Мы зашли в комнату, полную не очень-то одетых девушек. Я невольно поежился, чувствуя себя не в своей тарелке, и мне захотелось немедленно сбежать отсюда. Разумеется, я этого сделать не мог – за поцелуй, разбудивший во мне человеческие начала, посеявший первые семена жизни на промерзлой земле надо было платить. И я готов был платить за него и не только своими противоречивыми чувствами. Да даже если бы я не обещал Белле – я бы все равно не ушел, какое бы будущее ни ожидало меня в этой комнате – просто потому что я не мог позволить, чтобы у нее были неприятности. Из-за меня, или из-за того, что какой-то парень не вовремя бросился устраивать свою личную жизнь – это совершенно не имеет значения. Я не могу допустить, чтобы у нее были проблемы – большие, или маленькие, я все равно буду ограждать ее от всего, что в моих силах. Пока она не прогнала меня, пока моя совесть не выяснила того, что заставило бы меня, стиснув зубы повернуться и уйти, пока у меня еще есть шаткое и слабое право быть рядом с ней – я сделаю все, чтобы мое пребывание в ее жизни было не бесполезным. Пусть она даже не знает об этом – но я причинил ей достаточно боли, и подкинул ей достаточное количество проблем – если я теперь могу хоть как-то осчастливить ее – я пойду на все, даже буду слушать мысли испорченных примитивных девушек.
- Девчонки! – крикнула Белла, и взгляды в комнате устранились к нам – Я привела к нам новенького. Будет вместо Майка.
Я с трудом удержался от того, чтобы скривиться, словив на себе заинтересованные взгляды.
Сколько ему лет? Девятнадцать? Где она цепляет таких красавчиков? Небось, наврала ему, что ей только восемнадцать исполнилось – парень и не знает, что ей за двадцаток.
Немного опешив от злорадства и зависти в мыслях девушек, я сдержал раздраженное шипение, подкравшееся к зубам, и еще раз украдкой посмотрел на Беллу. До меня вдруг дошла еще одна простая истина, о которой я раньше просто и не подумал даже – и не удивительно, ведь за свои сто лет я уже порядком подзабыл об этом. Белле уже не восемнадцать. Прошло пять лет – значит сейчас ей уже двадцать три. Двадцать три. Эта цифра гулко ударилась в моей голове, сковав мое тело липким страхом. Я так привык, что я и все близкие, которые меня окружают, не меняются со временем. Я настолько закрылся в себе, что совершенно перестал замечать окружающих людей – неудивительно, что я успешно забыл об этом.
Все эти пять лет Белла в моих потухших воспоминаниях была восемнадцатилетней девочкой, которая была готова бороться, кажется, с течением времени, чтобы остаться такой как я. Но я ушел, и унес с собой эти глупости из ее головы. Она не осталась такой. Ей уже двадцать три. И каждый год, оставляющий бесконечный осадок в моем измотанном разуме, но не меняющий, однако, ни на толику мое тело, отдаляет ее от меня, увеличивает с неминуемой скоростью и без того бескрайнюю уже пропасть между нами. Еще пару лет и она станет абсолютно взрослой, созревшей женщиной, которая, разумеется, не захочет проводить свое время рядом с неудачливым вампиром, застрявшим в теле семнадцатилетнего мальчишки, да хотя бы просто из-за неподобающих слухов. О том, что будет дальше мне не хотелось даже думать – я тут же ощущал почти физически слабость и тошноту, хотя я и не знал как такое может быть возможно.
- Ну и как зовут этого молоденького красавчика? – вывел меня из ступора ехидный голос.
Хотя с такой фигуркой имя ему вовсе и не нужно.
Меня мысленно передернуло. Ну что такое со всеми девушками? Неужели в их голове кроме денег и секса ничего нет? В любом случае, в этом месте все было именно так. Как Белла попала в этот рассадник? Почему ей не хочется бежать отсюда? Как мне защитить ее от того, отчего она сама не хочет защищаться? Почему у меня уже нет права схватить ее за локоть, вытащить отсюда и недовольно зарычать где-нибудь уже дома, вдали от всей этой грязи? Почему она больше не послушает меня, и не успокоит, посмотрев на меня снизу вверх виноватым взглядом, даже не представляя на самом деле, что под строгой маской, которую я из последних сил стараюсь держать на своем лице, смотря в ее большие чистые шоколадные глаза, я уже расплавился вплоть до самых костей, и забыл даже причину нашего разногласия. А как можно помнить хоть что-нибудь, утонув в ее невинном влюбленном преданном взгляде? Как я его заслужил? Как мне заслужить его снова? Есть ли у меня вообще шанс его заслужить?
- Его зовут Эдвард – усмехнулась Белла – Не разорвите его на кусочки, ладно? А не то он сбежит раньше, чем закончится дефиле, и Том оторвет мне голову.
Что, Белла, хочешь, чтобы все досталось тебе? – опять тот же ехидный голос в моей голове явно звучал четче и громче всех остальных – Ты, небось, себе кусочек уже отхватила? Выбрала жеребчика помоложе и посимпатичнее? Кувыркается с такими, вот и сама тянет на малолетку. Такую с подиума скоро не скинешь.
Я с трудом сдержался от того, чтобы сжать виски. Не то чтобы это могло помочь – но этот жест у меня остался, видимо, еще на генном уровне. Они просто поливали помоями, втаптывали в грязь последние хрупкие воспоминания, которые я так бережно хранил. Я слышал много подобных мыслей – но все это было пять лет назад, и даже в мыслях завистливых школьников не было столько яда.
К тому же за это время нас с Беллой разделило, кажется, столько, что я не мог оправиться от шока, что кто-то мог подозревать нас в отношениях, которых у нас никогда не было, и теперь уж тем более никогда не будет. Чистым кусочком разума я понимал, что мы уже не в школе, люди здесь все взрослые и ничего вопиющего в их мыслях не было, но часть сознания, свободная от Беллы была настолько ничтожной по сравнению с остальной, ей одной заполненной, что я никак не мог избавиться от этого подсознательного потрясения. Я опять, опять оказался не готов к тому, что все, что еще имеет хоть какое-то отношению к слову «мы», перетряхивают, словно грязное белье – даже наши несуществующие отношения.
Но было и еще кое-что в ее низких мыслях, что заставило меня задвинуть свое отвращение и задуматься. А ведь в чем-то она была права, и задевал ее этот факт не просто так. Белла действительно не выглядела на 23. Она стала взрослой, женственной, но под плавными манящими чертами ее лица я видел все ту же маленькую отчаянную девочку, усмирившую монстра в бездушном столетнем вампире. Под кокетливой улыбкой и хитрым игривым взглядом ее лицо все еще хранило чистоту и невинность прежней, тогда еще моей Беллы. Я бы сказал, она выглядела на 19, может 20… Но вряд ли больше. Жизнь наложила на нее свой отпечаток, заставив повзрослеть, но я видел девушек окружающих ее – среди них она казалась прелестным, только что распустившимся цветком, на лепестках которого еще не высохли капельки росы, мерцающие в нежных лучах утреннего солнца. Цветком, который манил своей изящной красотой, совершенно чистой и свежей, еще не пересушенной в лучах палящего солнца. И ей явно было не место в этом терновнике, где под яркими лепестками скрывались острые шипы.
Но как же показать ей это, если она не хочет этого видеть? Рассказать их мысли? Бред – Белла не глупая, и прекрасно и без чтения мыслей понимает все их намерения и истинные чувства. Хотелось мне того или нет, но мне приходилось смириться с этой истиной – она уже не нуждалась в моей защите. Моя беззащитная девочка выросла и научилась постоять за себя – я уже успел опробовать на себе ее спокойствие и уверенность. Я опять сказал моя девочка. Нет, это не было не правдой. Это действительно было так, но это ранило, принося очередное рваное пульсирующее отчаяние от мысли, что эту Беллу – настоящую Беллу, реальную Беллу, а не полустершийся кусочек мозаики под названием воспоминания, которую уже давно пора выбросить, за неимением всех остальных кусков – я моей назвать не могу.
А я не хотел, мне было больно, больно черт подери, пусть это и самое частое слово, которое я использовал в последние дни – но легче то от этого не становилось, и подбирать эпитету к чувству, к которому я так и не смог привыкнуть, я тоже не собирался. Мне просто было больно, потому что моя Белла моими же руками навсегда стерта с лица Земли, а Белла… Просто Белла уже вот уж точно не моя, а жгучее зудящее желание поцеловать ее, именно ее, а не какой-то нарисованный пальцем в слое многолетней пыли облик, так никуда и не исчезло, и даже не притупилось. Я крепко стиснул кулаки, и резко отвел взгляд от ее чуть приоткрывшихся розовых губок, так и притягивающих, словно мелодией из волшебной дудочки, ни за что уже и не вспомнить из какой сказки, своим сладким дыханием. И зачем только вспомнил об этом?!
- Все, я пошла. Удачи – хитро улыбнулась она, и мое сердце снова неумело споткнулось, от изогнутой улыбки соблазнительных губ. Сердце… А я думал, что похоронил тебя. Думал, что ты умерло уже давно. Почему ты бьешься? Почему ты спотыкаешься? Ты – вампирское сердце, не знающее усталости, не знающее неуверенности. Я никогда и сам не спотыкался, пока не встретил тебя. А ты заставила мое сердце биться, научила меня бояться, научила чувствовать, научила любить… Почему, почему ты снова уходишь, моя маленькая девочка? Не уходи, не надо, не бросай, не оставляй меня одного. Да не боюсь я всех этих девушек с их хитроумными, как им кажется, планами – уж я сумею с ними справиться. Но я боюсь твоего ухода. Не уходи, не надо, останься, пожалуйста, я не хочу снова, снова забыть все, чему ты когда-то меня научила. Я ведь только начал вспоминать, только первые знакомые чувства пробились сквозь пятилетнюю толщу забвения.
А я хочу, я хочу снова чувствовать, но ты уже уходишь, тебя уже снова нет рядом, и твой запах медленно угасает, стираемый резкими чужими, пропитываясь грязью и фальшью, повисшей в воздухе и исчезая, отказываясь существовать в этом мире. Я как твой запах Белла, я умираю через две секунды после твоего ухода, мне нужна ты, ты нужна мне, ты просто необходима для того, чтобы я еще мог существовать. Только вот лучше бы я был твоим запахом, растворившись в воздухе ароматным шлейфом, нежно и заботливо окутывая тебя, не отпуская не на миг, и не боясь, что ты меня прогонишь.
Но ты уже ушла, и запахом я твоим не стану, и невидимкой, к сожалению, тоже, а другой путь все время быть около тебя слишком заоблачный для меня. Не с тобой. Быть с тобой – это слишком громко, это слишком много, этого ни одно живое существо на земле не заслуживает – а просто быть около на тебя. Всегда видеть тебя, защищать, заботиться… Да, я знаю, еще секунду назад я хотел большего, еще большего, как бы ужасно и жадно это не звучало, но я хотел прикасаться к тебе, хотел вдыхать, словно наркоман, твой запах, целовать твою дразнящее гладкую кожу… Да, но ведь ты уже ушла, и унесла с собой остатки моего сердца, в которых каким-то чудом тебе удалось пробудить несколько отголосков прошлого.
Ты ушла, и чувств снова нет, как ни хочется, и снова пустота, безысходная, от которой хочется рвать на себе волосы и кричать от отчаяния. Я хочу, я хочу чувствовать, хочу, чтобы сердце болезненно замирало, чтобы снова неуверенно билось, порой замирая, а порой разрываясь от каждого удара, наполняясь чувствами, которых оно не может выдержать. Я хочу, хочу хоть что-нибудь, но ты ушла, и вместе с тобой все снова ушло, все краски погасли и мир опять, опять погрузился в сумеречный туман. И как бы я ни пытался, как бы не воспроизводил события пятилетней, или пятисекундной давности – но ни прежнее жжение на губах, ни покалывания в подушечках пальцев уже снова не возвращаются, и только могильный страх сыростью прорастает во мне, угрожая опять превратить меня в плесень.
Знала бы ты, просто знала бы, моя девочка, как мне душно и страшно в этой маленькой комнате. Я почти задыхаюсь здесь от отчаяния, по-прежнему не переставая удивляться, как же все-таки легко напугать вампира. Я боюсь, я ужасно боюсь – к чему уже скрывать теперь, ведь я обещал, вроде бы, не врать себе – что я не смогу вернуть тебя. Скажи, пожалуйста, просто скажи мне, ведь это так просто, что та маленькая девочка, которую я любил все еще живет в тебе. Что она просто выросла, а не что я уничтожил ее безвозвратно. Мне не жаль своей души, с которой я поступил так же – это мои ошибки, мое решение и моя плата – но убийства твоей я не выдержу.
Не говори, только не говори мне, прошу тебя, не надо, что я все-таки добился своего, и ты нашла нормальную жизнь, но ценой за это было самое дорогое, что было и есть в моей, пусть и жалкой вечности. Скажи что ты не такая, как они, с их пресловутыми мыслями, примитивными и грязными фантазиями, и жалкими низменными чувствами. Скажи, что ты осталась прежняя, что это маска, экипировка, без которой не пройти по тому пути, что ты по моей же милости выбрала. Потому что если это не правда – значит, глупо уже на что бы то ни было надеяться, потому что нет больше на свете моей девочки, которая лучше бы исчезла с лица земли, чем стала такой.

Через пару часов, которые показались мне целой вечностью, меня все-таки оставили в покое. Я даже и не представлял как это сложно. Я не мог просто находиться здесь, в этом здании, зная, что Белла где-то совсем рядом, может быть в соседней комнате, и мне нужно просто выбежать из комнаты и пройти несколько метров по коридору, чтобы снова утонуть в родных теплых глазах, даже если и на меня она смотрела холодно. Хотя нет… Холодно? Не то слово. И лучше бы, наверное, она смотрела на меня холодно. Да, видеть жесткий блеск, который и сейчас появляется в ее таком прежде нежном и любящем взгляде, мучительно. Но должен же, наверное, быть какой-то предел у боли?
В любом случае мне не жаль, я готов заплатить эту бесконечную цену за толику призрачной надежды, которой сейчас у меня не было. Если бы она сторонилась меня, не хотела разговаривать… Я бы понял, я все бы понял, понял, что ей до сих пор неприятно и больно вспоминать, и если ничего и нет, и пламя уже потухло до последней искорки – но кострище так и осталось на прежнем месте и его можно просто зажечь снова. Зажечь, даже если придется стереть руки в кровь, пытаясь добыть огонь из двух единственных спасательных палочек, лежащих поблизости.
Но нет же. Нет, все не так. В ее глазах нет обиды, нет злости, нет даже тени любви и ласки. В них лишь приветливый искрящийся свет, говорящий о том, что их обладательница искренне не понимает как можно переживать из-за какого-то короткого школьного романчика в старших классах.
Я сжал кулаки и с силой прикусил губу, явственно ощущая острые зубы. Меня убивала даже мысль о том, что все, что между нами было, попало для нее под классификацию краткосрочного романа, и неудавшейся первой влюбленности. Хотя с виду и не было ведь ничего особенного. Но неужели и для нее это правда так? Неужели все разговоры о вечности, о любви до последнего вздоха, любви, сминающей под собой все границы и рамки, сжигающей своды неписаных природой законов – все только юношеский максимализм? Неужели и не было ничего настоящего и прочного, просто попалась она под мое вампирское обаяние, которое я уже ненавижу, и возомнила, как и все девушки в ее возрасте, что ее история это сказка о золушке? Кто ошибся из нас? Она, когда возвела меня в статус принца, или я, потеряв голову и приняв желаемое за действительное? Может она и впрямь не так сильно отличается от других девушек?
Я тут же мысленно дал себе хорошего пинка за такие мысли. Как мне в голову только пришло сравнивать Беллу с окружающими?! С теми самыми окружающими, которые сейчас добрых два часа с половиной засыпали мой мозг своими грязными фантазиями, мешая мне найти Беллу в мыслях других в этом здании. Нет, она не такая. Нет, она просто не может быть такой. И если я уже и потерял шансы на хоть какие-то чувства с ее стороны, то за это я могу лишь поблагодарить самого себя, а не обвинять ее. Разве она меня бросила, разве она сказала, что не любит, разве она без колебаний наврала мне в лицо? Она готова была отдать свою жизнь, чтобы быть со мной… И если я сам безжалостно отказался от этого – это только моя проблема, которая уж ни в коей мере не дает мне права сомневаться в Белле.
Но, тем не менее, даже такая, вроде бы короткая, разлука с ней сделала свое дело, и безнадежное отчаяние уже успело заполнить мою душу прогнившей сыростью. Я все больше и больше начал опасаться за свое состояние. Я был абсолютно, абсолютно от нее зависимым. Она была моим светом в конце длинного мрачного и холодного коридора, покрытого могильной мглой и холодом. И после даже самых коротких вспышек вернуться в пугающую мрачную неизвестность, в которой я непонятным даже мне образом шел все эти пять лет, было просто невозможно.
Я благодарил Бога только за то, что она еще не послала меня куда подальше. Не знаю, почему она позволяла мне находиться рядом. Или опять по той же причине? Ей просто уже все равно? Мне не хотелось думать об этом. Я уже просто устал об этом думать. От подобных мыслей я даже не знаю, что болело сильнее – моя опухшая голова или растерзанное сердце. Я потер пальцами переносицу, как будто бы это могло хоть чем-то помочь мне. Но последние несколько часов в моей голове была ядерная война и мне нужна была передышка. К тому же у меня есть возможность просто быть рядом с ней… И пока мне этого достаточно. Пусть даже это пока продлиться всего одну секунду. Секунда с ней – это тоже не мало. Хотя даже вечности с ней не достаточно. Все-таки странная штука время. Наверное, даже я не пойму ее никогда. Только знаю одно – люди врали. Не лечит время. Не лечит. Оно лишь уничтожает каждой упавшей песчинкой одиночества, которые превращаются постепенно в такую гору песка, что в ней уже вряд ли когда-нибудь что-то отыщешь и вернешь. Не знаю, может, для кого-то время и лучший лекарь, но для меня оно – могила. А я в ней заживо погребенный.
Очередная девушка ушла с подиума, за которым я наблюдал украдкой издалека – спасибо моему хорошему зрению, и я наконец-то увидел ее. Сердце тут же неровно подпрыгнуло, а руки напряженно сжали спинку стоящего впереди стула. Она изменилась. А моя реакция на нее – нет. Я был заворожен, я был просто покорен ею. Она двигалась так… Я только что видел других девушек, и, кажется, понял, как Белла умудрилась так быстро набрать славу в этом бизнесе. Ее походка была… не такая как у них. Она просто летела, просто парила в воздухе. Я вдруг ошарашено заметил, что она даже не вставала на ступню целиком. Кажется, у меня отвисла челюсть, хотя когда-то я считал себя мастером в скрытии своих настоящих эмоций. Но она, конечно же, всегда умудрялась переворачивать мою жизнь с ног на голову, заставляя меня забыть все, что я знал когда-либо.
А действительно – зачем помнить? Зачем помнить какие-то не прописные истины, которым я пытался следовать, зачем помнить законы жизни, которые я сам себе выдумал, зачем забивать свою голову каким-то мусором, когда рядом с ней меркнут все рациональные мысли? Сколько раз она ворвалась ураганом в мой мир, открывая для меня все новые и новые грани настоящей жизни? Сколько раз я поражался тому, насколько ослепителен свет ее граней, и тому, как же я жил, не видя всего этого? Сколько раз я забывал все что я знал о людях и вампирах, сколько раз она становилась моим исключением из правил? И почему я еще ни разу не понял окончательно, что единственно важно в жизни, а что только шелуха и фантики, меняющиеся раз в полгода, чтобы не намозолить глаза потребителям?
С ней я постоянно, постоянно ловил себя на мысли, что я не знаю ничего. Я не знал как себя вести, я не знал, что делать, я не знал тех чувств, которые она мне подарила. Я не знал до нее ровным счетом ничего, потому что все, что я знал, оказалось таким ничтожным и не имеющим никакого значения, что лучше и попросту забыть это все. И, казалось бы, я должен был уже перестать удивляться, должен был привыкнуть к тому, что она всегда поражала меня чем-то. Но привыкнуть я так и не смог, и если дальше все пойдет в том же духе, то и не смогу никогда. Потому что ее загадки все больше и больше ставят меня в тупик, и я понимаю, что я не в силах разгадать их.
Белла шла почти на одних носочках. Она ступала только на переднюю часть ступни. На ней были туфли на высоком каблуке, и я был почти уверен в том, что никто не замечал ничего, кроме ее воздушной походки, как и я сам раньше в принципе, но… Но я хорошо видел, что может на какой-то сантиметр, а может на еще меньше ее каблуки не касались пола.
Не понимаю. Ничего не понимаю. Как такое может быть в принципе?! Не то чтобы так ходить невозможно – нет конечно, возможно и не такое, но она шла слишком легко. Оказавшись на такой небольшой опоре, ее вес должен был затруднить ее ходьбу. Но она словно вообще была невесомая. Словно ангел, сотканный из чистого легкого воздуха. Слава богу, крыльев у нее в этот раз за спиной не было, иначе я бы точно свихнулся, потому что у меня действительно было ощущение, что она наполовину летела. Казалось, что она просто касается ногами пола, потому, что так нужно. Я прекрасно понимал, что все это полный бред, и что надо выкинуть из головы эти глупые бредовые мысли, но у меня создавалось ощущение, что ей действительно была абсолютно не нужна поверхность под ногами.
Неужели я совсем тронулся? Или это нормально? Или это все какие то женские хитрости, которые я не познаю никогда? Я умел читать мысли, и за сто лет понял, что женщины порой делают поистине невозможные вещи. Но как? Куда делась моя прежняя Белла, спотыкающаяся в кроссовках на ровном месте? Ведь прошло пять лет, пять – а не пятьдесят, как она умудрилась измениться так радикально? Что, что произошло с ней за все эти пять лет? Как мне узнать это, когда она не дает мне не то что ни одного ответа – даже ни одного намека на ответ и шанса когда-нибудь докопаться до правды?
Я вздохнул с нескрываемой досадой, и болезненная горечь разлилась по моему телу. Правда была столь просто и очевидна. Но я не хотел, не хотел ее принимать, потому что она крушила все мои надежды… Однако и сопротивляться я ей не мог. Я был зачарован красавицей на подиуме, такой легкой, такой недостижимой, такой ускользающей от меня и недоступной… Но вместе с тем я хотел ужасно, до боли в зубах, до безумия вернуть мою прежнюю Беллу, потому что я прекрасно понимал, что эта Белла просто не нуждается во мне. Я мог, я мог быть с ней рядом раньше – пока я спасал ее от подонков в темном переулке, пока я ловил ее, когда она падала, когда я подсказывал ей на уроках, когда она замечтавшись, прослушала вопрос. А теперь…. Теперь она выросла, и теперь она может заткнуть за пояс, кажется, абсолютно кого угодно – и меня в первую очередь, и я просто ей не нужен. Не нужен, потому что я не могу ничего ей дать. Ничего, чего бы у нее уже не было. Я даже любовь свою ей предложить не могу – потому что нет в моем проклятом разбитом холодном сердце уже ничего, что я еще не погубил. И что я могу? Изредка заменять какого-то сбежавшего не вовремя ассистента? Хороша привязанность. Я даже не видел ее за это время. Все, что я когда-то мог для нее сделать теперь она могла сделать сама, и не оставалось никакого шанса… Никакой возможности хоть по какой-то причине остаться рядом с ней.
Белла уже повернулась и так же легко пошла обратно. Еще пара секунд – и она скроется со сцены. А потом еще пара минут – и она так же легко и просто, не жалея и не оборачиваясь, с играющей улыбкой на лице уйдет из моей жизни.
Я не могу этого допустить! Не могу, я не могу вот так просто, и сразу потерять ее даже не разобравшись, почему же и за что она так невзлюбила свое прошлое. Мне нужен шанс, мне нужно зацепиться хоть за что-нибудь, чтобы разобраться, зачем она разрушила все, что было, и затоптала свое собственное «я» в грязь. Ее слова в первый день нашей встречи всплыли в моей голове.
Ты хорошенько меня встряхнул пять лет назад…
Неужели это все из-за меня? Снова из-за меня? Все из-за меня?
Я даже не успел подумать. Мысль мелькнула в моем сознании настолько быстро, что я даже не успел понять ее. Кажется, решение пришло ко мне инстинктивно. Я даже не решил, что я собрался делать, но еще несколько секунд – и я уже выскочил из помещения. Беллу я нашел быстро – ее дивный запах струился в воздухе. Мое сердце резко забилось, выбивая пульс в ушах неожиданной горячей решимостью. Я даже почувствовал, как мои глаза вспыхнули. Наверное, это неправильно, и стоило еще раз все взвесить. Но я не хотел. Я уже как-то раз подумал, взвесил все – не помогло. Теперь я хотел довериться чувствам, или тому, что от них осталось. К тому же других вариантов все равно не было.
- Белла! – воскликнул я, увидев впереди знакомые каштановые локоны.
Девушка обернулась с легкой улыбкой
- Эдвард?
Я схватил ее за локоть и быстро потащил в сторону. По-моему, слишком быстро – и, тем не менее, она проследовала за мной без труда. Я остановился у окна в каком-то пустом коридоре, и Белла тут же возмущенно выдернула руку
- Что ты…
- Нет Белла – резко перебил ее я, поражаясь сам себе – На этот раз ты меня выслушаешь.