Я же вроде отказалась вчера за ужином от вина. Почему тогда голова болит? Такое чувство, будто в нее медленно и методично вбивают гвозди. И что это за противный писк? В будильнике батарейки сели? Я хотела потянуться, но у меня не вышло. Что за…

Я испуганно открыла глаза.

Я не могла пошевелить ни руками, ни ногами. В комнате было темно. Неужели ночью, пока мы спали, нас нашли? И теперь меня связали и держат в темном подвале? Нужно закричать.

Не выходит. В горле пересохло. Нужно успокоиться. Я глубоко вздохнула, и сильный запах лекарств ударил в нос. Нет, только не это.

Я стала дергаться и стонать.

В комнате вспыхнул свет.

– Тихо, тихо. – Сестра склонилась надо мной, прижав мои слабые трепыхающиеся руки к постели.

– Нет, пожалуйста. За что? – всхлипывала я, продолжая дергаться.

– Упокойся, это просто больница, ты в обычной палате, – успокаивала она.

– Развяжи, – заплакала я.

Мне было так страшно. Уж лучше подвал.

– Тихо, детка. Ты можешь повредить руку иглой. Закрой глаза. Глубоко вздохни.

Я подчинилась.

– Представь, что ты находишься там, где бы хотела оказаться. Дыши. Где ты сейчас?

– В парке развлечений, – тихо сказала я.

– Здорово, продолжай.

– Мне девять лет, ты повела меня на ярмарку. Мы катались на американских горках, и я ни в какую не хотела оттуда уходить. А у тебя уже голова начинала кружится от всех этих каруселей.

– Дальше.

– А еще я испачкала спину твоей белой рубашки розовой сладкой ватой. И ты ходила так долго. – я улыбнулась воспоминаниям.

– Да, было весело.

Я открыла глаза.

– Лучше? – спросила она.

– Что случилась? – И тут я заметила тень около двери и дернулась.

– Тихо, это Эдвард. Он тебя спас.

– Спас? – Я откровенно ничего не понимала.

– Привет, – тихо поздоровался он.

Он выглядел таким напуганным и милым одновременно. Волосы растрепались. Одежда мятая и, кажется, испачкана.

Я смотрела в самые красивые глаза на свете, и машинально отвечала на вопросы.

– Что ты помнишь? – Сестра принялась развязывать ремни на моих руках, которыми я была привязана к кровати.

– С чего начать? – спросила я, растирая свободную руку.

– Можно? – Эдвард подошел и начал растирать рубец от ремня на руке, чтобы разогнать кровь.

– Начни с конца.

– Ну, пришел Марк, вы подарили мне замечательный подарок, я пошла в гараж, случайно пробила колесо в твоей машине, позвонила Трою, он помог мне его заменить. Потом мы поужинали, и я пошла спать, – рассказывала я.

– И все? – нахмурилась она.

– Ну да. – Но я чувствовала, что нет. Это не все. Что я упустила? Или это прикосновения Эдварда не дают собраться с мыслями? Я высвободила руку. Так легче думать.

– Что происходит, объясните! – воскликнула я.

Мне не ответили.

В палату вошел доктор Каллен.

– Здравствуй, Аника, – как-то грустно сказал он. – Эдвард, выйди в коридор.

– Но, папа…

– Живо, я сказал.

Таких властных ноток я от доброго доктора еще не слышала.

– Что со мной?

– Тебя чуть не сбил фургон Тайлера, но Эдвард вовремя успел тебя оттолкнуть, – ответила сестра.

В голове, словно вспышка, появилось лицо со шрамом.

– Аника, мы получили анализ твоей крови. Ты понимаешь, что могла впасть в кому и даже умереть? – строго спросил он.

– Что? В каком смысле? – От его слов я даже забыла о страхе больниц. Допустим, меня чуть не сбил фургон, но не сбил же. При чем тут кома?

– В твоем организме запредельная доза фенциклидина.

– И что это? – Я чувствовала, что со мной вдруг заговорили на японском.

– Ангельская пыль. – тихо, только для меня, сказала сестра.

Я знала, что это только примерно. Но ясно было одно, это наркотик.

– Я ничего не принимала. – я посмотрела на сестру, но та опустила взгляд.

– Ты мне не веришь? – закричала я. – Я не наркоманка. Никогда, ты же знаешь.

– Аника, успокойся, – сказал доктор. – Мы тебе верим.

– Нет, не верите, – сказала я упавшим голосом. – Вижу, что не верите.

Да что же это такое. И почему я не могу вспомнить ничего? Только лицо Джеймса и больше ничего.

В палату забежала медсестра и позвала доктора Каллена.

– Я зайду позже.

– Софи, я клянусь, что ничего не принимала. Это какой-то бред. И почему я не помню ничего?

– Успокойся, родная. Мы во всем разберемся.

Она достала из сумочки шприц, спирт, вату и жгут.

Я смотрела с подозрением.

– Я не украла, – улыбнулась она. – Купила в аптеке внизу, я сама сделаю анализ. Раньше не успела. Не хотела тебя одну оставлять.

Она взяла у меня кровь из вены, и ватной палочкой мазок слизистой носа.

– Это поможет доказать, нюхала ты или принимала внутрь.

– Ты думаешь, анализ ошибся?

– Нет, но сама хочу все проверить. Я видела данные анализа. Мне непонятны некоторые позиции. Да и сама доза просто непостижимая, – бормотала она.

– Я не делала этого, – плакала я от обиды.

– Никто ничего не знает. Доктор обещал, что никто не узнает о наркотике в крови. В школе думают, что ты ударилась головой, когда тебя оттолкнул Эдвард.

– Ты меня вообще слушаешь? – упавшим голосом спросила я.

Так больно когда самый близкий человек не верит тебе.

– Оставь меня, – тихо сказала я.

– Милая…

– Я сказала оставь отчаянную наркоманку, я не сбегу. Можешь опять привязать.

– Это было для твоего блага, ты могла пораниться, – оправдывалась сестра, зная, что этот поступок я не забуду.

Она поцеловала меня в лоб.

– Мне нужно отъехать, побудешь одна?

Я кивнула.

– Аника, прости, – она прижала меня к себе. – Я тебе верю, но мысль о том, что я могла тебя потерять, лишила меня рассудка. Я провела несколько часов, думая, что ты находишься между жизнью и смертью. Когда я увидела тебя на стоянке на асфальте, а потом, когда не смогла привести тебя в сознание, я думала, что с ума сойду. А в машине скорой у тебя начались судороги, я так испугалась.

Я испытала ни с чем не сравнимое облегчение. Она просто испугалась за меня, поэтому такая задумчивая и рассеянная. Она мне верит.

– Аника, если ты не делала этого сама, знаешь, какой напрашивается вывод?

– Кто-то меня хотел отравить!

– Да, поэтому будь осторожней со своими друзьями. Я скажу, чтобы к тебе никого не пускали. Я вернусь быстро.

– Когда ты меня заберешь? – хныкала я.

– Тебе нужно пока остаться в больнице. Ничего не бойся. Отдыхай. Постарайся заснуть.

– Софи, я видела Джеймса. Там в фургоне.

– В фургоне был Тайлер Кроули. Его занесло на скользкой дороге.

Я посмотрела ей в глаза.

– Он мертв, он не придет за тобой. – сказала она и вышла из палаты.

Я схожу с ума.

Я осталась одна в тишине. И забылась в неспокойным сне. Проснувшись, я старалась глубоко дышать, чтобы волна паники снова меня не захлестнула. Так, Аника, спокойно. Это просто комната с белыми стенами. С неудобной кроватью.

Я начала по крупицам собирать этот роковой день.

Полуголый Марк… А все-таки он такой красивый.

Элис с предложением поехать в Сиэтл. Так, нужно отругать сестру за то, что она ее подержала.

Волейбол. Кажется, я зарядила мячом в голову какой-то старшекласснице.

Красные глаза Троя. Это галлюцинация, как и Джеймс в фургоне.

Мне нужен мой коммуникатор. Нужно поискать в Интернете, что это за дрянь, которую мне подсыпали. Тем более я больше не могла тут находиться. С каждой минутой казалось, что комната уменьшалась в размерах. И оставалась только кровать и ремни.

Я сама не знаю, почему такую панику на меня наводят больницы. Последний раз я была в таком положении после убийства родителей. Из-за истерики в целях безопасности меня привязали к кровати. Так объясняла сестра. Сама я не помнила ничего.

Я вытащила из руки капельницу, накинула халат, обула тапочки и вышла в пустой коридор. Наверно, сейчас ночь, потому что дежурная медсестра спала на посту.

Так, где тут хранят личные вещи?

Я бродила по коридору, как призрак. Пусто. Никого. А тишина была просто оглушающей.

Запасной выход. Нужно подышать воздухом. Меня качало из стороны в сторону и сильно тошнило. Я еще не испытала на себе такое прекрасное состояние, как похмелье, но очень похоже что это оно.

Холодный мокрый воздух, мелкий дождик. Как хорошо. Еще никогда я так не была рада дождю.

За спиной послышались тихие шаги, и открылась дверь. Меня нашли, сейчас опять запрут в палате. Тихий наблюдатель не спешил подходить ближе или что-то говорить.

– Не говори отцу. Мне нужно просто подышать свежим воздухом, я сейчас вернусь в палату, – безошибочно угадала я.

Эдвард подошел ближе. На мои плечи опустилась теплая куртка.

– Спасибо, – тихо сказала я. – Почему ты не дома? Ночь ведь уже.

– Хотел узнать, как ты. Я так испугался за тебя, – ответил он. – И сам еще навредил тебе. Прости.

А, вот оно что. Муки совести держат его тут.

– Все в порядке. Твоя душа может быть спокойна, ты теперь герой, вытащивший девушку из-под фургона. Поклонниц у тебя прибавится.

– Что? Думаешь, я спас тебя из-за славы?

– А зачем тебе еще было рисковать? – я обернулась.

– Ты говоришь ерунду, – прорычал он.

Молчание.

– Отец мне не говорит, что с тобой случилось, но Эммет сказал, что ты была не в себе…

– Конечно, Эммету ли не знать последствия отравления наркотой, он в этом специалист, не так ли? – выпалила я. Все равно Эммет ему расскажет.

Он замолчал пораженный.

– Что? Не ожидал?

– Аника, это не выход. Ты ведь можешь завязать. Все будет хорошо. Я помогу тебе. Мы найдем хорошую клинику.

– Оставь меня в покое, – ответила я в отчаянии, сбросила куртку, и, насколько позволяло состояние, быстро пошла обратно в здание.

Мне не нужна его жалость. Мне не нужна его вера. Мне не нужна его помощь.

Я даже не поблагодарила его за спасение.

Кажется, я заблудилась. Где моя палата?

– Вот ты где, – сестра появилась из-за угла. – Зачем ты встала, ты и так еле на ногах стоишь.

– Я уже возвращаюсь в палату. Не кричи.

Она приобняла меня и помогла дойти.

Подушка. Как хорошо.

– Ты вспомнила что-нибудь еще?

– Только обрывки.

– Ладно, память вернется.

– Ну? – не просто же так она приехала среди ночи.

– Анализ слизистой ничего не показал.

– Спасибо за доверие, – съязвила я.

– Но я нашла кое-что интересное. Как ты уже знаешь, в твоей крови лошадиная доза фенциклидина, но это не совсем «ангельская пыль», которую можно сейчас достать. В пятидесятых годах фенциклидин был доступен как обезболивающее, но его запретили, потому, что он вызывал бред. Потом он стал выпускаться как Сернилан - анестетик для животных.

– Ты хочешь сказать, что меня напичкали таблетками для зверей? – перебила я.

– Именно. Только вот Серланин перестали выпускать в конце семидесятых. Сама понимаешь, его тоже использовали не совсем по назначению. Возможно, тебя это спасло. То, что лекарство было давно просроченное. Что ты ела в школе? – с подозрением спросила она.

– Ленч, но... нет... Элис не могла. – Я начала вспоминать, как меня насильно кормили. – Она принесла ленч. Она бы не успела... я бы заметила, если бы мне подмешали кучу таблеток. И Трой был с ней. Да и где им взять такой препарат? – вдруг память услужливо подкинула мне кучу воспоминаний.

– Уверена?

– Галлюцинации, головокружение, тошнота, смена настроения, потеря координации, страх, паника, – стала тупо перечислять я.

– Да все это симптомы отравления.

– Почти все это было до ленча. Я чувствовала себя плохо с самого утра, я думала это от... - ответ лежал на поверхности. – Это печение Софи.

– Что?

– Утром я ела печенье. Причем съела довольно много. А ты?

– Нет, я на диете, ты же знаешь. – Кажется, она стала понимать мою сумбурную речь.

– Марк? Боже, Логан? Ты не давала Логану его? – Кто знает, как это повлияет на животное.

– Нет, успокойся. Так, я еду домой. Быть такого не может, неужели кто-то из соседей? Этот город кишит психами, – бормотала она. – Какое именно ты ела?

– Все... – только от одного воспоминания меня передернуло.

– Это будет сложнее, две корзинки принесли и отдали мне лично, три я нашла на веранде. Я дура, прости, нужно было проверить.

– Кто же знал, что кто-то хочет меня отравить.

– Может, и не тебя, а меня. Возможно, ты была права, когда говорила, что меня могут тут сжечь на костре, как ведьму, – зло усмехнулась она.

Судя по ухмылке, человеку, который это затеял, лучше переехать на другую планету.

– Я же пошутила, кто будет травить за то, что ты красивая женщина, и любишь флиртовать?

– Ревнивая жена или любовница? – приподняла она одну бровь. И, поцеловав меня в лоб, ушла.

Я опять осталась одна. Мысли кружились в голове, отказываясь складываться в общую картину.

Какой-то бред. За что? Что мы сделали? Неужели это из-за Марка? Или из-за кого-то из тех, кому Софи вскружила голову? Мужики приносят одни неприятности.

И живое тому доказательство вышло из-за ширмы в темном углу.

Я в раздражении застонала. – Эдвард, тебе не говорили, что подслушивать не хорошо?

– Вы должны обратиться в полицию. – Он подскочил ко мне, его взгляд выражал ужас, и лицо было бледнее мела.

Опять он переживает за меня. Я ему не безразлична. И как я раньше этого не замечала? Только не расплыться в глупой улыбке. Это будет выглядеть странно.

Я вздохнула.

Как хорошо, что мы не наговорили лишнего. Кто же знал, что у Эдварда Каллена такие дурные манеры.



Автор: Виктория Савельева
Бета: Штирлиц

---