- Эдвард, сегодня 24 декабря, - уровень веселья в голосе крестного резко снизился.
- Черт, - выругался я, остатки сна разом пропали и я открыл глаза. Как я мог забыть, что сегодня двадцать четвертое? Ведь в эту ночь погибли мои родители, и за прошедшие тринадцать лет я ни разу не забывал об этом дне. Но с Беллой я забыл о времени, забыл о том, почему вернулся в Лондон. – Спасибо, что напомнил.

Через пятнадцать минут, приняв душ и одевшись, я отправился к родителям. Черный Мерседес доставил меня к ним за рекордное время. Или это я так сильно гнал машину, что меня все пропускали, или сегодня люди решили остаться дома и не ходить на роботу – на дороге не было пробок. Припарковавшись у ворот кладбища, я отправился на могилу родителей. Через десять минут я был рядом с ними. Когда пришло время хоронить их четырнадцать лет назад, люди из похоронного бюро задали, как мне тогда казалось, глупый вопрос – что бы хотели видеть мои родители. Я не мог их понять: зачем спрашивать подобное у ребенка, который только что потерял отца и мать? Что могут видеть мертвые? Но сейчас я их понял. Мои родители лежали на холме, с которого открывался прекрасный вид на Лондон. Я присел на корточки и положил на их могилу одну красную розу, которую так любила мама. Она всегда говорила, что дело не в количестве цветов, а в том внимание, о котором они свидетельствуют. Она не любила пышные букеты, а вот одинокий цветок всегда ее радовал. Размышляя о своих родителях, я притронулся к каменной плите, под которой они покоились. Как всегда, она была холодной. Но через несколько минут черный мрамор нагрелся от тепла моей ладони и засиял. Казалось, будто сами родители обрадовались моему приходу. Ангел на надгробии как будто улыбнулся. Так было всегда, каждый год, что я приходил к ним. Стоило мне прикоснуться к плите, как все вокруг менялось.
- Привет, - произнес я. Я знал, что со стороны это казалось странным – взрослый мужчина, разговаривающий с надгробием. Но я так же знал, что это правильно.

- Ты был прав, отец. До встречи со своей второй половинкой мы всего лишь существуем. И, похоже, я встретил ее. Так что только теперь я могу сказать вам, что выполнил вашу просьбу. Теперь я живу, а не существую как раньше. Я бы очень хотел познакомить вас с Беллой. Я знаю, она понравилась бы вам.
Я сидел рядом со своими родителями еще час, рассказывая об этом годе своей жизни, о Белле.

Странно, что я смогла открыться и полюбить всего за два дня.
Именно такой была моя первая мысль, когда я проснулась утром. А затем я вспомнила слова, которые постаралась спрятать в самом отдаленном уголке своей памяти:
«Эдвард, зачем вы вернулись в Лондон?»
«Чтобы встретить Рождество. Одному».
Эдвард хотел провести этот день в одиночестве, и я не стану ему препятствовать. Он и так уже потратил на меня два дня, так что сегодняшний день я проведу одна. Без него. Я не могу заставить его и в этот раз потратить день на меня. Это будет моим рождественский подарком – я оставлю его одного, как он и хотел.

- А знаешь, ты недалека от истины. И как это мы раньше все это не увидели? – со смехом произнес я. Затем став серьезным, я взял ее за руку и посмотрел в глаза. – Хочешь поехать со мной?
Белла на мгновение задумалась, закрыв глаза. Казалось, она борется сама с собой. - Да, я поеду с тобой, – вздохнув, ответила она, открыв глаза.
После этих слов я поднял ее руку и нежно поцеловал ладонь. – Спасибо.

- У вас есть шотландское виски?
- Конечно. Какое именно вы желаете: солодовое, зерновое или смешанное?
- Солодовое, конечно.
- Сингл-молты или вэтид-молты?
- Сингл, - ответил я.
- У вас отличный вкус, сэр. Подождите минутку, я принесу бутылку.

ще бы, за последние восемь лет, когда я изобрел новый способ справляться с горем, то перепробовал все виды алкоголя, но только этот помогал мне.

Как только мы вошли в приемную больницы, сразу же услышали громкий голос. – Эдвард, проходимец ты этакий, как можно было забыть о своей тетушке Молли?

- Твоя невеста, я угадала? – спросила она, пожимая руку Белле. – Вы очень красивая, милая. И вы с Эдвардом прекрасно смотритесь вместе. Что ж, пойдемте посплетничаем, пока у меня перерыв и вы все расскажете мне: когда и как познакомились, а самое главное когда свадьба. – Белла удивленно и смущенно посмотрела на меня, прося помочь ей, ведь Молли, крепко ухватив ее за руку, потащила в свой кабинет.

Через мгновение я услышал громкие звуки сирены приближающейся скорой. Еще через десять секунд я увидел каталку…
Казалось, прошлое решило наконец-то добраться до меня. На каталке лежала женщина тридцати с лишним лет, блондинка, вся в крови, и задыхалась. Шум и гам поднялся в приемной. Но я не мог оторвать глаз от каталки. На ней лежала моя мать… Это был мой оживший кошмар…

Моя мать… эта женщина… она умирала…
Я клянусь, больше никто не умрет, если я буду рядом. Я больше никому не позволю умереть у меня на руках.
Отложив бутылку виски на стол в приемной, я, повинуясь инстинкту, выработанным годами врачебной практики, подошел к больной, быстро стал оценивать ее состояние, отдавая приказы и выслушивая слова врачей скорой помощи.

Эдвард, скажи мне честно, ты действительно ничего сегодня не пил? Я не могу рисковать жизнью пациентки?
- Я ничего не пил сегодня, - почти по слогам произнес я. Вырвав свою руку, я отправился спасать жизнь женщине, которая была так похожа на мою мать.

- Что ж, Белла, пойдем попьем чаю, пока Эдвард оперирует. Эта операция затянется на несколько часов, если больная конечно выживет.
- Но… - я хотела возразить, но Молли не дала.
- Белла, ты будешь нужна Эдварду, когда он закончит операцию. Не знаю, что между вами происходит, но ты первая девушка, которую он привел сюда. А это значит, что ты много для него значишь.

В тот вечер Лиз и Эдвард не могли оторвать глаз друг от друга. Через неделю Эдвард уехал в штаты, а Лиз осталась в Лондоне. Но она ждала его, и он вернулся. Через месяц мы гуляли на их свадьбе. Еще через три Лиз сказала, что беременна. В тот же день Эдвард поклялся, что сделает ее самой счастливой женщиной в мире. Он построил для нее эту больницу. Эдвард рос вместе с ней. Вместе с мужем Лиз разрабатывала макеты больницы, искала для нее самое лучшее место. Затем беременная контролировала процесс строительства, если, конечно же, Эдвард не успевал увести ее и уложить в постель. Эдвард был первым больным в этой больнице, он родился здесь, открыв ее. Вся его жизнь была связана с ней. Все свое детство он провел среди врачей и больных, играл не с машинками и пистолетами, а со шприцами и хирургическими инструментами, конечно же, игрушечными. Он жил больницей и хотел стать врачом. Но потом повзрослел, и его мечты изменились.

В семнадцать лет, когда они возвращались от бабушки, их машина перевернулась. Отец Эдварда погиб на месте, а мать умирала у него на руках. Эдвард был ребенком, он не знал, как помочь ей. Но он пытался… и не смог. После этого он больше никогда не заходил сюда. Это был их второй дом, детище его родителей. Но после их смерти он больше не мог сюда приходить. Не мог оставаться в Лондоне, поэтому и уехал в Штаты. Через три года мы узнали, что он поступил в медицинский и стал лучшим студентом на курсе. Он спасает жизни людей, но своей не дорожит.
- Вы о поездках в горячие точки? – спросила я, заваривая Молли новый чай.
- Да. Ему не дорога жизнь, поэтому он бросается под пули, спасая других. И ему это удается.

- Ты хочешь, чтобы я осталась с тобой? На Рождество?
Нет, я не это имел в виду. Я хотел, чтобы она осталась со мной, в моем сердце, в моей душе, в моем доме. Я не хотел отпускать ее от себя. Я понимал, что уже не смогу позволить ей уйти от меня. Но если сейчас она готова остаться только на Рождество, я согласен и на это.
- Да. Останься со мной на Рождество.