Книги всегда были моим убежищем от людей. Что же... Да, я недолюбливаю людей. Мне гораздо проще жить без общения. Ведь общение тянет за собой кучу других мелочей. Одна из них - привязанность. Что вовсе мне несвойственно.

Вот и сейчас я сижу на лавочке в парке и читаю книгу. Не буду утомлять вас названием и описанием этой книги, скажу просто, что она была весьма интересной. Но в один миг не книга вовсе меня стала интересовать.

Он стоял возле машины со своим братом. Этот самый брат мой одноклассник. Который, стоит заметить, пытается ухаживать за мной. Странно, что никто до сих пор так и не понял, что мне отношения вовсе не нужны.

Оба они статные, красивые и... синеглазые. Только вот младший имел точно яркие синие глаза всегда. А вот старший... Они менялись, серьезно!
Менялись по всем оттенкам синего. И это удивительно. Хотя, это, может, всего лишь моя фантазия, и многие могут сказать мне это, и вы можете. Но даже если это все лишь моя фантазия, то я счастлива жить с ней.

За своими размышлениями я не заметила, как ко мне подошел мой вышеупомянутый одноклассник. О, нет! Что же ему нужно? Оказалось не много: помочь подтянуть математику. Многие весь год гуляли, а под конец решали подтянуться. И первым делом такие гуляки ишли к умным, тем, которые усердно учились. Я никогда не соглашалась помагать таким. Поскольку меня очень бесили подобные экземпляры. Но в этот раз я не смогла отказать этой просьбе. Быть может, все дело в синих глазах...

Пожалуйста забудь тот теплый вечер,
Пожалуйста прости, не вспоминай.
Пусти те мысли, что грели на рассвете,
Пусть топит сердце тебе теперь февраль.
Забудь тот день, и каждое мгновенье
Его пройдет перед тобой в последний раз.
Ты отпусти меня, те дни и все ведения,
Что будут тебя прежде навещать.
Забудь ту встречу и меня святого,
Забудь все то, чего не заслужил.
Любовь твоя ведь стоит дорогого,
Увы и ах, но я не оценил.
Прошу забудь, и сразу станет легче.
Пусть не тебе сейчас, но может через год?
И ты забудешь день той нашей встречи,
Полюбишь ты другого, пускай лишь повезет.
Он вылечит твои рубцы на сердце,
А вдруг уже и нечего? Чего тогда лечить?
Ты будешь счастлива, за это я в ответе,
Ты будешь счастлива, любовь ведь не убить?!
Я не люблю тебя, ошибки не исправить,
И все мои поступки о лжи той говорят,
Тебя любить не смог себя заставить,
Поэтому в подарок оставлю только яд.
Ты забывай меня иначе будет больно,
Иначе не полюбишь другого никогда…
Забудь меня, живи лишь жизнью вольной,
Прощай, люблю тебя и это навсегда.

Еще раз сверив координаты в навигаторе, я устало ткнулся лбом в горячую кожу руля, все верно, я в нужном месте. Старый, грязный сарай на окраине такого же, словно выжженного солнцем города, назвать баром, язык не поворачивался. Словно стихийное бедствие согнало на этот клочок земли доски, обрывки жести, строительный мусор. На городской свалке вырос лагерь беженцев или эти самые беженцы окончательно погрязли в мусоре.
Именно в таких местах, да еще ночью, не советуют появляться полицейские. Да что они понимают, тут и днем не безопасно. Всю дорогу я чувствовал на себе взгляды, хотя улица была абсолютно пустынной. Вот и сейчас из мусорных баков на меня кто-то в упор смотрел, койоты, а, может, и правда беспризорные дети.
Грегори, как мы докатились до такого, а? Грег, не об этом мы мечтали. А мы ведь мечтали, чистые, правильные мальчики самого престижного университета из Лиги плюща. А я мечтал, я точно помню, что ты хотел стать психологом, а я еще на втором курсе травил лабораторных крыс в поиске лекарства от всех болезней. Где сейчас эти мечты, Грег?

Я посмотрел перед собой, в глазах рябило. Кажется, что даже стекло впитало в себя песок дороги, не говоря уже о моих легких, глазах. Никто ни в чем не виноват. У меня был выбор, всегда был выбор. Это Грег сделал выбор, не имея этого самого выбора. Его призвала семья, в семейном бизнесе наступили трудные времена. Мальчик, который подавал большие надежды в науке, так и не закончил учебу. Тогда, уезжая из кампуса, казалось он уже знал, что больше не вернется в это место. Но мы были молоды, полны надежд, мы устроили попойку в его последний день в университете. Мы клялись своей дружбой, а как могло быть иначе, с первой встречи мы были не разлей вода, мы понимали заумные речи друг друга, Грег проверял на мне теории психологии, а я мучил его подробностями препарирования мелких грызунов.

И никто из нас не мог предположить тогда, что мы встретимся только через два года. Грегори приехал в кампус в тот день, когда я думал куда бы спрятать диплом так, чтобы не пропить его на вечеринке в честь окончания университета и при этом найти его утром с хмельной головой.
Я и не мог предположить, что слова Грега, его рассказ о своей жизни, подействуют на меня сильнее любого самого крепкого алкоголя. И еще его предложение, просьба. Я согласился, это было заманчиво, магия медицины своими руками, практика без границ.
Никто не виноват, я сам сделал свой выбор.

Я зашел полутемное помещение, отмечая про себя отсутствие других посетителей, только одинокий бармен протирал стаканы за стойкой. Внутри бар оказался полным контрастом с его внешней оболочкой. Темные портьеры по стенам, хаотично расставленные столики под низким потолком, импровизированный пятачок сцены. На охранников я уже не обращал внимания, привычный атрибут жизни Грега, да и моей тоже. Только я только что вернулся из Сингапура, открытие новых лабораторий требовали моего постоянного контроля, а Грег, после случившегося его никто не упрекнет в излишней осторожности.
По кругу я обошел маленький зал, выбрал столик почище. Грегори возник словно из ниоткуда. Нет, это я пропустил его появление. Я устал, теряю осмотрительность, осторожность. Мне нужен отпуск, хоть на неделю перестать думать о перестрелках, об отчетах полиции, о тоннах, о складах, под крышу забитых наркотиками, да обо всем, черт, возьми, я хочу смыть с себя кровь, чужую кровь.

- Потерпи, ну, еще немного и я отпущу тебя, - Грег, опять его психиатрические фокусы.
- Здравствуй, - мы обменялись рукопожатием, а потом и обнялись, - здравствуй.
Мы сели за столик больше не сказав ни слова. Так повелось еще со времен учебы, не знаю, как это работало, но не всегда болтовня спасала, иногда редкие минуты тишины между нами говорили больше, чем слова. Бармен подошел к нам, наполнил стаканы.
- Сэм, дальше я сам, - Грег взял в руки пузатую бутылку, прищурился на этикетку.
Первую порцию мы выпили залпом, не чокаясь, отдавая дань памяти Дориана. Меня не было в стране, я не был на похоронах, и честно, я не уверен, что хотел бы быть.
- Ты видел отчет? – Грег намекал на отчет криминалистов, группы работавшей на месте убийства сенатора Калифорнии.
- Да, ты должен мне бутылку лучшего односолодового, я тогда выблевал завтрак прямо в ящик с документами и ужин пропустил. Это наших рук дело?
- Марго.
Я поежился от внезапного холода, Марго, знаменитая Марго, женщина-тайна, женщина-невидимка.
И еще я в красках вспомнил тот отчет. Несколько выстрелов в упор, ни одно ранение не было смертельным, но каждое тянуло жизненные силы, каждая пуля словно заколачивала гвоздь в крышку гроба политика. Так значит это сенатор был заказчиком убийства Дориана, старшего брата Грегори. А Марго отомстила.
Я вспомнил фотографии с места происшествия. Всего пять выстрелов, коленная чашечка, кисть руки, правый бок, но печень не задета, нижняя треть легкого, наконец сердце. Марго, ее имя объясняло все, даже если не она лично нажимала на курок, это была ее месть, ее воля, это она своей рукой отвешивала боль и невыносимые мучения, когда бога молят о смерти, но не о спасении.

Все, все в организации слышали о ней, но никто не видел. Это было удивительно, что глава клана был женат, у него была семья не только состоящая из наркодиллеров, наемных убийц, биржевых мошенников, но и простая семья. Не многие могли себе такое позволить. Я и Грег не смогли. Я еще мечтал, в самом начале пути, что вот-вот, я вырвусь, я все забуду, женюсь и будет у меня дочка, я очень хотел дочку. А Грег был прагматиком, он видел больше меня, это я в лаборатории, а он на передовой. Те девчонки, подающие надежды начинающие актрисы или модели, они, их так и называли – расходный материал, пропадали одна за другой. Жизнь этих девушек была красивой, но короткой. Конкуренты убивали их, думая, что ударят по больному, но нет, их никто не жалел. Их не жалели, а настоящие семьи прятали за семью печатями, не у всех получалось.

О Марго ходило много слухов, что Дориан у нее под каблуком, что многие кровопролитные, жесткие по политике операции продумывала она, непередаваемая жестокость для женщины, никаких сантиментов и жалости. Ее видели только два раза.
Первый – это в ночь, когда убили Дориана. По слухам, ее долго не могли оттащить от тела мужа, точнее от того, что от него осталось, стреляли на поражение, оперативники сбились со счета пулевых ранений, только накачав снотворным удалось ее увести. А второй – это на кладбище, где на могиле мужа она поклялась отомстить за смерть Дориана. И еще сказала, что не потерпит передела сфер влияния в организации, любая попытка поднять бунт будет жестоко подавлена. Хотел бы я посмотреть на лица кардиналов, раз никто не посмел ей перечить. Нет, не хотел бы я с ней встречаться, и сейчас тихо радовался, что все вопросы в организации я решаю только через Грегори.

- Неважно выглядишь, - Грег разлил янтарную жидкость по стаканам.
- Устал с дороги, - я слабо улыбнулся, - ты сам в порядке?
- Да, - он отпил из стакана, - сейчас все успокоилось, самое время подумать об отпуске.
- Знаю я твой отпуск. Опять завезешь на остров весь состав стриптиз-клуба, - я рассмеялся.
И как по приглашению на сцене в мутном свете одинокого прожектора появилась девушка. Девчонка еще, узкие джинсы, нелепые стоптанные угги, ярким пятном светилась красная толстовка, минимум на три размера больше, с рисунком волчьей пасти, неаккуратный хвост каштановых волос. Наверно заскучавшая подружка охранника или местная.
Девушка нелепо топталась по сцене, больше кривлялась, чем выдавала танцевальные па. И все это в абсолютной тишине, у нее были наушники от плеера, а мы наблюдали неловкую пантомиму.
- Ну я не ты. Мне не повезло, я не боготворю свою первую любовь.
- Рита, - я перебил его.
- Как будто я мог забыть, - Грег усмехнулся в стакан с коньяком, - да ты мне все уши еще в студенчестве прожужжал своей Ритой.
Как он прав, я боготворил эту девушку. Мы встречались в старших классах школы, мы разделили неловкость первого поцелуя, волнение первого признания, нежность первой ночи. А потом случилась первая ссора и расставание. Я думал найти Риту, мы разъехали по разным университетам. Только так и не нашел. Учеба съела меня полностью. А потом я и не пытался найти ее, хоть на несколько минут подсмотреть ее жизнь, счастлива ли, кто ее любит, кого любит она, чем живет, наверное, дети есть.

- Кто это? - я спросил, указав рукой на девушку на сцене.
- Это? Марго, - Грег поставил стакан на стол, так и не сделав глотка, - я думал, что ты узнаешь Риту.
Что, это Марго? Девчонка в толстовке и уггах это и есть Марго? Та самая жестокая, циничная, безжалостная Марго? Быть не может.
А потом словно мешок с песком опустился на плечи.
- Рита, ты сказал Рита? – и словно в доказательство слов Грега, девушка на сцене на секунду остановилась, тряхнула копной каштановых волос, сорвав с них заколку и посмотрела мне прямо в глаза.

Как, как я мог не узнать Риту? Да и как я мог ее узнать, я не видел ее десять лет. Но это она, волосы в постоянном беспорядке, вздернутый носик, карие, почти черные глаза. И эта неуклюжесть – это же Рита. Я вспомнил как она репетировала свой проход по сцене на церемонию вручения дипломов. Если ее ноги так заплетались в кроссовках, о каблуках не стоило и думать.
Но как? Как так получилось, что моя Рита теперь вдова Дориана, главы синдиката, а сейчас и сама глава, вдова старшего брата моего лучшего друга. Как получилось что Рита и Марго это… Маргарита, я вспомнил настоящее имя Риты.
- Грег, Грегори, - я вцепился в его руку, чтобы не пойти за девушкой, которая уже ушла со сцены, - ты знал, отвечай, ты знал?
- Знал. Не сразу, конечно. Она хочет назвать сына твоим именем, а если родится дочь, то в честь мамы.
- Оливия, - шепотом продолжил я, - Рита беременна?
- Да, ей нельзя оставаться в стране. А ты хотел в отпуск. Увези ее, их. Вы единственная моя семья, друг, увези их, не дай мне потерять вас.

***
- Марк, к тебе пришли, - дверь в палату открылась, и парень увидел своего лечащего врача.
- Кто?
- Он говорит, что его зовут Брайан.
- Не знаю такого, - Марк пожал плечами и вернулся обратно к чтению книги.
- Проходите. Он сейчас не в настроении, но, возможно, с вами он будет более откровенен, - услышал парень и передёрнул плечами. Раздражало, что доктор разговаривает так, будто Марк не слышит его, будто его нет в этой грёбаной палате.
- Я же сказал, что не зна… - Марк осёкся, когда в комнату вошёл парень. На вид ему было около пятнадцати: невысокого роста, он едва доставал парню до плеч, цвета пшеницы, чуть вьющиеся на концах, волосы, карие глаза, пухлые губы, нос с небольшой горбинкой.
- Привет, Марк, - мальчишка сел рядом, наклонив голову, и, прищурившись, разглядывал лежащего на кровати парня. Он думал, скоро ли тот узнает его, или он совершенно сошёл с ума в этом месте.
- Я оставлю вас. У вас не более тридцати минут, - и за доктором Шнайпсом закрылась дверь, вот только этих слов ни один, ни второй точно не слышали.
- Я должен помнить тебя, да? – Марк удобнее сел на кровати, отложив книгу на тумбочку.
- Ну, я на это рассчитывал…
- Кто ты?
- Если я скажу, что здесь ты по моей вине, поверишь?
- Возможно…
- Что ты помнишь с того июля?
- Июля? – Марк задумался. – Какого июля? Кто ты, чёрт побери?
- Июля двух тысячи восьмого. В ночь с третьего на четвёртое. Что ты помнишь, Марк? Ты помнишь вечеринку и аварию, когда погибла Алекса Филл? Помнишь, как твои пьяные дружки привезли тебя домой, и ты чуть не разбил отцовскую тачку? Марк, ты помнишь это? Ты помнишь… Меня?
Взвизг тормозов…
Крик…
Кровь…
Милиция…
Порошок в какой-то подворотне…
Плачущая мать…
Что за нахер?...
- Какой сейчас год? – Почему-то в этот момент Марк мимолётно взглянул в зеркало, и тот парень, с чуть отросшей бородой, удлинёнными чёрными грязными волосами, до боли худой, никак не вязался с тем образом, который явился ему с воспоминаниями о той ночи.
- Двух тысячи пятнадцатый, Марк.
- Что? – Парень ошалело взглянул на мальчишку, не веря своим ушам. Семь лет?! Семь грёбаных лет? Да он может поклясться, что прошло не более трёх месяцев, пока он тут.
Максимум четырёх.
Или…
- Кто ты? – Марк вновь перевёл взгляд на парня.
- Я пришёл тебя просить, брат, - Брайан сделал акцент на последнем слова, невесело усмехнувшись, - тебе же уже ничего не поможет, а меня усыновила отличная семья. Знаешь, тётушка Агата печёт волшебные пирожки, а дядя Френк учит катать меня на лошади. Я не хочу, чтобы прошлое мешало мне жить. А ты… Ты всё равно уже сошёл с ума, Марк. Твои воспоминания – ложь. Твоя проблема в том, что из-за наркоты, которой накачали тебя твои друзья-придурки, ты не можешь ничего вспомнить. Но даже если, каким-то чудом, твоя память подбросит тебе реальные события той ночи, прошу тебя, не выдавай меня. Тебя же не посадили в тюрьму, брат. А тут спокойно, да? Тут чудесный сад, Марк, и лучшие врачи штатов.
- Зачем ты пришёл?
- Ты не вспомнил меня? – Марк покачал головой.
- Не говори врачам, что это я, ладно. Я не хотел, знаешь… - Брайан уже стоял в дверях. - Просто и дальше старайся блокировать свои воспоминания. В дурке не так уж и плохо, Марк.
Ночь…
Брат…
БРАЙАН!!!
- Я УБЬЮ ТЕБЯ!!! – Ответ прилетел лишь через несколько минут, когда светловолосый парнишка уже покинул стены больницы. – Я УБЬЮ ТЕБЯ, БРАЙАН!!!

На часах два ночи, а я никак не могу уснуть , не смотря на чудовищную усталость. Стоит мне лишь закрыть глаза как перед мной встаёт страшная картина смерти. Сегодня у меня на руках умер молодой тяжелораненный солдат, ему уже ни чем нельзя было помочь. Казалось ,что за три с лишним года можно привыкнуть каждый день видеть смерть, но я не могу. К этому невозможно привыкнуть. В такие моменты, помимо моей воли, представляю, что где-то, в этот самый момент, умирает мой Джаспер. Каждый раз когда к нам в госпиталь привозят новых раненных я всегда страшусь увидеть среди них его. Никогда особо не верующая в Бога за это время научилась и верить и молиться. Единственное, что помогает держаться, продолжая бороться, моя любовь, надежда и вера. Я проклинаю тех кто раскрыл на земле врата ада. В мире нет ничего тяжелее не известности и ожидания. Когда у меня выдаётся свободная минутка я не спешу возвращаться домой где меня ждёт пустота и холод одиночества. Четыре года назад ,за полгода до войны, сразу после свадьбы мы с Джаспером искали подходящий нам дом в котором могли бы начать строить совместную жизнь и лишь раз увидев сразу влюбились в этот маленький домик окруженный садом, в котором потом разместилась беседка. Каждый вечер мы сидели там, вдвоем, наслаждаясь обществом друг друга, не заполняя уютную тишину ненужными словами, порой мне казалось, для того чтобы общаться нам не нужны слова. Нашу связь я называла волшебством а Джас говорил, что просто любит меня.Эти тихие вечера стали нашей маленькой традицией, а потом в один миг наш мир рухнул, навсегда разделившись на до и после. Даже сейчас я ловлю себя на остром желание проснутся оказавшись в надежных объятьях любимого и понять, что это всего лишь кошмар.Но у меня ничего не получается. Я живу словно по инерции, как во сне , стараясь проводить в госпитале всё своё время, выматывая до тошноты, только чтобы не думать. Некогда такой уютный дом , который я обустраивала с такой любовью и заботой пришёл в полное запустение, так словно в нём никто не живет, от этого становится больно и грустно. С каждым днем бомбежки становятся всё сильнее и сильнее, воздушная тревога звучит почти не умолкая. Порой орудийные канонады не замолкают ночи на пролет, а небо расцвечивают прожектора противоздушной обороны. Они становятся все ближе к пригороду Лондона где и стоит наш дом. Все наши соседи давным давно покинули свои дома спасаясь от ужасов войны уезжая кто к своим родственникам а кто покидает страну, только я остаюсь здесь, исполняя просьбу моего Джаспера.
Провожая его на фронт и прощаясь на пероне около поезда, в толпе других провожающих, стараясь перекричать крики и плач, он просил исполнить лишь одну его просьбу : ждать его в нашем доме ведь чтобы с ним не случилось ,где бы он ни был обязательно вернется, вернется в наш дом. Джас не брал клятву, не требовал, только просил. Но для меня его просьба стала клятвой крови, которую не возможно ослушаться. Я держу её вот уже больше трех лет и чтобы не случилось останусь верна ей до последнего.
Вот погода от него нет никаких известий. Почтальон боится посмотреть мне в глаза зная то что для меня нет писем. Но я научилась радоваться даже этому леденящему душу молчанию, это лучше чем похоронка. Значит ещё есть надежда.
Но сегодня пришло такое долгожданное письмо, не в силах ждать, дрожащими руками вскрываю конверт, перед глазами всё расплывается от слёз. Но первая же строчка заставляет кровь застать в моих жилах - " Сообщаем, что Ваш муж, майор Джаспер Уитлок пропал без вести в боях... смутно чувствую, что кто то поддерживая и сажает на скамейку. Казалось, что последние силы покинули меня, в голове словно молот бьётся эта строчка, для кого то сухой концелярский отчет, но в нём смысл моей жизни. И будто из глубины оцепеневшего сознания пробивается крик исполненный надежды " Пропал не значит умер! " и я цепляюсь это как утопающий за соломинку.
С момента этого письма проходит месяц и больше не было никаких известий, ни одной строчки. Казалось бы всё кончено, можно собрать вещи и уехать, спастись, но для меня это равносильно предательству, измене. Я знаю подобных женщин, которые проводив своих мужей и женихов бросаются во все тяжкие, тут же забывая о клятвах верности и любви, предают тех кто ушел на фронт, защищая их ценой своей жизни.
К ним я не испытываю ничего кроме презрения.
Проснувшись ещё за светло, уснуть вновь не удалось, не смогла. Меня охватило странное предчувствие так словно должно произойти нечто хорошее. Во всём теле поселились острое нетерпение, словно я попала в своё детство, на утро после Рождественской ночи, когда встав раньше всех торопилась посмотреть подарки от Санты. Сейчас испытывала те-же самые ощущения. Не могла бездействовать, сидя на одном месте, начала пробежаться в доме. Распахнула настежь все окна, выпуская в дом свежий весенний ветерок. Всё моё существо жаждало деятельности. Такой я была лишь с Джасом, который наблюдал за моей кипучей деятельностью, с тёплой улыбкой на губах. Тогда он дал мне прозвище " неугомонный эльф " и частенько дразнил меня любя.
Почти забытое мной чувство.
Ближе к вечеру весь дом сиял чистотой,наполнился воздухом и светом. Всё было так словно я жду дорогого мне человека.Зачем-то впервые решила приготовить нехитрый ужин из оставшихся запасов картошки. Света давно не было, приходилось пользоваться свечами. Когда почти всё было готово, а часы показывали половину девятого послышался стук в дверь, тихий и неуверенный, но этого хватило для того чтобы заставить меня застать на месте, стук повторился , я на не гнущихся ногах бросилась открывать дверь, руки не слушались дрожа ,но мне всё таки удалось её открыть. На пороге, в потрепанной офицерской форме, стоял мой Джаспер. Чтобы не потерять равновесие, вцепившись в дверной косяк я потянулась ему на встречу, желая проверить, что он не плод моего воображения, а реальность. Он, до боли знакомым жестом протянул мне свою руку и когда я коснулась грубоватой кожи его ладони , всё встало на своё место . Я вновь оказалась дома и впервые позволив себе заплакать, стать слабой, бросилась ему навстречу, мгновенно очутившись в его крепких, таких родных объятьях, вдыхая полной грудью его запах. Сквозь судорожные рыдания смогла расслышать его участившиеся дыхание и руки сжавшие меня ещё крепче.
- Элли...моя Элли...
- Я знала, что ты вернёшся ! Сегодня !
- Ты исполнила мою просьбу, исполнила и дождалась меня, - его взволнованный голос звучал хрипло и тихо , в нём слышался любимый мной, немного растягивающий , южный акцент.
- Разве могло быть иначе, - Я немного отклонилась, посмотрев в его голубые глаза, в которых поселилась усталость пополам с болью, но в них по прежнему светилась нежность.
- Я так люблю тебя, -прошептал Джаспер
- А я сильнее, - традиционно поспорила я. Уголки его губ слегка преподнялись изогнувшись в легкой улыбке.
Мы вновь обнялись , крепко прижавшись друг к другу, забыв обо всём, так словно в мире не было никого кроме нас.

Я смотрела на него, и сердце мое сжималось от боли. Как, такой красивый, мужественный мужчина мог сейчас лежать весь в бинтах, со множеством трубок, проводков в окружении множества пищащий аппаратуры. Его серые глаза, были закрыты, черные как смоль волосы были едва видны из-под повязки на голове, на правой щеке проступали глубокие рубцы от порезов. Слезы потекли по моим щекам, и я прикусила палец чтоб наружу не вырвались мои страдания. «Как я могла так опрометчиво поступить» - сокрушалась я. Это я виновата в этой аварии, если бы я только сдержала слово, выполнила ее просьбу. Но нет, я решила по - свойму, решила, что он должен знать правду, что Кира беременна, ждет ребенка от него. Нет, чтобы рассказать ему при встрече, я позвонила, даже не спросив удобно ли ему говорить.Он был за рулем, он всегда водил машину на бешенной скорости. Моя новость чуть не убила его, в прямом смысле чуть не убила… я слышала в трубке визг тормозов, как скрепит покореженный металл от удара, а затем тишина… Боже как я была глупа.
Видимо я не смогла сдержать всхлипов и это разбудило моего друга. Я поспешила вытереть следы слез, прежде чем встретится с его взглядом. Его большие серые глаза сказали больше, чем тысячи сказанных слов. Минутный бессловесный монолог его серых глаз, кричащих, умоляющих, просящих ничего не говорить ей, я не смогла долго сопротивляться этому властному взгляду, закрыв глаза я согласилась выполнить его просьбу. Мое сердце сжалось, я знала, что он значит для Киры, что она броситься к нему, не взирая ни на что. А то, что она могла увидеть могло ее потрясти, а в ее положении этого допустить было нельзя. Я знала, что мой друг прав, оградив ее от горькой правды. Открыв глаза, я вновь встретилась с его серыми глазами, в которых прочитала страх за нее и безграничную любовь.
- Я ничего не скажу ей, - прошептала я, его глаза закрылись и глубокий вдох облегчения, разлетелся по палате.
Дверь отварилась и во внутрь влетела девушка, которая тут же припала к телу мужчины. Вероника - жена моего друга, мы были с ней знакомы, но подругами нас назвать было нельзя. Только, когда она оторвалась от мужа, и встала, чтоб меня поприветствовать, я обратила внимание на ее округлый животик. Перекинувшись с ней парой слов, я поспешила покинуть палату. Оказавшись в коридоре, я опустилась в кресло, пряча свое лицо в ладонях. «Дура! Какая же я дура!» - не переставала я ругать себя, ведь она знала о беременности его жены, потому, то и просила ему ничего не говорить, она хотела сохранить его семью.

Он проиграет. С отчаянием глядя на лежащую перед ним девушку, Адольф не мог отделаться от бьющей набатом, пульсирующей мысли: проиграет, проиграет, проиграет.
Откуда этот мерзкий, хвастливый слизняк, гордо именующий себя его другом, узнал искусство мехенди? И как у него получились такие ровные, без разрывов линии?
Он с самого начала знал, что поддаваться на провокацию и соглашаться на пари было плохой идеей. У него не столь богатая фантазия, да и материал, как назло попадался неуступчивый, только портящий замысел.
С тяжким вздохом задвинув выдвижной стол и закрыв холодильную камеру, Адольф поспешил на выход. Обычно, морг действовал на него успокаивающе, недаром выбирая специализацию, он остановился именно на профессии патологоанатома. Но сейчас не время предаваться рефлексии, стоило поторопиться. Остался последний раунд, последний вечер, последнее убийство, которое решит исход игры.
И все-таки, когда он соглашался сыграть с Ральфом в самое красивое убийство, то не знал, что заносчивый мерзавец так искусно владеет ножом. Еще бы Мона Лизу нарисовал на теле той блондиночки. Надо же, мехенди! А он еще обрадовался, когда труп привезли. Подумал – грязная работа. От запекшейся крови, покрывающей каждый дюйм кожи толком ничего не было видно. Но как только отмыл труп, понял - счет стал 3:2. И сейчас только чудо может спасти его от позорного проигрыша.
Он шел не разбирая дороги, даже на случайных прохожих не обращал внимания. Чувствовал, что в этот раз логика и холодный расчет не помогут. Надо довериться интуиции, или высшим силам, ведь если сильно и искренне верить, они обязательно приведут его к Идеальной Жертве!
Из транса он вынырнул внезапно, как будто за веревочку дернули. Остановился, огляделся. В нескольких шагах были гостеприимно раскрыты двери балетной студии. Это точно знак!
Адольф заприметил как раз напротив здания небольшой сквер. Улыбнулся победно, и неторопливо пошел к свободной лавочке. Теперь оставалось только ждать.
Долго скучать ему не пришлось. Со ступенек студии, как ангел слетела прекрасная девушка. Она была так грациозна, воздушна, так искренне радовалась погожему деньку, напевая какую смутно знакомую мелодию, что Адольф невольно задержал дыхание. Это была Она.
Адольф потянулся, как сытый кот, и бодро направился следом за своей Идеальной Жертвой. Удача благоволила ему, девушка завернула в темный, безлюдный переулок, возможно, хотела срезать дорогу до дома. Наивная малышка даже не подозревала, что за спиной притаилась опасность. На накрывший рот платок, смоченный в хлороформе, отреагировала лишь тихим, удивленным вздохом.
Позже, наблюдая как медленно плавится воск в большом чане, Адольф не мог отделаться от радостного предвкушения победы. Маленькой победы, которая спасет остатки его самолюбия, растоптанного Ральфом. Надо же, мехенди!
Девушка тем временем, постепенно начала приходить в себя. Не дав ей возможности закричать, Адольф подбежал к связанной пленнице и лихорадочно затараторил:
- Девушка, не бойтесь. Я не сделаю вам больно. Обещаю, вы даже ничего не почувствуете. Только помогите мне, пожалуйста! Вы ведь балерина, да? И умеете принимать красивые позы?
Не дождавшись ответа от связанной и онемевшей от ужаса девушки, Адольф пошел к столу, где в художественном беспорядке валялись ножи разной величины. Взяв один из них, он с доброй улыбкой обернулся к своей гостье.
- Я вас сейчас освобожу. Только пообещайте мне не пытаться сбежать. Я очень не хочу вас ранить. Во-первых, нарушу слово и сделаю вам больно. Во-вторых, может пострадать целостность картины.
Нервы девушки не выдержали и она закричала, заливаясь слезами:
- Кто вы? Что вам надо? Немедленно отпустите меня!
- Девушка, ну зачем же вы кричите. Мы тут все цивилизованные люди, способные вести спокойный, конструктивный диалог. Понимаете, я со своим лучшим другом поспорил. Кто сможет совершить самое красивое убийство. Пока я, к сожалению, проигрываю. Вы моя последняя надежда. Мне очень нужно, чтобы вы приняли какую-нибудь красивую позу из балета. Воск все зафиксирует, я потом огоньку добавлю, да красок. И будете вы еще долго глаз услаждать. Вы не волнуйтесь, я все очень реалистично сделаю! Всю вашу природную красоту сохраню. Я умею!
И видя, что девушка находится на грани то ли обморока, то ли нервного срыва, Адольф торопливо договорил:
- Вы же все равно сегодня умрете. Так выполните напоследок мою маленькую просьбу.
Долго уговаривать свою Идеальную Жертву Адольфу не пришлось. Недаром же она была идеальной. И вскоре он уже любовался на девушку, застывшую в изящной позе Épaulement.
Ральф сгрызет ногти от зависти. Это шедевр! Это триумф!
Это ничья.

Мы ежедневно что-то у кого-то просим. Это факт! Мы просим в булочной хлеб у продавщицы, у прохожего - подсказку в поисках нужного адреса и точное время. Некоторые просят даже сами у себя - "еще пять минуточек, и я встану".
Но когда дело доходит до по-настоящему важных просьб, мы не можем заставить себя попросить даже у самых близких и важных людей. Мы стесняемся, боимся отказа, непонимания... Да чего угодно, но откладываем это на "потом", думая, что сейчас мы справимся сами, переживем, перетерпим.
И уже позже, когда наступает это самое "потом", и ты уже рассказываешь о событиях, как уже о прошлых и пережитых, а в ответ получаешь: "И почему ты не пришла ко мне?". А в ответ сказать и нечего.
Ведь только в этот момент ты понимаешь, что действительно попроси ты о помощи, даже просто моральной поддержке, ты бы получила ее незамедлительно, без каких-либо упреков и объяснений "почему у тебя происходит именно это". У тебя просто было бы рядом надежное плечо.