Ночь. В который раз за сто лет ничего не менялось – я снова ужасно хотел заснуть. Заснуть, проснуться утром и снова увидеть Беллу…. Но нет, я должен был просто ждать эти восемь часов удушающего одиночества, которые можно было бы вырезать из моей жизни, будь я обычным человеком. Люди… Как много они не понимают. Как часто я слышал их в мыслях желание никогда не спать. Потратить впустую треть жизни?
Не знаю. Для кого-то, может быть… Кому дорога своя жизнь, кому есть на что ее потратить. Когда в твоем распоряжении вечность, все видится под другим углом. Для меня вдали от нее была не жизнь. Было лишь заточение в веренице своих усталых перепутанных мыслей. Заточение, из которого хотелось сбежать, выбраться досрочно…
А когда-то все было так просто. Одно тихое движение оконной рамы – и все оковы рухнули, и моя темница превратилась в пыль, сдуваемую ветром и оставляющую после себя лишь першение в легких.
Как бы я хотел быть рядом с ней сейчас. Раствориться в ее запахе, растечься вместе с ним по комнате, охраняя, оберегая ее сон. Смотреть на нее, изучать каждую мелочь, каждую деталь ее лица – любую недовольную морщинку, любое изменение, любую тень усталости залегшую на ее прекрасной бледной коже. Ласкать взглядом ее гладкую кожу, нежные манящие черты лица, так по-детски трогательные во сне… наверное… Я не узнаю. Не узнаю, хотя я хочу всего лишь любоваться ей и откладывать в своей памяти каждый мимолетный жест и сорвавшийся с губ шепот. Всего лишь охранять ее сон, в упорном стремлении сразиться с любым кошмаром, который посмеет потревожить ее сон.
Вот так просто и так невозможно. Не знаю почему все было так просто раньше, может… Может я не задумывался, а может чувствовал, что Белла не будет против, ведь сердце понимает все гораздо раньше любого разума, даже совершенного. Но теперь… Теперь я слишком виноват перед ней, и теперь ее реакция на ночное вторжение была очевидна. Она вполне ясно дала понять о своих границах…
Я сжал зубы. О границах, которые я так безумно и нещадно желал развеять в прах. Конечно, Белла ничего бы и не узнала… Но я не мог так поступить с ней, только не теперь. Это был определенно не тот путь, которым можно хотя бы пробовать завоевать ее доверие. Только не снова обман, не ложь, не предательство. Я буду уважать ее решения, чего бы ни стоило, я могу свести семью с ума своими нервно-отчаянными шагами по комнате – но я больше не буду играть нечестно. К тому же… Не знаю почему, но какое-то сосущее под ложечкой чувство упорно нашептывало мне, что этот номер больше не прошел бы незамеченным. Я не знал почему. Но Белла изменилась, изменилась сильно, и, кажется, не было ни одной вещи, которую она бы не знала обо мне. Ничего из того что я сказал и сделал не возымело должного эффекта – она все время словно знала, что последует за моими – нам нужно поговорить… Так почему на этот раз все должно быть иначе?
- Эй, Ромео! Ты не боишься протереть дыру в полу?
Или свести нас с ума окончательно?
С раздраженным вздохом я сел в кресло, словно это могло бы мне помочь. Она права. Моя и без того натерпевшаяся от меня семья не должна страдать от моих помешательств.
- Ладно, Роуз, обещаю, остаток ночи проведете в тишине.
Блондинка закатила глаза и подошла ко мне, захлопнув дверь позади себя. Снова человеческая привычка – заметил я про себя – в нашем доме это вряд ли могло помочь хоть чем-то.
- Я не за этим пришла.
Она мысленно подбирала какие-то слова в голове, и мои глаза удивленно расширились. Она собиралась откровенно со мной поговорить?!
Наверное, мое удивление отразилось на моем лице, потому что Розали ехидно прищурила глаза.
- Не надо на меня так смотреть. Да, я хочу с тобой поговорить. Знаю, что мы с тобой никогда особо не разговаривали по душам, но больше, по-моему, вправить тебе мозги никто не способен.
Неужели непонятно, что их жалость ему не поможет?!
Я удивленно приподнял бровь, ожидающе уставившись на сестру. Это обещало быть чем-то интересным.
- Вот скажи, Эдвард – что ты собираешься делать? Изображать из себя мальчика на побегушках, пока Белла не соберет вещи и не смотается отсюда в лучшее местечко, или пока не найдет себе кого-нибудь порешительней? Чего ты хочешь добиться этим, Эдвард? Ты хочешь стать ее тенью или носовым платком?
- Я всего лишь хочу вернуть ее доверие – огрызнулся я
- Да, конечно. Эдвард, а ты не думал, зачем тебе ее доверие? Что потом? Тебя устроит роль друга, или старшего брата? Не смеши меня, ради бога. Это не твой случай. И завоевывать ее доверие ты должен не так. Тебе нужно завоевать ее, а ее доверие получишь в качестве приложения.
Это же так просто и понятно. Мужчины… Никогда не видят ничего дальше своего носа.
- Каким образом? Она даже до дома мне не дала ее проводить – сказала, что это нарушит границы ее личной жизни! – я взорвался. Я слишком долго думал. Мне нужно было выговориться, пусть и перед Розали.
- Личной жизни? – брови Роуз удивленно взметнулись, а на лице расплылась победная улыбка.
Она все-таки неровно к нему дышит
Мое сердце резко подскочило и нервно забилось
- С чего ты взяла? – нетерпеливо выпалил я
Розали засмеялась.
Ах, Эдвард, тебе за сотню, а у тебя сердце бьется как у семнадцатилетнего, а соображаешь вообще на семь.
Я раздраженно зарычал, и она засмеялась снова.
- Ладно, ладно – примирительно сказала Роуз – не нервничай ты так. Слушай внимательно, и запоминай. Если бы ей было вообще плевать на тебя, и ее раздражало твое присутствие – она не дала бы тебе крутиться рядом. Все равно не бывает – это все для таких наивных дурачков как ты – она с сарказмом наклонила голову, и рассмеялась, когда я вновь раздраженно зашипел – Поверь мне. Она могла бы рассматривать тебя как друга, с которым ей бы просто хотелось общаться – но тогда она не стала бы возражать против того, чтобы ты ее проводил. Тем более в такой категоричной форме. Значит, этот вариант отпадает. И, уж поверь мне, назойливые поклонники к которым ты не испытываешь ни капли взаимности всегда раздражают. Но она дала тебя остаться, позволила находиться рядом с ней весь день – значит, она хочет видеть тебя рядом. Не важно, что она при этом говорит. Она сама в это, скорее всего, верит. А то, что она так отшила тебя, значит только одно – она боится, что ее опасения подтвердятся, и чувства выльются на волю. Ты должен сделать так, чтобы она не боялась. Разбуди ее чувства.
- Да, но…
Я осекся. В словах Роуз определенно был резон. Если это и правда так тогда у меня есть надежда, но… Но имею ли я право завоевать ее снова? Будет ли это честно после всего… и куда это приведет? Чем это кончится снова? Может это она и есть – ее нормальная жизнь? И я снова ворвусь и уничтожу ее, после того как заставил нас обоих так страдать ради этого…
- Но ты боишься этого, правильно? Ты боишься, что она на самом деле тебя забыла, а ты снова влюбишь ее в себя, и все твои идиотские старания оградить ее от опасности рухнут коту под хвост?
- Откуда ты… - поразился я, на что она только закатила глаза.
- Эдвард, в этом доме ты единственный, кто не видит дальше собственного носа. Хочешь совет? Не льсти себе. Ты вообразил, что стоит тебе свиснуть и все девушки мира будут у твоих ног? Так вот, открою тайну – не все. И поверь мне – если она действительно тебя разлюбила – то она никогда не полюбит тебя снова. Не во второй раз. То что умерло не возродишь, а двух одинаковых жизней не бывает. Если она любила тебя по-настоящему – а она любила, и ты это знаешь – то тут всего два варианта. Либо она все еще любит тебя в глубине души, но прячет это от самой себя, либо забыла тебя навсегда. Действуй смело. Не сомневайся. Потому что если первый вариант – ты должен сделать все, чтобы вернуть эти чувства. А если второй – тебе нечего бояться. Никакие твои действия не приведут к этому.
Я недоверчиво посмотрел на Розали. Она была абсолютно уверенна в своих словах. Я никогда не думал об этом…
- Почему, Роуз? Почему ты это говоришь? Ты же никогда не любила Беллу…
Розали вздохнула
- Я боялась за нашу семью – она дернула плечами – но без нее нашей семье стало намного хуже. Я… Ну хорошо, ладно! Я была эгоисткой. Я не думала о тебе. Я не думала, что это так серьезно, но ты… Я никогда не думала, что ты ее так любишь. Я была не права. Я признаю это. Но знаешь что, Эдвард? Тебе бы тоже было неплохо позаимствовать немножко эгоизма.
Мазохист чертов.
Я мрачно усмехнулся, и она продолжила
- Ты усложняешь себе жизнь. Ты пытаешься решить за нее. Слушай, я действительно злилась на Беллу – мне казалось глупо отказываться от нормальной жизни, чтобы быть с вампиром… Но знаешь… Это не мое право принимать за нее решения, и не твое. Если бы я решала, как поступить за тебя, я поступила бы так же – и я бы ошиблась. Ошиблась, потому что не знала, насколько сильны твои чувства. Вот и ты не можешь знать, что она чувствует, и что будет лучше для нее. Не принижай ее чувства, и не решай за нее больше. Не пытайся один написать сценарий вашей истории – все никогда не случится так, как хочешь ты – да и, слава богу, потому что к тебе в голову приходят одни глупости. Подумай ты о себе. Поступи, как нормальные люди – если любишь – борись. Ради себя, а не ради нее. А она уже примет решение относительно себя сама. Иначе единственное, чего ты добьешься – это мигрени.
Это всегда работало правильно, Эдвард. А мир сложился гораздо больше, чем твоих жалких сто лет назад, на которых ты все время опираешься.
- Может ты и права… - задумчиво пробормотал я
- Я знаю, что я права. Эдвард, вернуть обиженную женщину через пять лет – это не просто. Это совсем не так легко, как ты думаешь. Ты должен думать только о том, как это сделать, а не том, что может случится если… И твое обычное бла-бла-бла… Пусти все силы в это русло. И просто… просто не спеши. Но действуй.
А не пытайся ее уверить, что тебе ничего не нужно. Она все равно знает, что это не так. Да ей это и не нужно. Ей нужно только время и гарантии.
Роуз была права. Белла прекрасно знала, что это не так. И моя попытка решить за двоих с треском провалилась в прошлый раз – зачем пробовать снова? Время и гарантии? Это меня устраивало. Это было то, что я мог ей дать. Что я хотел ей дать, в конце концов.
- Спасибо, Розали.
- Не за что – она повернулась, выходя из комнаты
Но тебе придется постараться, Эдвард. Она не сдастся так просто.
Я вздохнул, вставая с кресла и подходя к окну. Я прекрасно знал, что она не сдастся так просто. Завоевать ее. Завоевать. Мои глаза удивленно расширились, и я вдруг понял, что я никогда прежде не завоевывал женщин. До Беллы меня и не интересовал никто, а Белла… Беллу я старательно пытался отговорить держаться от меня подальше – но мои слова имели прямо противоположный эффект. Я не ухаживал за ней, я не пытался привлечь ее внимание, я не приглашал ее на свидания – да я не делал ничего, чтобы пытался сделать обычный парень, если ему нравилась девушка. Наши отношения всегда были не такими, как у других – да и как они вообще могли быть хоть чуточку похожими на остальные?
Но теперь… Теперь все изменилось. Теперь мы другие – и я, и Белла, и она уж точно не собирается делать шаги мне навстречу, а значит, мне самому надо будет изворачивать свой ум, чтобы придумать, как подобраться к ней ближе. Как дать ей те самые гарантии, как снова завоевать ее внимание, вернуть ее радостный и нежный взгляд…
Я фыркнул. Надо же. Через пять лет после нашего знакомства мы наконец-то вернулись к начальной стадии, которую мы успешно пропустили. Счета, счета… По всем нужно платить, а чем? Не знаю уж, в чем причина, может в странном поведении Беллы, а может в моей неожиданно отсутствующей жажде – но теперь наши отношения вдруг стали такими человеческими. Я так этого хотел…. Да что хотел – я так мечтал об этом. И вот – теперь мои мечты сбылись, а я… А я оказался на минном поле с завязанными глазами. На незнакомой территории, по которой не имел ни малейшего представления как перемещаться, да еще и в правильном направлении.
Луна ярко светила в небе, отбрасывая слабые тени деревьев на темной земле. Я мысленно усмехнулся, и скрестил руки на груди. Что ж… У меня есть целая длинная ночь, чтобы подумать об этом.

Я столько всего узнал за свою жизнь. Да и как было не узнать, когда в запасе вечная бессонница, идеальная память и чтение чужих мыслей? Веретеницы чужих мыслей цеплялись за мои собственные, образуя в моей голове целую паутину от нужных и интересных знаний вплоть до абсолютно бесполезных и тех, что я предпочел бы забыть. Мне никогда не причиняло это особых неудобств – я всегда умело игнорировал то, что отказывалось стираться из моей памяти, попросту засовывая его в самый дальний угол, но теперь у меня было ощущение, что лучше бы я не знал столько всякой дребедени. Наверное, Розали права. Наверное, умудренный жизненным опытом я действительно слишком много возомнил о себе – ведь мысли скольких бы людей я не знал, сколько прецедентов одних и тех же ситуаций не проходило через мою голову – это ровным счетом ничего мне не даст. Жизнь действительно сложилась намного дольше, чем сто лет назад, и она слишком многогранна и неповторима, чтобы хотя бы одно событие в ней прошло по уже подготовленной и отшлифованной схеме.
К тому же, сколько бы я не узнал всего о людях за все это время – но единственная девушка, которая в действительности волновала меня, всегда была мне не подвластна, а то, что сравнивать ее с остальными людьми глупая и бесполезная трата времени я понял еще с первой нашей встречи. Только если тогда она дала мне хотя бы шанс узнать и разгадать ее, то теперь в ней уже было сложно найти даже ту прежнюю Беллу, а времени открывать ее снова у меня совсем нет.
Возможно, если бы я не полагался на годы, проведенные на земле, если бы не пытался примерить наш случай под какие-то шаблоны и рамки, если бы я не считал себя вправе принимать решения за двоих – все было бы намного проще. Может, я бы и не ошибся столько раз, и, может, жизнь сама бы расставила все по своим местам. Я же решил поиграть не только со своей судьбой, но и с чужой, на которую я не имел ни малейшего права. Но я всегда был слишком упрям, чтобы признать это, и упорно гнул свою линию, будучи просто уверенным в том, что только я знаю лучший исход этой линии жизни.
Возможно, если бы я мыслил просто как семнадцатилетний парень, все сложилось бы правильней и проще. И, возможно, я бы не крутился около прилавков с цветами уже больше часа и никак не мог принять решение.
Кажется, ведь вроде бы так просто – подарить любимой девушке цветы. Но язык цветов, к сожалению, а может и к счастью я тоже знал, и поэтому никак не мог решиться. Я выбрал розы. Может, слишком просто и банально – но я не мог их не выбрать. Хотя бы по той причине, что прекрасный цветок, защищенный острыми шипами, ужасно напоминал мне Беллу с ее старательными усилиями не показывать свои истинные эмоции – в том, что это лишь маска я уже был уверен, еще, наверное, с того момента, как увидел боль и растерянность в ее глазах, а ее горячее дыхание опалило мои замершие губы.
К тому же, как бы ни менялись нравы, как бы времена ни сменяли друг друга, но я не знал лучшего способа выражения чувств, чем один цветок, который если и не был любимым цветком абсолютно всех девушек, но уж свое законное место в сердцах людей по-прежнему завоевывал. Недоступное и прекрасное манило и притягивало во все времена. И я не был исключением – попался на эту ловушку.
Белла всегда была для меня запретным цветком, но теперь еще и таким же недоступным, как нежные лепестки, защищенные острыми иголочками. Вот только иголочки мою гранитную кожу даже не поцарапают, а выпады Беллы успешно ее минуют, словно это защищающей оболочки никогда и не было, попадая прямо в истерзанное сердце, которое никак не могло, да и не хотело, избавится от ее влияния. И уговорить ее избавиться от этой импровизированной брани, увы, тоже не так легко, как срезать шипы на опасном цветке. Тем не менее, в выборе цветка благодаря всему этому я и не сомневался. Но дальше-то и начинались мои основные проблемы.
Цвет. Я прекрасно знал и, к сожалению, это было прекрасно известно и всем другим, и Белле наверняка – что белая роза символ нежности и чистоты, а красная – пламенной любви и страсти. И теперь я потратил уже целый час, переводя глаз с одного цветка на другой, не в силах принять решение. Я хотел выразить свои чувства, хотел выразить их честно, не скрывая от нее больше, но и не крича их прямо ей в лицо, потому что знал, что она еще к этому не готова. Цветы были идеальным вариантом – осталось лишь подобрать цветок, который бы точно выражал то, что я хотел передать, но… я не мог выбрать. Не мог, потому что чувства внутри меня были слишком многогранны и глубоки, чтобы суметь выразить их в каком-то одном направлении.
Я любил ее. Любил нежно, преданно, искренне. Я уважал ее, я ценил ее, я хотел каждый день и час, да что там – каждую секунду заботиться о ней, оберегать, защищать… Она была для меня ангелом, таким же белым и чистым, она была для меня светом, таким же свежим и оживляющим. Она была нежной, хрупкой, искренней, светлой и прекрасной, любящей. Она… да что там говорить? У меня не хватило бы слов, чтобы выразить всю глубину и искренность нежных и трепещущих, упоительных чувств, которых я к ней испытываю. Но это было не все.
Это было не все, и особенно теперь, когда она так изменилась, этого было возмутительно, отчаянно мало. Потому что этого никогда не хватило бы, чтобы описать чувства, горящие в моей груди от одной ее кокетливо-соблазнительной улыбки. Я прекрасно помнил тот день… Да будь я даже человеком, не смог бы забыть его за целую вечность. Тот день, когда она разбудила меня своим сладким дыханием, нежностью и теплом своих горячих губ. Ведь это был даже не поцелуй… Одно мгновение, касание, легкое как ветерок, мягкое, как перышко, гладкое, словно атлас, скользнувший по губам. Одно мимолетное прикосновение ее губ, разбудившее во мне целый пожар, яркий, неистовый, огнем сметающий все на своем пути, слепящий и завораживающий своей силой и своей красотой. Пожар, который воскресил меня из мертвых, вернул из ада, чтобы бросить на мгновенье в рай, а потом снова в ад, так что, я, кажется, уже даже перестал их различать. Пожар, который чуть не уничтожил меня, который вспыхнул в груди, в сердце, в голове и вообще везде ослепляющим фейерверком разлетающихся языков пламени вперемешку с разноцветными искрами, заставляющий на подогнутых ногах задыхаться от несуществующего головокружения.
Как я мог отказаться от этого? К тому же ведь сейчас она – именно такая – уверенная, прекрасная женщина, от слегка игривого взгляда которой у меня подкашивались колени, и кипящие чувства клокотали во мне с новой силой, обжигая меня изнутри, пытаясь наверстать все, что упустили за эти пять лет. И как я мог отказаться от нежной и хрупкой девушки, купившей меня с потрохами своей смелостью, чистотой и искренностью? Как я мог отказаться от нее, как я мог потерять надежду, что в душе она не осталась трогательным ангелом?
Мысленно я мучительно застонал. Да что же это такое? Мне уже пора уходить отсюда, если я хочу сделать для Беллы сюрприз, а не заявиться у нее перед носом с цветами. Это, конечно, был в целом не такой и плохой вариант, но я уже успел узнать ее, чтобы понять, что она отправит меня с этим куда подальше. Нет… Она ставила рамки… Что ж. Там где есть границы, там всегда есть лазейки. И я ими воспользуюсь. Если конечно, все-таки выберу что-нибудь – раздраженно поправил я себя, когда мой взгляд скучающе-отчаянным взглядом скользнул вверх, и замер там, на недавно распустившемся цветке.
Крупная роза, нежно-кремового цвета, лепестки которой заканчивались темно-розовой каемкой, плавно переходящей в мягкий теплый цвет самого цветка. Раньше всяческих мыслей в моей голове промелькнули строки стиха Ирландского поэта:
The red rose whispers of passion,
And the white rose breathes of love;
O, the red rose is a falcon,
And the white rose is a dove.
But I send you a cream-white rosebud
With a flush on its petal tips;
For the love that is purest and sweetest
Has a kiss of desire on the lips*
Улыбка непроизвольно расплылась на моих губах. Поцелуй желания… Поцелуй, перевернувший в очередной раз мой мир. Да, это было именно то, что нужно. Я все-таки нашел его. Немедля я расплатился, и направился к знакомому зданию, грозившему в последнее время стать мне домом. По пути я думал о том, что написать ей. Я не думал, что Белла знала это стих, был почти уверен, что она не знала – но стоит ли его писать? Вчера она не дала мне проводить ее до дома, не думаю, что сегодня она обрадуется словам о любви и поцелуе. Я задумчиво провел рукой по гладкому стеблю, со срезанными шипами. Хорошо, хотя бы листья оставили. Листья – символ надежды, и даже если Белла не знала об этом, я кормить ее безнадежными и ни на что не претендующими признаниями не хотел.
Я даже не заметил, как дорога кончилась за моими размышлениями, и тихо скользнул внутрь, за знакомые двери еще пустой гримерки. Положив розу на ее тумбочку, я остановился над чистым листком бумаги. Подумав какое-то время, я схватил ручку и быстро написал:
Под защитной неприступностью ты настолько прекрасна, что не страшно и порезаться.
Свернув листок пополам, я написал заветное имя и положил его рядом. Подписываться я не стал. Не думаю, что Белла забыла мой почерк. А если забыла… то мне стоит знать об этом.
Я тихо вышел и, прикрыв за собой дверь, посмотрел на часы. Было еще слишком рано. Что ж… Остается только ждать.

---

*Вот перевод стиха, на всякий случай. Но он не очень точный, лучше читайте оригинал)))
Красная роза шепчет о любви, а белая дышит любовью. Красная роза - сокол, а белая роза - голубка, но я посылаю тебе бутон розы цвета слоновой кости с красными крапинками на концах лепестков, потому, что у самой чистой, у самой нежной любви поцелуй желания застыл на губах

И вот вам его визуализация, но тут так же возможен простор фантазии, и варианты