила, как его ладонь легонько поглаживает мои волосы, освобождая лицо от упавших на него прядей.
- Как ты себя сейчас чувствуешь? – ласково спросил он.
- Сонно.
- Хорошо. Тебе дали транквилизатор. Когда проснешься, почувствуешь себя гораздо лучше.
Его голос был тихим. Я почувствовала, как дрожит его рука, прикоснувшаяся к моей щеке. Я смогла лишь легонько кивнуть головой и погрузилась в небытие…
…Я увидела Дэниэла в нескольких шагах от меня. Волна облегчения прокатилась по моему телу, с губ слетел вздох удовлетворения. Слава Богу, он не ушел. Как хорошо, что папа ошибся.
Я протянула руку, но он не взял ее. Он безразлично смотрел на меня, словно я была пустым местом, а потом повернулся и пошел прочь. Я попыталась сдвинуться с места, чтобы догнать его и вернуть обратно, но не смогла. Я смотрела, как он уходит, но не могла ни закричать, ни броситься за ним следом. Слезы заструились по щекам, боль пронзила уже не тело, но душу…
Кажется, я спала.
Или на этот раз действительно умерла.